Щепотка перца в манной каше - Шугаев Аркадий Анатольевич (электронная книга TXT) 📗
— Почему именно меня ты предупреждаешь?
— Ты вызываешь у меня наибольшее опасение.
— Почему это? Ты вообще ко мне постоянно придираешься, я переведусь в другое отделение, ты меня уже достала.
Ирис ничего не ответила, она пристально вглядывалась в склоны гор, обступивших шоссе.
Я тоже стал смотреть в окно. Окружающий пейзаж был довольно угнетающим. Почти лысые горы, песок, камни. Оживляли обстановку только колоритные бедуины, изредка проезжающие на верблюдах, одеты эти дети пустыни были в бесформенные одежды, лица обожжены агрессивным палестинским солнцем, на головах известные всему миру арабские платки.
Джипы въехали на горку, и мы увидели конечную цель нашего путешествия — настоящую крепость. Километры колючей проволоки, сотни тонн бетонных плит, мешки с песком, массивный шлагбаум, наблюдательные вышки. Вооруженные часовые запустили нашу колонну на территорию военной базы.
— Здесь вы пройдете недельную стажировку, — объявили нам.
На базе были уже не палатки, а довольно комфортабельные домики с комнатами на четыре человека. На каждые несколько комнат полагался телевизор и видеомагнитофон. В таких условиях можно служить!
Первая моя смена уже через два часа, я должен был отстоять четыре часа на вышке. Меня кратко проинструктировали, посадили в открытый джип и повезли на пост.
На вышке я сменил такого же великовозрастного военнослужащего, как и я сам. Звали его Юваль. Фактурный парень был этот Юваль — лысый, с испанской бородкой, в очках с желтыми стеклами. На посту он стоял, закутавшись в пончо, и курил короткую трубку, источавшую приятный дым голландского табака.
— Я тебе кофе оставил. Взбодрись, — приветствовал меня часовой.
— Спасибо, — поблагодарил я этого душевного парня и принял термос, наполовину залитый душистым напитком.
Юваль сдал мне пост и отправился спать. Автомат я поставил в угол, снял разгрузку, предварительно вытащив из нее две фляжки, в одной из которых была водка, а в другой — питьевая вода.
Глубокая ночь. Моя смена с двух до шести часов утра. Я удобно расположился на стуле и приступил к исполнению своих обязанностей.
В окно вышки я вижу оккупированные Израилем территории на много километров. Внизу, за ограждениями, простерлась мирная сегодня Рамалла — столица Палестины. По склонам гор вокруг нашей военной базы налеплены арабские деревни. Все тихо. Палестинские крестьяне мирно спят. Под вышкой бегают шакалы, рыщут чего-то, пропитание пытаются найти. Где-то вдали зловеще ухает сова.
Я делаю из фляжки №1 большой глоток, водка привычно обжигает пищевод, по телу разливается благостная теплая волна. Закурив сигарету, я наливаю из термоса раскаленный, сладкий кофе. Впереди у меня четыре часа службы, есть время подумать, помечтать. Я внимательно наблюдаю за сектором ответственности вверенного мне поста. Все спокойно. Об этом я докладываю по телефону начальнику караула. Выслушав, он удовлетворенно вешает трубку на своем конце провода.
А это еще что такое?! По направлению к моей вышке движется некая смутная фигура.
— Остановись и назови себя! — требовательно кричу я в темноту сначала на иврите, потом на арабском.
Фигура продолжает молча и уверенно двигаться в моем направлении. Беру из угла автомат, передергиваю затвор.
— Стой, или я начинаю стрелять.
— Хорошо, Аркадий, ты правильно действуешь, — неопознанная фигура, наконец, озвучивает себя.
Это Ирис, моя командирша. И чего ей не спится? Опять меня воспитывать пришла. Что ей надо? Именно ко мне придирается постоянно. Она уже поднимается на вышку, гремя ботинками по железной лестнице.
— Почему ты не надел бронежилет, где разгрузка? — начинает Ирис.
Я молча сажусь на стул и предвкушаю длинную занудную проповедь. Девушка-сержант развернуто объясняет, что сейчас я принадлежу Армии Обороны Израиля и обязан выполнять все требования непосредственных начальников.
— Хуй вам, я сам себе принадлежу, — спорю я на родном языке с особой, не знающей ни слова по-русски.
Ирис внезапно замолкает и подозрительно вглядывается мне в глаза, светя в них фанариком.
— Ты алкоголь случайно не употреблял? — строго спрашивает она. — Ну-ка дыхни!
Я приближаюсь к командирше и совершаю неожиданный поступок. Вместо того чтобы дышать на нее спиртовыми парами, я прижимаю девушку к себе и целую ее в губы. Сержант Ирис делает попытку освободиться, но уже через несколько секунд обмякает в моих руках и начинает отвечать на поцелуй, вот она уже просунула свой язык мне в рот. Она учащенно дышит, распространяя запах сигарет и мятной жвачки. Я расстегиваю своей непосредственной начальнице ширинку ее армейских штанов и разворачиваю партнершу спиной. Ее автомат, болтающийся на длинном ремне, мешает нам. Ирис снимает его с плеча и ставит в угол площадки. Мы пытаемся принять удобную для обоих позу, но сержант значительно меньше меня ростом, нам неудобно.
— Подожди секунду, — шепчет Ирис.
Она встает коленками на стул и опирается грудью на подоконник, ее голова оказывается на свежем воздухе. Я сдвигаю с сержантской попы простые хлопчатобумажные трусики белого цвета и вижу зверька. Он спрятался у девушки между ног. Зверек лохматый (оброс густыми курчавыми волосами), внутри у него мокро и жарко. Пахнет от зверька сильно и вкусно. Молодой, свежей пиздятинкой от него пахнет. Я, наверное, слишком долго изучаю этот объект, потому что Ирис поворачивает ко мне голову и нетерпеливо шепчет:
— Ну, что ты ждешь?
Тогда я быстро втыкаю в зверька свою уже дымящуюся головню. Зверек радостно всхлипывает и гостеприимно обхватывает твердый, пульсирующий стержень. Начинается простой солдатский секс, строгий, без лишних нюансов. Нестандартность обстановки и возможная опасность доводят возбуждение до критической точки. Вдруг, одновременно со всех сторон, раздаются громкие заунывные вопли — на минаретах включились динамики, это муэдзины приглашают правоверных мусульман на утреннюю молитву. От неожиданности мы с Ирис вздрагиваем и тут же одновременно кончаем, очень сильно и сладко.
После этого мы приводим одежду в порядок, молча курим. Уходя с моей вышки, Ирис говорит:
— Аркадий, если я еще раз увижу тебя на посту без бронежилета, оштрафую, — девушка опять становится сержантом, строгой и неприступной командиршей.
Я закрываю за ней тяжелую металлическую дверь и делаю гигантский глоток водки.
— Аркадий! — раздается снизу властный окрик.
— Ну что еще? — я недовольно высовываюсь из окна.
— Спасибо тебе, — тихо произносит Ирис, и я впервые вижу, как она улыбается.
В армии мне пришлось тесно общаться с израильтянами, жить с ними под одной крышей. Я многое узнал об этом народе. Сброд, приехавший из бывшего Советского Союза, постоянно рассуждает о глупости израильтян, об их ограниченности и бездуховности. На самом деле все обстоит иначе — именно эмигранты являются самой гнилой, мерзкой, отвратительной частью общества. А израильтяне — веселые, приветливые люди, искренне любящие свою страну. Живут они легко, правильно, не гоняются за деньгами, не сходят с ума, считая копейки. Коренные жители не будут унижаться ради получения работы, как это делают эмигранты. Они просто живут и радуются жизни, солнцу, морю, женятся и разводятся, но все это они совершают без излишней драматизации.
Воюют израильтяне постоянно, вот уже пятьдесят с лишним лет, но и отношение к войне у них разумное. Ну, воевал, и что? Почти каждый из коренных жителей участвовал в боевых действиях. Но после службы в действующих частях они не становятся наркоманами, алкоголиками, не орут на каждом углу: «Я воевал!» Это норма — с оружием в руках бороться за права своего государства, защищать его интересы. Поэтому и нет у них никаких психологических срывов после службы в армии.
Я один раз видел, как из зала суда вывели молодого парня, чтобы отвезти его в тюрьму. Толпа родственников стояла на улице с фото- и видеокамерами, снимали его, садящегося в автозак. Все ржут чего-то, веселятся.
