Лахезис - Дубов Юлий Анатольевич (серии книг читать бесплатно txt, fb2) 📗
— Меня зовут Григорий, — представился Фролыч. — Назван так в честь легендарного комбрига Котовского. После первой рюмки отзываюсь на Гришу. Потом уже отзываюсь на что угодно. Некоторые невоспитанные называют Фролычем. А это моя боевая подруга и верная спутница жизни Людмила. Я ее обычно называю Люшкой, а Квазимодо — Людкой.
Два дня были потрачены Инной не напрасно: она раздобыла где-то открытое бархатное платье на бретельках. На груди у нее красовался металлический кулон с профилем Нефертити, размером меньше блюдца, но достаточно солидный. Безжалостная парикмахерская рука забрала все волосы вверх, соорудив из них яйцеобразный купол, и закрепила это сооружение неимоверным количеством лака.
— Как у вас уютно! — восторженно воскликнула Инна, оглядывая коридор.
— Уютно, — оторопело согласился Фролыч, уставившись на Нефертити. — Очень уютно. Просто ужас как уютно. Какая у вас прическа красивая.
— Вам нравится?
— Очень. Люшка, а тебе?
— Потрясающая прическа, — согласилась Людка, задумчиво прикусив губу. — Просто как при дворе какого-нибудь Людовика. И платье какое у вас элегантное. Сразу видно, что привозное. Фирменную вещь вообще сразу видно.
— Люшка, а духи какие! Ты чувствуешь? — Фролыч потянул носом. — Чудо какие духи. Даже гуся перебивают. Это у вас что, если не секрет? Нет-нет, не говорите, я сейчас попробую угадать. «Диор»? Нет, «Диор» резче. «Шанель»? Ощущается такая нежная бергамотная нота…
— Я даже сама не знаю, — застеснялась Инна. — Может быть. Это мне подарили, я на название и не взглянула.
— Это мы выясним, — Фролыч элегантно предложил Инне согнутую в локте руку. — Надо будет просто внюхаться. Не возражаете, если время от времени я буду оказываться в рискованной близости? Прошу к столу. Мы сядем рядом, не правда ли?
— Это она? — спросила Людка, когда Фролыч с Инной прошли вперед. — Это и есть Инна?
— Нуда.
— Понятно, — сказала Людка и посмотрела на меня со странной серьезностью. — Ну пошли.
— Вот про покойников, — объявил Фролыч, когда я ему позвонил назавтра, поблагодарил за прием и осторожно спросил, как ему понравилась Инна, — про покойников — либо хорошо, либо никак. А невесты от покойниц отличаются тем, что о них можно только хорошо.
— Она мне еще не невеста.
— Это тебе, Квазимодо, просто так кажется. Ты у нас еще мальчик молодой, неотесанный, так послушай опытного человека, — ты моргнуть не успеешь, как это забавное существо тебя окрутит. Такие беззащитные тихони опаснее любой стервы. Послушай, а ты не знаешь, что это с ней по части артишоков? Она меня напрочь замучила вчера, все спрашивала, не могу ли артишоки достать. Сейчас, погоди секунду, Люшка что-то спрашивает… А! Она интересуется, это ты Инне сказал, что у нее глаза, как у княжны Марьи из «Войны и мира»? Или это она сама так решила?
У меня и раньше такое ощущение возникало, а уж после этого вечера я бесповоротно убедился, что Инна и Фролыч с Людкой ну совершенно несовместимы, не их она круга, никогда не была и никогда не будет. Ну и что? Ведь если пораскинуть, я тоже не из их круга, просто исторически так сложилось, что мы оказались вместе и разделить нас невозможно, как сиамских близнецов. А для меня она в самый раз, ну и ладно, что некрасивая… надо только сжечь бархатное платье, сдать в металлолом Нефертити, и чтобы парикмахерскую эту за версту обходила, и будет все как раньше.
Вот в этот момент, как мне кажется сейчас, я все для себя и решил. Но что-то меня держало, не знаю даже, что именно, наверное, подколесинский страх перед окончательным и бесповоротным решением, поэтому Инне я ничего не говорил, и мы продолжали встречаться, хотя я и чувствовал, как она ждет моего слова и даже начинает понемногу уставать от того, что я о чем угодно говорю, а о самом важном для нее — нет.
Она даже затеяла немудреную интригу, пытаясь вызвать во мне ревность и заставить поторопиться, — опять начала мне рассказывать про свою первую любовь, про мальчика этого из психушки, как она опять к нему ездила, и о чем они говорили, и как ему вроде бы становится немного легче, и врачи им очень довольны.
Как раз в тот самый период, когда рассказы про ее полоумного возлюбленного стали чуть не ежедневными, и случилась история с дверной табличкой.
Может сложиться такое впечатление, что мои отношения с Фролычем — это всегда была такая безоблачнобеззаветная дружба, что ничто их не омрачало. Это не совсем так. Вот, к примеру, та ночь, когда я привез в грузовике тело его отца, а он меня ударил по лицу, так что я упал. Или когда я в больнице лежал, после Штабс-Таракана, а он ко мне только в последний день пришел навестить, перед самой уже выпиской — разве не обидно мне было? Конечно, это проходило все, а наша нерушимая дружба оставалась, но все же были в ней и не очень светлые эпизоды.
У него ко мне тоже иногда были претензии. Вот например, через некоторое время после того, как мы с Инной у них были, он мне скандал закатил. Кто-то у него на входной двери мелом написал «ФРОЛЫЧ — КАЗЕЛ», и он решил, что это я ему мщу за то, что им Инна не понравилась. Потому что, кроме меня, его Фролычем никто не называет. Ну вы сами подумайте, на фига мне тащиться к нему через весь город, чтобы такую глупость у него на двери написать? Это же просто дурное мальчишество.
Ну я ему дал честное слово, что это не я, и он, как мне показалось, поверил. А мне ему поверить в истории с табличкой было куда труднее, и сейчас вы поймете почему.
Сразу оговорюсь, что он мне, до этой истории во всяком случае, никогда не врал. Ну, почти никогда. Когда он пропал и вкручивал мне про преферанс, то врал, конечно, но это же он не мне, а Людке врал через мое посредство. Если же нас двоих касалось — никогда не врал. А тут… Я ему говорю, Фролыч, ну признайся, что это ты все устроил, ведь некому кроме тебя, у меня же не бывает никто, только ты, ну что уж теперь запираться, когда все уже закончилось, а он — белый весь, глаза бешеные, но никак не хочет сознаться, вижу, что в глаза врет и что умрет скорее здесь на месте, чем правду скажет.
А вдруг и вправду не он? А кто тогда? Тогда кто?
Ну это я вперед забегаю.
В какой-то день я все же решился. Пригласил Инну к себе домой. Я и раньше ее приглашал, но она под всякими предлогами отказывалась, а тут почувствовала, что момент приблизился, и сразу согласилась. Договорились на семь вечера, я ей сказал адрес и поехал домой готовиться. Шампанское по дороге купил, цветы.
У меня на входной двери обнаружилась привинченная табличка. Это я ее называю табличкой, а на самом деле это была квадратная металлическая плита размером с полдвери. Тридцать шурупов сверху, тридцать снизу и по бокам по двадцать четыре. Всего сто восемь шурупов. А на этой доске выгравирована, с виньетками и узорами, огромная надпись: «КОНСТАНТИН БОРИСОВИЧ ШИЛКИН. БОЛЬШОЙ СПЕЦИАЛИСТ».
То, что это работа Фролыча, мне не сразу в голову пришло. Первая и единственная мысль, мною овладевшая, в том состояла, что времени у меня чуть больше часа, а допустить, чтобы девушка это украшение увидела, никак не возможно. Что надо эту доску немедленно отвинтить и выкинуть или спрятать куда-нибудь.
Единственная имевшаяся у меня дома отвертка оказалась совершенно бесполезной — прорези на шурупных головках были под звездочку. Я позвонил в квартиру напротив. Мне открыла девушка лет семнадцати, в коротком халатике и с конским хвостом на голове. Я вежливо поздоровался.
— У вас отвертка-звездочка есть? — спросил я.
— А вы из этой квартиры? — поинтересовалась девушка, осмотрев меня сверху донизу. — Подождите минутку, сейчас посмотрю.
Она удалилась, захлопнув за собой дверь, через минуту вернулась с коробкой:
— Выбирайте. Я в этом не понимаю ничего.
В коробке нашлась отвертка с набором стержней, третий по счету к моим шурупам подошел.
— Спасибо большое, — сказал я, — через полчаса верну.
— А это вы — Константин Борисович? — спросила девушка, изучая доску. — Вы по какой части большой специалист?
