Волшебная сказка Нью-Йорка - Данливи Джеймс Патрик (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
16
Вверх по трем кирпичным ступенькам. Сетчатая летняя дверь. Покоробившаяся за зиму. Внутри за подъемными жалюзями темно. Звоню в дом Шарлотты Грейвз. Нагибаясь, заглядываю в окно. И вижу всплывшие из памяти красные стены и черный гроб. Сетчатая дверь раскрывается наружу, красного дерева дверь со стеклянными занавешенными филенками раскрывается вовнутрь. Обнаруживая широкую улыбку Шарлотты.
— Ой, ну входи. Как ты рано. Я еще только наполовину готова. Перчатки снимешь.
— Конечно.
— Ой, какие милые.
— Французская крысиная кожа, замечательно гладкая и мягкая.
Гостиная с синим ковром и коричневыми покойными креслами. Такая же, как в те годы. Когда матери говорили, ты так проносишься через гостиную, словно это зал ожидания. Выпускная фотография Шарлотты, стоящей между других девушек в белых платьях. На пороге супружества. Или в начале череды лет, ведущей к участи старой девы.
— Ой, дай-ка я тебя рассмотрю. Ты выглядишь как человек, много чего повидавший в жизни. Глупо звучит, я знаю. Но я-то совсем ничего в ней не повидала. Пива тебе принести.
— Да, пожалуйста.
— Конечно. Сейчас. Я так разволновалась, что прямо не знаю, за что хвататься. Только что вымыла голову. А волосы высохли и торчат куда-то не туда. Видимо, не в том пиве я их отполаскивала. Мам, где ты, Корнелиус Кристиан пришел.
Услышав, как выкрикивают твое имя, ощущаешь легкую дрожь. Вот он я, пришел. Туда, где знаю каждую улицу и каждый дом. И каждое летнее утро, начиная с восьми утра. Бежал по панелям в остроносых туфлях без шнурков. На кладбище, стричь траву. Откладывал деньги. Чтобы пригласить на свидание знакомую девушку из богатой семьи. Забраться наверх, к ней, в ее ослепительный мир. Далекий от моего, бедного и сиротского. Я был ничем не хуже других. Но не имел тому доказательств.
— О, привет, вот и ты, Корнелиус. Ну-ка, ну-ка, замечательно выглядишь. Ни капельки не изменился.
— Спасибо.
— Разве что говорить стал чуть-чуть по-другому. Шарлота мне вывалила для стирки и глажки весь свой гардероб. Можно подумать, что бедняжка ни разу еще на свидание не ходила.
Добрые улыбчивые глаза миссис Грейвз. Вызывающие у человека желание почаще представать перед ними. Мне всегда хотелось, чтобы она была моей матерью. Что за горе поразило ее. Окрасив волосы сединой. Она всегда с радостью принимала меня. В уютный мир своей добродушной красы. Во всех прочих домах мне приходилось стоять в прихожих. Ожидая. А она приглашала зайти. Приносила стакан шипучки и тарелку с печеньем.
У крыльца сигналит машина. Шарлотта выводит Кристиана. Представляет его. Это Корнелиус Кристиан, Фреда, Джоан. Это Стен, это Марти. Все сидят, разбросав с небрежным изяществом руки по спинкам сидений синего урчащего автомобиля.
Мягко рокочущий двигатель, визг покрышек на поворотах. Негромкие беззаботные голоса. Сыновья и дочери любящих мамочек и выдающихся папочек. Разговаривают о том, кто в каком университете учился. Специализируясь по радостям жизни. А я мимо курносого личика девушки гляжу в окно, на залитую светом, летящую мимо траву. Принадлежащую к другому миру. Разносчик газет. Мотался по этим улицам взад-вперед. Думал тогда, что стану миллионером. Со множеством книг в сафьяновых переплетах, чтобы в них справляться о разных вещах. Каждый вечер грузил на себя целую кипу. Худой ручонкой складывал газету и швырял на безрадостные веранды. А иногда и в распахнутое окно. Развлечения ради. Полагая, что я в нем нуждаюсь.
Кристиан, стиснутый мягкими бедрами. Этой весенней ночью. Мускусный запах Шарлотты. Сочный и сладкий. То, что ты любил, было всего только грезой. Звук. Новый с иголочки мир заснеженных елей. Свет из зимнего окна, когда ты взял ее за руку. Все забирая с собой, в ночные сны. Вместе с доверчивым шепотом. О том, что этот крытый шифером островерхий дом за деревьями когда-нибудь станет твоим. А вот и бакалейная лавка, где я выудил из стакана семь плававших в нем кубиков льда и сказал здорово своему конкуренту, тоже разносившему газеты. Как раз по этой дороге у нас шла граница, сюда мы ходили за ягодами, за виноградом, а иногда перелезали через заборы за персиками. По пятницам я собирал плату и большинство должников говорило мне, завтра придешь, я же, внутренне протестуя, лишь отворачивал опечаленное лицо и бормотал, всего-то пятнадцать центов. Можно было подумать, что всякий раз, позвонив у дверей, я совершал преступление, и даже те у кого вместо простого звонка чуть ли не куранты играли, неделями не возвращали мне долга. Они там внутри сидели в тепле и читали, купаясь в ароматах бифштексов и пиццы. А я с растрескавшимися на морозе губами приплясывал на замерших ногах. И думал, что того и гляди умру. Но в солнечные дни дороги под деревьями близ реки казались тихи. Зеленая трава, обрывы, холмы, горбатые мостики над железной дорогой. Прохладные летние прихожие, где так приятно щелкнуть каблуками и закружить, спускаясь вниз, привычной ладонью скользя по перилам. А вот и та улица. Большой кирпичный дом с боковой дверью. Которую в день платежа едва-едва приоткрыла женщина в черном купальнике. Напугала меня до колик уже тем, что пригласила войти. Четыре часа, чащобная тишь раннего вечера. Стоял в прихожей, пока она, закрыв дверь, рылась в сумочке. Вся мокрая, капающая. Сказала, куда ты спешишь, не уходи, я дам тебе вишневого соку. Схватила меня за руку и держала, глядя в глаза и облизываясь. И все повторяла, что ей сорок лет. А я повторял, вы должны мне тридцать центов за две недели. Дала мне доллар. Я взял большую монету с изображением треснувшего колокола и выудил из кармана какую-то мелочь. Она же расстегнула мне ширинку и извлекла наружу мой крантик. В ту же минуту опрыскавший жидким мылом весь пол. И она сказала, ах ты мерзкий мальчишка, ты мне ковер испачкал, пшел вон отсюда. Взрослые, как своего добьются, враз забывают о справедливости.
Эта тенистая дорога, по которой мы катим. Эти легкие, ласковые, не знавшие страдания голоса. Между старыми большими домами пристроились новые белые коробки. А, вот и еще один. С большой скучной верандой. Девочка-итальянка из моего класса. В ней все было большим. И сердце, и бюст. Сказала, наверное, паршиво быть сиротой. И что если я приду к ней домой, когда не будет родителей, то она угостит мне желе и мороженым. Так и не пошел, потому что никогда толком не знал, хорошо человек ко мне относится или плохо. Столько раз ошибался. Нарывался на злобную брань. Вместо того, чтобы тихо гулять по улицам с моими «Новостями Бронкса». Звонил в звонки, стучал в двери. Говоря, пожалуйста, заплатите мне. И из дверей высовывались головы с осовелыми после ланча глазами, слишком озадаченные, чтобы мне отказать. Я ставил в книжечке крестик против их адреса и, прибегая к собственной выдумки заклинанию, пытался внушить им чувство, что это еще не конец света. Но попадались и бессердечные люди, обзывавшие меня лгуном и лентяем. Дрыхнущим под деревьями, а после приходящим лупить в двери и свистеть в прихожих. Я что-то такое шептал насчет свободы, а они орали, чтоб я тебя больше не видел, и хлопали дверьми. И я уходил, заливаясь слезами отчаяния. Все они еще пожалеют, когда найдут меня в канун Рождества голодного, босого и замерзшего до смерти. И как-то в один воскресный вечер той черной зимы. Я написал поперек первой страницы газеты. Как вы себя чувствуете, обжулив ребенка. В понедельник пришлось чуть ли не ползком пробираться по улицам. Из всех окон торчали взъяренные лица. А на одной веранде мужчина грозился кулаком, обещая раскроить им мою башку. Я же от всей перепуганной души пожелал ему сдохнуть и убежал.
Шарлотта Грейвз, протянув руку, касается укрытой крысиной кожей ладони Кристиана. И улыбается. Автомобиль, покачиваясь, пролетает один поворот за другим. Сворачивает на подъездную дорожку. За лужайками и подстриженными кустами возвышается дом с крестообразными оконными рамами и заостренной кровлей. Синеют спрыснутые желтым светом ели. Вход, что у твоего замка. Хлопают дверцы машины. Громкие приветствия внутри. Двигаюсь вослед худощавым ногам Шарлотты. По мягкому ковру. Пока кто-то не тормозит ее, придержав за руку. И я по ступенькам спускаюсь в просторную комнату. Огромный сложенный из камня камин. Высокий темноволосый малый в желтой рубашке с пристегнутым пуговицами воротничком.
