Игры современников - Оэ Кэндзабуро (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Столь же символический характер носят действия и состояния героев. Может возникнуть, например, недоумение, почему вдруг понадобилось Оэ так обстоятельно рассказывать о зубной боли, которую много раз в своей жизни испытывал «летописец» и от которой излечивался, причиняя себе еще большую, порой нестерпимую боль. Боль можно превозмочь только болью – такова философия Оэ. Только испытав новую боль, можно перешагнуть через старую. Какими бы ужасными ни были события, о которых он рассказывает, считает автор, постичь их во всей глубине и многозначности, преодолевая страдание постижения, можно только тогда, когда удастся пройти через новые страдания, постигая то, что должны были испытывать люди деревни-государства-микрокосма.
Оэ касается самых разных событий, происходивших в истории деревни-государства-микрокосма. Особое место занимают народные восстания, которым он посвятил немало страниц своего романа. Все восстания заканчивались поражением, страдания народа лишь усугублялись. Но автор подчеркивает и другую их сторону: народ далеко не всегда и не в полной мере понимал своих руководителей. Именно отсутствие взаимопонимания, тесной связи восставших с лидерами как раз и вело к поражению народных выступлений. Эта чрезвычайно важная мысль нашла отражение и в романах Оэ, посвященных сегодняшним выступлениям молодежи. Вспомним хотя бы «Футбол 1860 года».
Непонимание своих руководителей характерно и для жителей деревни-государства-микрокосма. Но по мере того, как неудавшиеся восстания уходят вдаль, люди все больше осознают великую роль, сыгранную лидерами. Чей портрет стоит в алтаре в каждом доме деревни-государства-микрокосма? Перед кем зажигается лампада? Кому делаются жертвоприношения? Не буддийским божествам, а Мэйскэ Камэи, предводителю последнего восстания. Пусть оно было подавлено, а на предводителя возложили вину за его поражение и все беды, свалившиеся впоследствии на деревню-государство-микрокосм. Но он дал людям надежду и уже за одно это может быть причислен к лику святых.
Роман вызывает немало ассоциаций; назову лишь две, связанные с историей Японии, чтобы читатель мог представить себе, в какой плоскости пересекаются в романе миф и реальность. Например, жителям деревни-государства-микрокосма запрещено общаться с внешним миром. Более того, они обязаны делать все, чтобы внешний мир не узнал об их существовании. Это же точная копия так называемого «закрытия страны», то есть полного разрыва связей Японии с зарубежным миром в 30-х годах XVII века.
Но и в годы запрета общения с заграницей деревня-государство-микрокосм, собственно как и сама Япония, поддерживала торговые отношения со странами Запада – в первую очередь для приобретения оружия. Она, опять-таки как и Япония, охотно забывала о собственных принципах, едва речь заходила о выгоде. Оказать сопротивление в пятидесятидневной войне деревня-государство-микрокосм смогла только потому, что в обмен на воск получала из-за границы оружие.
Столь же ассоциативны страницы, посвященные деду Апо и деду Пери. В повествование врывается реальная струя, воскрешающая в памяти мрачные годы второй мировой войны. Дед Апо и дед Пери – ученые-близнецы, эвакуированные в долину из Токио; это два просветителя, попавшие в глухую деревеньку. Они рассказывают детям сказку о лесном чуде, о том, что из других миров прибудут инопланетяне, которые разрешат все трудности деревни-государства-микрокосма.
История, рассказанная дедом Апо и дедом Пери, лежит в области мифологии, но судьба этих двух ученых развивается уже в плане вполне реальном. Их деятельность признана антигосударственной, братьев увозят жандармы, и они, скорее всего, погибают. Больше я их никогда не видел, говорит герой.
Оэ написал роман-предупреждение. Переплетая миф и реальность, возвращаясь в прошлое и устремляясь в будущее, он рассказал о судьбе вымышленной страны, которую он назвал деревней-государством-микрокосмом.
Как это ни покажется парадоксальным, «Игры современников» – роман оптимистический. Появится новый Разрушитель, и возродится деревня-государство-микрокосм; народ, пройдя в полном смысле слова все круги ада – не зря же герой много раз возвращается к картине ада в деревенском храме, – обновленный и очищенный вступит в новую жизнь и на этот раз не совершит непоправимых ошибок, которые уже однажды привели деревню-государство-микрокосм к гибели. Во всяком случае, автор дает читателю основания надеяться на это.
В. Гривнин
Письмо первое
Из Мексики – обращаясь к истоку времени
1
Сестренка, это труд, к которому я готовился всю жизнь: думал – вырасту и когда-нибудь обязательно возьмусь за повествование. Работа, к которой я до сих пор не решался приступить, хотя и был твердо уверен, что если уж возьмусь, то непременно найду нужную форму и буду писать не раздумывая. И вот теперь я собираюсь рассказывать обо всем в письмах к тебе. Передо мной твоя фотография: ты, сестренка, в джинсовых шортах и красной рубахе, узлом завязанной на талии, так что виден живот; лицо твое, с высоким чистым лбом, озарено улыбкой. К фотографии прикреплен скрепкой цветной слайд – на нем ты совершенно обнаженная. Я приколол фотографию со слайдом к деревянной панели в своей комнате в Мехико, надеясь, что они будут воодушевлять меня.
Эвакуированные к нам во время войны специалисты по небесной механике дед Апо и дед Пери, вникнув в замысел Разрушителя и созидателей, пришли к выводу, что оба наших поселка – один в долине, другой в горах – представляют собой единое целое: деревню, государство и даже микрокосм. Не позабыв об этом и после того, как их увезли от нас, я, следуя их указаниям, с самого начала буду именно так именовать наш край.
В прежние времена, когда в деревне-государстве-микрокосме рождался ребенок, прибегали к такой уловке: дожидались появления еще одного и заносили обоих в книгу посемейных записей как одного человека. Эта уловка была проявлением внутреннего сопротивления: внешне покорившись Великой Японской империи, к ней прибегли после долгого периода, именуемого Веком свободы, – того, что последовал сразу же за основанием деревни-государства-микрокосма. Но после поражения в пятидесятидневной войне между деревней-государством-микрокосмом и Великой Японской империей от этой уловки пришлось отказаться. Даже у Разрушителя, придумавшего ее, не хватило сил ее возродить.
Вот почему, появившись на свет уже после пятидесятидневной войны, я обосновался в реальном мире, будучи зарегистрирован в книге посемейных записей один, как это принято делать обычно. И все же еще до школы я, как бы перечитывая первоначальный замысел Разрушителя, обнаружил в этом мире двойника. Обнаружил тебя, сестренка, своего близнеца. Разумеется, двойник – не просто моя выдумка. В данных нам с тобой именах просматриваются козни стариков, все еще цеплявшихся за старую уловку с книгой посемейных записей. Однако, появившись на свет близнецами, но разнополыми, мы нарушили стройный замысел Разрушителя. Отнюдь не благодаря проникновению в его планы я признал тебя своим повторением. Только благодаря тебе меня осенило – словно вспыхнул огонь в душе, – и я постиг значение планов Разрушителя в истории нашего края.
В маленьком городке Малиналько я обнаружил, что из глубины сердца взываю к тебе – неотъемлемой частице меня самого, и поэтому, сестренка, приступил к работе, заново осознав свою миссию – описать мифы и предания нашего края. Именно тогда я, вдохновленный прикрепленным к твоей фотографии цветным слайдом, и решил рассказывать обо всем в письмах, решил писать. Дух захватывало при мысли о том, что через тебя, ставшую жрицей Разрушителя, я расскажу ему мифы и предания нашего края. Городок Малиналько, где я принял это решение, примостился на крутом склоне обращенной к пустыне горы, у подножия которой разбросаны возделанные поля; он ничем не отличается от большинства старинных мексиканских городков, история его была долгой и запутанной. Потрясение, выпавшее однажды на мою долю в этом городке, неожиданно воскресило во мне намерение описать в письмах к тебе мифы и предания нашего края – намерение, осуществление которого я с давних пор все откладывал и откладывал. Здесь, в четырех часах быстрой езды от Мехико, я оказался, разумеется, не потому, что на меня была возложена миссия описывать мифы и предания нашего края. Потрясение, благодаря которому я наконец обратился к предназначенной мне роли летописца, выпало на мою долю совершенно случайно. Я услыхал интересный рассказ от одного человека, выходца из Германии, получившего американское гражданство; увлекшись японским языком, он бросил на полпути изучение истории филиппино-мексиканских отношений и жил теперь в собственном доме, построенном в поселке индейцев и метисов на окраине Малиналько. Именно рассказ этого самого Альфреда Мюнцера и послужил для меня толчком.
