Халява для лоха - Майорова Ирина (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Юрий судорожно сглотнул слюну и часто-часто закивал:
– Понял. – А когда отец уже вышел на площадку, еле слышно прошелестел : – Я еще это…
– Ну! – приказал Таврин.
– Я у нее сумочку и пакет забрал. Там документы, бумаги всякие были и деньги, пять тыщ баксов.
– И где это все?! Говор-р-ри, мр-р-азь!
От тавринского рыка Юрик вздрогнул и попятился. Капитан Старшинов, решив узнать о причине задержки Таврина, вернулся в квартиру и слышал признание сына.
– Документы Ненашеву отдал, – часто заморгал короткими ресничками Старшинов-младший. – А деньги он мне себе велел оставить. Сказал: «Пусть это будет твой бонус».
– Сюда! Деньги – сюда! – Отец пошел на Юрика, тряся огромными кулаками и бешено вращая глазами. Лицо его налилось кровью и стало багрово-фиолетовым.
– Алексей! Успокойся! – испугался за друга Таврин. – Еще не хватало, чтобы тебя кондратий хватил!
Юрик потер кулаком нос и, стараясь не встречаться с отцом глазами, зачастил:
– Я их в сберкассу положил, они ж вроде как не совсем мои; вот я и подумал, вдруг они еще этой Ольге понадобятся, вдруг она потребует, чтобы я вернул…
– Сберкнижку на стол, быстро! А с ненашевскими – сколько бишь он тебе отстегнул? – что сделал?
– Да вот, машину в кредит купил, новую «десятку», вчера оформил.
Таврин сгреб со стола сберкнижку (не обманул, мерзавец, в самом деле деньги на счет положил, кредит свой подстраховал. Но хорошо, хоть не потратил):
– Ты мне еще вот что скажи… Ты как догадался-то, что я все узнал? Почему из конторы рванул?
– Я за вами следил, – признался Юрик. – И сегодня тоже… Как увидел, что вы в стекляшку вошли, а потом этот бомж… Я его… ну, когда с Ольгой встречался… видел. Когда за столик сел, он то и дело из-за пальмы голову высовывал. Все на меня зыркал. Я сначала напрягся: вдруг заметил… Но потом подумал: кто этого шизоида вонючего слушать будет?
– А я, как видишь, выслушал.
– Да вы вон с бродячими собаками разговариваете и с алкоголиком, что у табачного киоска деньги клянчит, – вдруг перешел на снисходительный тон Юрик. – Вас хлебом не корми…
– Заткнись, выродок! – рванулся к сыну ка-питан.
– Все, пошли отсюда. У нас времени нет. – Таврин взял друга за локоть и насильно вывел из квартиры.
В машине минут десять оба молчали. Первым заговорил капитан:
– Чего делать будем, Владимирыч? Если он под суд пойдет, я такого позора не переживу…
– Да подожди ты с судом, – нетерпеливо поморщился Таврин. – Если с девчонкой все в порядке, этот эпизод и рассматривать не будут…
Капитан вопросительно глянул на друга.
– Ты пораскинь мозгами-то, – продолжил Таврин. – У кого на вооружении подобные средства имеются? Где такую психотропную гадость достать можно? То-то! Неужели ты думаешь, что там, как только поймут, что от Юрика да от Ненашева ниточка к ним тянется, сложа руки сидеть будут?.. Глянь-ка, какой номер? Ага, нам в следующий.
Имя
Михаилу Иосифовичу Гольдбергу накануне вечером позвонил бывший одноклассник. В последний раз они виделись десять лет назад на вечере, посвященном двадцатипятилетию выпуска. После дежурных расспросов о здоровье Федька Бабенко с присущей ему еще со школьных времен прямотой спросил:
– Слушай, Горыныч, ты где сейчас трудишься? Из наших никто толком не знает. Одни говорят: бизнесменам нервную систему поправляешь, другие – при каком-то супермаркете служишь: на покупателей гипноз напускаешь, чтобы с полок все сметали.
– За «Горыныча» ответишь, – попытался скрыть за шуткой уязвленное самолюбие Гольдберг. Из-за фамилии, которая с немецкого переводится как «золотая гора», Михаил Иосифович получил свое прозвище, а также производные к нему: Змей, Кощей (это приклеилось еще классе во втором – после того как класс наизусть учил предисловие к «Руслану и Людмиле»: «Там царь Кощей над златом чахнет!») и Трехголовый. К последнему юный Миша относился благосклонно, поскольку искренне полагал, что он по меньшей мере в три раза умнее одноклассников.
– То, что ты от науки отошел, известно. За последние лет семь ни одной статьи в научных журналах, ни одного упоминания твоего имени в бульварной прессе, которая всякую мистику-фантастику жалует. Чего молчишь-то? Тайна, что ли, какая?
– Да нет, почему тайна? – Михаил Иосифович постарался придать голосу побольше мажорного звучания. – Работаю в одном из крупнейших рекламных агентств.
– И чего там делаешь?
– Да ничего, чем бы не приходилось заниматься, работая в университете. Разъясняю основы психологии, только не безбашенным, забившим на учебу студентам, а серьезным людям: менеджерам, маркетологам, криэйтерам; провожу психологический анализ изготовленных для телевидения и радио роликов, смотрю, насколько точно выбранный корпоративный герой соответствует суперзамыслу…
– Че, правда такой фигней занимаешься? – искренне изумился доктор медицинских наук и классный хирург-офтальмолог Федор Антонович Бабенко.
И Михаилу Иосифовичу на мгновение показалось, что на том конце телефонного провода прижимает к уху трубку не седовласый доктор с солидным брюшком, а худющий, как спиннинг, с огромным ярко-рыжим нимбом вокруг головы Федька-Бобер.
– Не тебе судить, фигней не фигней, – раздраженно поставил одноклассника на место Гольдберг. – Ты позвонил только затем, чтобы узнать, где я работаю? Я твое любопытство удовлетворил? Тогда всего хо…
– Э! Э! Э! – завопил в трубку профессор Бабенко. – Ты чего, обиделся, что ли? Ну прости. Я вообще-то по делу звоню. Тут ко мне один врач из нашей клиники обратился. Сначала хорошего психиатра просил порекомендовать. Сказал, у его знакомой какая-то проблема с памятью. Амнезия редкая. Я ему Федулова назвал, дал координаты. А сегодня опять ко мне подошел: дескать, не знаю ли я такого Гольдберга Михаила Иосифовича – просто-таки гения психологии, владеющего уникальными методиками восстановления памяти. Это ему тебя так Федулов отрекомендовал. Ну я, естественно, сказал, что имею честь и прочее. Но телефон твой сразу не дал, решил сначала сам позвонить. Ну что, ты готов проконсультировать девушку с редкой формой амнезии или, трудясь на ниве вбивания в наши мозги идеологии потребительства, по другим статьям квалификацию потерял? Все, все! Прости засранца. Больше не буду! Так что, дам я молодому коллеге твой телефон? Вот и славненько! Слушай, Горыныч, надо как-нибудь встретиться, выпить, за жизнь потолковать. Не против? Давай сегодня же вечером! Приезжай часикам к восьми в Трехпрудный, там ресторанчик есть, «Шенонсо» называется, недорогой, уютный, и кухня нормальная. Идет?
Доктор-протеже Федьки-Бобра позвонил через четверть часа. Четко изложил обстоятельства обнаружения «девушки без памяти», весьма профессионально обрисовал симптомы. И Михаил Иосифович обещал на другой день, к шести быть по названному адресу. Но оговорился: если не задержат на службе.
Однако на следующий день штатный психолог в РА «Атлант» не поехал вовсе. В полдевятого позвонил на сотовый своему непосредственному начальнику Косте Обухову, сказал, что ему необходимо провести день в Химках, в отделе периодики. Почитать новые публикации о рекламе в отечественных и зарубежных изданиях. Костя не возражал, но попросил продублировать звонок заму по кадрам Левакову. Объяснил довольно туманно: дескать, я могу сегодня быть на работе, а могу и не быть. Михаил Иосифович Левакову дисциплинированно отзвонился, чем вызвал у последнего недоумение: чего это подчиненный Обухова у него отпрашивается?
Между тем Гольдберг действительно поехал в библиотеку. Однако предмет его нынешних научных изысканий был весьма далек от рекламы – в журналах и монографиях последних лет он искал статьи об амнезии и ее лечении.
К дому на Ташкентской психолог приехал в четверть седьмого. Поднимаясь в лифте на пятый этаж, посмотрел на свое отражение в зеркале. И с изумлением увидел себя самого восьмилетней давности: подбородок поднят, в глазах – азарт и сознание собственной значимости. Вся надежда сейчас только на него, потому как даже такой мэтр психиатрии, как профессор Федулов, в этом случае оказался бессилен.
