Театр тающих теней. Конец эпохи - Афанасьева Елена (читать книги без регистрации TXT, FB2) 📗

Горло матросу перегрыз Антипка. Но выстрелила в матроса она. Анна. Комиссар это здесь, в этом доме, видел. Знает, где ее найти.

Анна заправляет в машинку всё новые и новые листы. Печатает.

«Акты обнаруженных, взятых на учет и сданных под расписку предметов».

Приговоры вещам и воспоминаниям.

«Опись предметов бывшего имения И.С. Мальцова в пос. Симеиз. Составлена сотрудником подотдела памятников старины при Южсовхозе Глуховцевым В.П. в присутствии управляющего имения Ральцевича В.А., проживающего пос. Симеиз, бывш. дворец Мальцова, и представителей рабочего контроля Лифляндцева С.В. и Баскакова В.К.».

Они ездили на чай к Мальцову, генералу в отставке, который после смерти жены жил достаточно уединенно в своем Симеизе. И управляющего Всеволода Александровича она помнит, мать обсуждала с ним тонкости выращивания винограда сорта мускат.

Теперь управляющий Мальцова подписал опись на 144 предмета. А сам Мальцов вместе с сыном, невесткой и престарелой матерью, по слухам, сгинул в том Багреевском лесу близ водопада Учан-Су, о котором писатель Сатин в Ялте шепотом рассказывал.

«…№ 82. Мебельный гарнитур итальянской работы XVIII в., украшенный резными рельефами амеров и “крылатых лошадей”.

Сотрудник подотдела Глуховцев про пегасов отродясь не слышал, а она сидела на кресле с резными “крылатыми лошадьми”.

«…№ 83. Деревянный резной камин с изображениями двух человеческих фигур, покрытый лаком.

№ 84. Телескоп О. Пихтера больших размеров на треножнике с попорченным подъемным винтом…»

Мальцов увлекался астрономией, сам с братом создал обсерваторию там же, в Симеизе, на горе Кошка. В этот домашний телескоп им с Олей звезды показывал.

«…№ 95. Акварель немецкого художника А. Ахенбаха “Кораблекрушение”, 1832 г.

№ 96. Двухаршинная картина “Вид на Везувий”, худ. Гиацинт Джиганте, Италия, 1829 г.

№ 97. Пианино с фисгармонией в хорошей сохранности…»

А где же концертный «Стейнвей», на котором играла дочь управляющего Ральцевича?

«…№ 98. Скрипка без струн, по заверению управляющего принадлежности итальянского мастера Страдивариуса…»

Это и всё, что осталось от богатой струнной коллекции хозяина – скрипка Страдивари без струн?

Бывший их истопник Федот суетится. С проверкой приехал главный начальник этого самого Южсовхоза, в котором они с нянькой и Сулимом теперь «совслужащие», а с начальником еще и инспекция из какого-то КрымОХРИСа.

По внешнему виду ясно, что этот начальник не истопник. Представляясь, даже руку Анне целует, хотя это уж совсем против всех новых правил.

– Бонч-Осмоловский Глеб Анатольевич. Этнограф. Археолог. Музеевед. – Кашляет. – Туберкулез в свое время привел меня в Крым. С 1917 года после демобилизации лечился в Литовской туберкулезной санатории в Ялте, знаете, на Барятинской улице, дом восемь. Этнографическими экспедициями по татарским селам вокруг увлекся. Теперь… – Разводит руками. – Охраной национального достояния занят.

Приличный человек, а чем занят. Уверен, что национальное достояние охраняет, а не чужое имущество разворовывать помогает? Но тогда и она, Анна, разворовывать помогает?!

Бонч-Осмоловский знакомит сотрудников с тем самым представителем КрымОХРИСа, инспекцией которого их так всех пугали. К удивлению Анны, это не страшный комиссар, а Палладин. Владимир Иванович. Встречала его в Ялте на художественной выставке в 1918-м. Муж тогда проговорил с ним целый вечер, забыв о современном искусстве.

От мужа Анна знает, что Владимир Иванович академик Петербургской академии наук, ботаник, а после приезда в Крым – профессор Таврического университета, директор Никитского ботанического сада. И вдруг…

Палладин узнает Анну. Смущается. Кашляет. Взволнован. Не желает, чтобы «жена уважаемого Дмитрия Дмитриевича дурно думала о нем».

– Владимир Иванович, вам всё это зачем? У вас же у самого усадьба под Алуштой…

– Анна Львовна, своим именем я намерен спасти русскую усадебную культуру от разорения. Для того в ОХРИС и пошел, чтобы иметь возможность решительные меры для действительной охраны ценностей принимать. Лучше других понимаю, какую историческую ценность представляет собой годами и десятилетиями налаженный механизм каждой из этих усадеб.

– Только ценности из этих усадеб пакуются для отправки неизвестно куда – не успеваю новые листы в печатную машинку заправлять, чтобы всё изъятое зафиксировать. Печатала приказ, что всё свозят в Алупку, в Воронцовский дворец. Для чего?

Палладин пожимает плечами. Не знает. Не может сказать.

– Но усадьбы выживут! Выживут! Я за это поручился! В ином виде, но выживут.

– В каком «ином»?

– В тяжелые годы дворцы и парки, как самая дорогостоящая, поэтому уязвимая часть единых ансамблей, смогут прокормиться за счет доходов с виноградных, фруктовых и других сельхозугодий.

– Вы эти угодья давно видели? Выжженное поле. Нечем кормиться там. Вместо розариев уже два года картошку и лук сажаем. Не помогает. Ценности вывозят. И что дальше? Комиссары пить во дворцах и усадебных домах будут, как здесь у нас с расстрелянной позже горничной Марфушей пили, бокалы богемского стекла и мейсенский фарфор били.

– Ни в коем случае, Анна Львовна! Первый народный музей в Ялте, то есть в нынешнем Красноармейске, в бывшем имении Сельбиляр княгини Барятинской нашими усилиями уже создается – двести сорок восемь произведений искусства в первой экспозиции.

– А сама Барятинская где? Она же на инвалидной коляске!

Палладин снова пожимает плечами. Не знает? Не хочет говорить?

– Один дворец превратите в музей. А остальные?

– В имениях размещают санатории для рабочих и солдат. Часть реквизируют под нужды Южсовхоза, как ваше… Пока.

Палладин кланяется и вместе с Бонч-Осмоловским движется дальше с проверкой. А из его авто выгружают новые пачки рукописных описей и складывают около ее столика.

Печатать не перепечатать.

«Имение “Сосновая роща” расположено на Южном берегу Крыма в 10 верстах от г. Красноармейск (бывш. Ялта), в 5 верстах от г. Алупка и 1 версте от ближайшей деревни Кореиз на Нижне-Алупкинском шос. С севера примыкает к Нижне-Алупкинскому шос., с запада – к имению “Чаир”, с юга – к морю, с востока к лесу имения “Ай-Тодор”…»

Имение Юсуповых. Ездили к ним в восемнадцатом году на пикник, Ирина Александровна приглашала – продуктов уже не было, каждый со своей картошкой или куском хлеба приезжал, но было весело! И шампанское еще было. Последний раз с матерью приезжали к Юсуповыми на чай незадолго до их отплытия с вдовствующей императрицей Марией Федоровной в апреле девятнадцатого. Неужели, всё это было с ней?

«…Имение заключает в себе 4 дес. 152 кв. саж.

По заявлению зав. имением Лысенко Антона Корниловича земля имения была подарена в 1915 году бывш. Вел Кн. Александром Михайловичем Романовым дочери Ирине Александровне, по мужу, Юсуповой. Земля выделена из имения “Ай-Тодор”, постройки сделаны бывш. князем Юсуповым Ф. на личные средства, полученные от эксплуатации трудящихся.

К постройкам относится коттедж и флигель. Обе постройки каменные, соединены коридором длиною 152 аршина, идущим от большой кухни, находящейся на первом этаже флигеля. Дворец двухэтажный с чердачным помещением. У дворца бассейн четырехугольной формы, цементированный, с водою глубиною от аршина. Кругом него площадки с колоннами. Общая площадь, занимаемая дворцом и флигелем, 185 кв. саж., и коридор 7 кв. саж. Дворец и флигель приспособлены для зимнего проживания. Отопление – печи и камины. Из “Ай-Тодора”, в котором имеется собственная электростанция, до имения “Сосновая роща” проложен подземный электрический кабель, во дворце и флигеле сделана электрическая проводка. Водопровод из Михайловского источника имения “Харакс” снабжает “Сосновую рощу” ключевой водой, которая проведена как во дворец и флигель, так и территории, где устроено 12 кранов для поливки растений. В домах устроена канализация…»