Сорок лет Чанчжоэ - Липскеров Дмитрий Михайлович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗

Шаллер выбрался из бассейна, взял за руку Джерома и запросто, без напряжения вытащив его из воды, поставил рядом с собой на мраморную плитку.

— Ну-с, молодой человек, мне пора. Приятно было с вами пообщаться. Если у вас на досуге будет время, приходите искупаться еще.

— Передавайте привет чужой красивой женщине, — в свою очередь сказал Джером.

Он прыгал на одной ноге, ковыряя в ухе пальцем, освобождая торчащий древесным грибом отросток от воды. — И жене теплый привет. Она у вас на тощую курицу похожа. Вы, навер ное, ее объедаете!

— Вы и жену мою видели! — воскликнул Шаллер, поражаясь точностью сравнения.

— Пришлось как-то…

— Да! — вспомнил полковник, натягивая галифе. — Передайте господину Теплому, что господин Шаллер навестит его в конце недели.

— Всенепременно, — пообещал мальчик, выжимая купальный костюм себе на ноги.

Генрих Иванович посмотрел на тощие ягодицы Джерома, кивнул ему на прощанье и скрылся за кустами боярышника.

20

Гаврила Васильевич Теплый с утра до ночи расшифровывал летописи Елены Белецкой, покрывая чернильной вереницей одну страницу за другой. В его учительской душе не осталось более места светлым чувствам, он негодовал на то, что ему приходится за какие-то ничтожные сто рублей расходовать свой безмерный гений.

Славист почти не думал над смыслом расшифрованных страниц, все его существо захватила злоба, заставляющая деревенеть мышцы тела и работать со сбоями мочевой пузырь.

— Если я что-нибудь не предприму, то сойду с ума, — думал Гаврила Васильевич, кладя очередной лист с расшифровками в пачку. — Как посмел этот ничтожный человек усомниться в подлинности моего открытия! Недаром говорят: — У кого сильно в мышцах, у того слабо в голове!" Я бы с удовольствием разделал его тушу по всем правилам мясницкого искусства! Сначала бы шкуру снял, затем вырезал сердце и смотрел, как оно, бычье, трепыхается беззащитно в моих ладонях, плача кровью…" Гаврила Васильевич опять испытал желание убить. На сей раз это чувство было непреодолимым, мутящим сознание, мешающим сосредоточиться на работе.

Славист отложил бумаги в сторону. — Пойду прогуляюсь", — решил он, поднявшись со стула и пройдя в кухню. Там он зачем-то взял длинный изогнутый нож, взрезал им подкладку пиджака и уложил тесак между двумя тканями, осторожно прижимая прощупывающееся лезвие рукой. Затем учитель снял со стены веревку, на которой обычно сушилось его нижнее белье, смотал ее в клубок и засунул в карман брюк.

Он коротко взглянул на часы с кукушкой, отметив, что время уже позднее, к двенадцати, и вышел на улицу.

Идти было некуда, а потому Гаврила Васильевич в странном забытьи остановился возле входа в интернат, укрывшись от фонаря в тени старой липы. Так, замерев, он простоял некоторое время, пока его глаза не различили в лунном свете фигуру подростка, спешно приближающегося.

— Джером!" — подумал учитель, щупая сквозь подкладку лезвие ножа.

Когда подросток приблизился, славист резко шагнул из тени и лицом к лицу столкнулся с Супониным.

— Супонин? — удивился он.

— Господин Теплый! — Подросток от неожиданности икнул и вытаращил на учителя глаза.

— Так-так!.. — протянул Гаврила Васильевич. — Позвольте спросить вас, откуда вы прибываете в столь поздний час?

— Я… Да я, это… — замялся Супонин. — Понимаете ли…

— Не мямлите, Супонин! Я же понимаю, что вы старше своих соучеников на два года, а потому у вас желания, отличные от них. Вы почти уже взрослый человек.

Будь другой на вашем месте, я просто дал бы ему линейкой по голове и лишил бы ужина!.. Вам уже исполнилось пятнадцать?

— В прошлом месяце… — ответил подросток, пока не понимая, минула его кара Господня или над головой все еще вознесен меч возмездия.

— Вы — взрослый человек, поэтому я разговариваю с вами по-другому.

Расслабьтесь! Я не буду вас наказывать.

— Спасибо.

Гаврила Васильевич взял подростка под руку и неторопливо зашагал с территории интерната, увлекая в доверительной беседе Супонина за собой.

— Вы, наверное, думаете, что я старый и не понимаю интересов вашего возраста?

— Что вы! Вы совсем не старый!

— На самом деле вы так не считаете. Я вспоминаю время, когда мне было пятнадцать лет. Все старше двадцати пяти казались мне увядшими стариками, не способными понять моих страстей и желаний. В пятнадцать лет я в первый раз влюбился и так же, как вы, бегал по ночам на свидание к предмету своей страсти… Вы были на свидании?

— Ага, — ответил Супонин, Гаврила Васильевич втянул в себя воздух.

— Какими духами вы пользуетесь?

— — Бешеный мул", — ответил подросток, радуясь, что наказания не последует и что учитель Теплый оказался на поверку не таким уж и мерзким, каким слыл в интернате.

— Приятный запах. Наверное, вашей подруге он нравится. Как ее зовут, если не секрет?

— Анжелина.

— Как?! Неужели Анжелина?

— А что такое? — испугался Супонин.

— Не может быть! Такое совпадение! Да знаете ливы, что, когда мне было пятнадцать лет, мою возлюбленную тоже звали Анжелиной!

— Здорово! — обрадовался подросток и вдруг внезапно ощутил, как под сердцем у него беспричинно засосало. Какая-то тоска вошла во все члены.

— Опишите мне ее, — попросил славист и оглянулся на здание интерната, оставшееся далеко позади и целиком закрытое густой зеленью. Он все крепче сжимал руку мальчика, не чувствуя, как из подмышек поливает потом. — Расскажите мне о ней скорее!

— Я не знаю, что и сказать, — растерялся Супонин.

— Сколько ей лет?

— Наверное, семнадцать.

— Она красива?

— Вроде ничего…

— А где вы познакомились?

— В кондитерской.

— Вы первый с ней заговорили или она с вами?

— Кажется, я.

— И что потом?

— Мы гуляли с нею, зашли на карусель.

— Вы угощали ее мороженым?

— Нет. Мы ели воздушную кукурузу.

— И что потом?

— Потом наступил вечер…

— И вы, конечно же, целовались… Не стесняйтесь, Супонин! Это вещи естественные, о них не стыдно говорить.

— Да, мы целовались. И я совсем не стыжусь этого. И еще мы занимались самым интересным…

— Чем же?

— Мы занимались любовью на берегу реки.

— Вот как! — Пальцы Теплого потрогали лезвие ножа. — Как интересно!.. Она была вашей первой женщиной?

— Нет.

— Сколько же было до нее?

— Кажется, четыре… Или пять…

— У вас уже есть опыт. Они все были девственницы?

— Все, кроме одной — первой.

— Она, наверное, была много старше?

— Ей было сорок три.

— А вам?

— Тринадцать.

— Вероятно, она была хорошей учительницей… — Указательный палец Теплого слишком сильно уперся в лезвие тесака, подкладка рассеклась, и сталь порезала подушечку возле ногтя. Гаврила Васильевич вскрикнул, выдернул руку из-под пиджака и засунул палец в рот.

— Что с вами? — спросил Супонин.

— Нет-нет, ничего!.. Напоролся на булавку!.. Продолжайте!

— А что говорить?

— Скажите, в каком случае вы больше испытывали возбуждение: когда ласкали опытную женщину или невинную девушку? — Теплый отсасывал из пальца кровь и от ее сладкого вкуса чувствовал, как по телу растекается блаженное тепло, а сердце стучит уверенно и гулко.

— Не знаю. Мне кажется, что это разные ощущения…

— Конечно, разные, — подтвердил Гаврила Васильевич. — Невинность манит, а зрелость расслабляет. Зрелость — бесстыдна, тем и привлекает, а сжатые от страха ножки, коленками стерегущие лоно, руки, старающиеся защитить ладошками наготу, губы, то ласковые и страстные, то каменные от страха, — все это ужасно воспаляет тело! Ничто не приносит такого удовлетворения, как совладать с чужой слабостью и страхом! Победа над сильным есть радость избегнувшего смерти! Вы понимаете меня?

— Не совсем, — ответил Супонин. Он чувствовал, как правая рука учителя все крепче сжимает его талию. — А куда мы идем?