Волшебная сказка Нью-Йорка - Данливи Джеймс Патрик (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
— Ну ты смотри. Где тут ближайшее бомбоубежище, не знаешь. Электричество, прямо как живое, так по стене и полезло. Своими глазами видел.
Несколько фигур вокруг мистера Мотта. Рука его медленно поднимается, чтобы тылом ладони вытереть лоб. Девицы в панике удирают по лестнице. Визжа и толкаясь. И кто-то бухает в двери лифта.
— Лучше не торчать тут внизу, целее будешь.
— Не паникуй.
— Слыхали его, не паникуй. Ты вот давай спустись и здесь это скажи.
Загорается свет. Стен рядом с распростертым отцом. Несколько человек возвращаются и медленно разбредаются по комнате кто куда. Окружают мистера Мотта. Стен отстраняет их, вытянув руку.
— Отойдите все назад, отойдите, он в порядке. Ну ты даешь, пап, что случилось.
— Все хорошо, помоги мне подняться. Бренди мне принесите. Хорошего, из кладовки. Что за чертовщина с этим проклятым ящиком. Уберите его отсюда, пока он никого не убил. Все в порядке, ребята, я в норме. На волос бы в сторону и каюк. Один из тех случаев, когда проверяется твоя способность действовать в критической обстановке. Но вроде обошлось.
— Да уж, мистер Мотт.
— В такие минуты вся жизнь так и пролетает перед глазами. Как ты купался, как рыбу ловил, как тебя били, чтобы не лез с советами в чужую игру. Вы, парни, небось, знаете, как это бывает.
— Мистер Мотт, я думаю, это вроде как на фронте. Когда подорвешься на мине.
— Терри, мальчик, это ты точно сказал. Вот почему нашим парням, если дело дойдет до бойни, лучше иметь опыт по этой части. У меня есть магнитофонная пленка с записью звуков боя. Хорошо бы вам, парни, ее как-нибудь послушать. Будь у меня побольше времени, я бы только ее и слушал. Ладно, парни, вы меня извините, со мной все в порядке. Но я лучше пойду прилягу. Хотя наверное что-то все же не так, красное пятно куда-то запропастилось.
Мистеру Мотту помогают добраться до раздвижной двери в стене. Оборачивается, чтобы всем помахать на прощание, пожелать доброй ночи. Дверь разъезжается. С жужжаньем, щелчками и лязгом. Мистер Мот уезжает. Наверх. В собственном лифте.
Мальчик Терри, потирает ладони. Стен открывает банку с пивом.
— Давайте, ребята, неприятно, конечно, что так вышло с папой, но мы же повеселиться собрались.
— А он у тебя храбрец, Стен. Так все хладнокровно воспринял.
— Да, Терри, я тоже так думаю.
— И соображает быстро. Как он нас всех успокаивать начал.
— Да уж, а народ-то как по лестнице дернул.
— Знаешь, Стен, тут ведь могла начаться настоящая паника.
— Ну, ведь не началась же.
— Вот тут ты прав, Стен, тут ты прав. Но ты должен признать, что это твоему отцу надо спасибо сказать, его выдержке. Хотел бы я иметь такого отца.
— Да, Терри. Да, я знаю.
— Во всяком случае, Стен, меня поразило, как он с ходу овладел ситуацией.
— Как медведь слонихой.
Стен резко разворачивается, шаря глазами по лицам.
— Кто это сказал.
17
Свет ранней зари. Угол Пятой и Пятьдесят Седьмой улицы. Корнелиус Кристиан сидит на сдвоенном медном патрубке пожарного гидранта, торчащем из каменной стены под надписью «Здание Производственного Треста». В квартале от него прогулочным шагом передвигается одинокая фигура. Грузовик управления по уборке мусора, серая, похожая на неуклюжее насекомое машина, едет, поливая сточную канаву водой и продирая ее вращающейся щеткой. Мигает светофор. Зеленый, желтый, красный. И ветерок, сдувая покидающие меня иллюзии, уносит их вдоль по улице.
Шарлотта заявила, что я был пьян и вел себя неуважительно. С людьми, которые всего только старались быть со мною любезными. Уверял их, что я похоронщик. Бальзамирующий их папочек. Изнуренных, сломленных рабочих кляч, уже отвопивших свое в ночных кошмарах. Породивших сыночков, которые выросли и стали подобны богам. Настолько же честные и отважные, насколько вороватыми и трусливыми были их папаши.
Слезы стояли в глазах Шарлотты. Когда я прощался с ней на крыльце.
— О, Корнелиус, не может быть, чтобы ты действительно так думал. Наша страна совсем не такая.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее. Легко коснулся губами губ. И убежал, громко крича. Нации нужен король. Перескочил через изгородь и, не выбирая направления, целую милю тащился подлеском, продираясь через кусты. На мощеной лесной дороге остановил машину. Сообщил, что выпал из самолета. Парашют зацепился за дерево. А я свалился мордой в колючую чащу. Малого так взволновал мой рассказ, что у него баранка в руках заплясала. Сказал, что я мог бы продать эту историю киношникам. Надо только немного углубить интригу. Он бы с удовольствием взял на себя обязанности моего агента. В конце концов я объяснил ему, что осуждаю алчность и отвергаю оппортунизм. А он сказал, что ему вообще-то в другую сторону.
Кое-как вскарабкался по ступенькам станции. Нависающей над закусочной, в которой я разжился виски для Фанни. Встретил пьянчугу, пошатываясь, выползавшего из последнего вагона. Путаясь в слогах и тыча пальцем. Он заявил, что теперь его место прямо вон там. Спросил у него, где было там и когда было теперь. Он пробурчал, что там было вон там, а теперь было прямо теперь. В общем, довольно верно. Белые надгробные камни и мавзолеи, воздвигнутые на земле, в которой зарыта моя Элен. В этой огромной ночи он единственный странник, сознающий, куда бредет. Там, на вечеринке, мальчик Терри рассказал мне, что Стену, видать, придется жениться. Потому что его девушка, когда он расположился на ней, сказала. Не бойся, можешь в меня спустить. Оказывается, она уже при брюхе. И при адвокате тоже. Стенов папаша рвал и метал. Отправил ее в Париж, чтобы она там сделала аборт и посетила всех, какие есть, прославленных модельеров. Месяца через три она возвратилась, гораздо лучше одетая, с гораздо большим пузом и уже с двумя адвокатами. Теперь ей в Венецию хочется. А я, когда был мальчишкой, хотел лишь одного, чтобы кто-нибудь сводил меня на родео.
Сижу, обтрепанный и ободранный. Насупротив огромной витрины, в которой выставлены бриллианты и бусы. В уютные утренние часы женщины, подобные Фанни, выступают из пузырящейся ванны. И припудрясь и надушившись, танцующей поступью минуют вечно прищуренных детективов, заходя вовнутрь, чтобы купить себе к завтраку изумрудов. В поезде, которым я доехал до города, был еще только один пассажир, спросивший меня, не нуждаюсь ли я в медицинской помощи. Я ответил, нуждаюсь, в психиатрической. Но когда он рванул к дверям, я его успокоил. Сказал, что со мной все в порядке. Просто у нас сию минуту закончился ночной кросс знаменитостей. Пересекли всю страну. Преследуя благотворительные цели. И мой шофер, он бежал сзади меня, нес мою глюкозу, сломал ногу. Поезд качало, и автограф, который мне пришлось дать, вышел немного шатким. Пассажир уставился на него, потом сказал, сроду о вас не слышал, мистер, но все равно, большое спасибо.
Кристиан ладонью захватывает прядь волос. Тянет ее книзу, закрывая левый глаз. Этот одинокий прохожий уже близко. Останавливается, смотрит. Должен же он увидеть, это просто на мне написано. До чего мне необходим человек, который сводит меня на родео. Прохожий делает шаг. Вновь останавливается и оглядывается.
— Бездельники проклятые, чтоб вам пусто было.
Кристиан поднимает глаза. Нет больше на Пятой авеню ни единой души, кажется, могла бы эта ходячая гнида ощутить прилив братской любви. Проникнуться сочувствием к моему горю. Горю отставного бальзамировщика, нуждающегося в работе. Озирающего это устланное асфальтом ущелье в поисках друга. И видящего лишь трех воробьев, вспорхнувших на край мусорной урны. Так нет же. Он издевательски морщит нос и кривит губы, изрыгая ругательства. А я ощущаю себя слишком усталым, чтобы прямо сейчас преподать этой нации урок. Достойного поведения ранним утром в общественном месте.
