Неповиновение (Disobedience) (ЛП) - Алдерман Наоми (читать книги без регистрации TXT) 📗
Я заметила то, как она произнесла «мы с Довидом». Я не разобрала, что это значит. Как бы я ни посмотрела на эту фразу, она казалась абсурдной.
Я сказала:
- Знаешь, что меня бесит?
- Что? – спросила Эсти.
- Я не могу найти подсвечники. Это единственное, что я хотела здесь найти, и так и не нашла. Подсвечники моей мамы. Она каждый Шаббат зажигала в них свечи, когда я была маленькой. Это все, что я четко помню из детства. Она зажигала свечи, а я стояла радом с ней на стуле и говорила браху вместе с ней. Они были огромные и очень блестящие; мы их чистили каждое воскресенье.
- Серебряные подсвечники?
Я кивнула.
- С листьями, почками и бутонами?
Я снова кивнула:
- Ты их помнишь. Они всегда стояли в коридоре с тех пор, как она умерла.
- Они были в его доме. Перед тем, как твой отец умер. Прости. Я должна была… Забыла. Они были в его доме.
Она встала и вышла из комнаты. Через две или три минуты вернулась с громоздким свертком в руках длиной где-то в полтора фута, перевязанным веревкой. Она неловко сунула его мне в руки. По весу, по тому, как оно было упаковано, еще до того, как я сняла обертку, я поняла, что это. Папа всегда так делал. Он хранил оберточную бумагу и веревки и использовал их по многу раз. Должно быть, он сам их упаковал. Эсти сказала:
- Твой отец давно отдал их мне. Он сказал, они должны остаться в семье, но если ты когда-нибудь попросишь их – они твои.
Я стянула веревку и коричневую оберточную бумагу – два, три, четыре слоя, пока наконец не нашла их. Почерневшие и матовые, но все равно знакомые. Гораздо более отвратительные, чем в моей памяти, не извилистые, а скорее неуклюжие, острые, нескладные, но тем не менее. Мамины серебряные подсвечники, которые папа передал Эсти для меня, если я их захочу.
========== Глава двенадцатая ==========
Глава двенадцатая
Яков остался один. И боролся с ним некто до рассвета.
- Отпусти меня, - попросил он, - ибо взошла заря.
Но Яков ответил:
- Не отпущу тебя, пока ты меня не благословишь.
Тот спросил:
- Как твое имя?
- Яков.
- Не Яковом будешь ты зваться впредь, а Израилем, ведь ты одолел ангела Божьего.
Берешит 32:25 – 29
История о битве Якова с ангелом, безусловно, смутная. В не ней не говорится, почему ангел сражался с ним и как Якову удалось одолеть мощного Божьего посланника. Вот все, что нам известно: Яков получил новое имя, и в этом имени – наше предназначение.
Битва Якова с ангелом – не первое и не последнее подобное испытание. Разве Авраам не спорит с Богом, когда Он желает разрушить Содом и Гоморру? Разве Мойше оспаривает решение Бога разрушить сыновей Израиля? Неспроста Всевышний назвал нас упрямым народом – упертой, своевольной, непокорной расой.
Это наша территория. Мы стоим на границе, занятые постоянной борьбой. Мы – ничто, если не признаем правды. Не будем же отрицать просьб Всевышнего; не будем же сомневаться ни на мгновение, что Он требует от нас действовать и воздерживаться от некоторых действий. Он приказывает нам, чтобы мы не употребляли некоторую пищу, чтили Шаббат, святой день, омывали себя, если станем нечистыми – эти вещи просты. Может, их нелегко совершать или понимать, но они в пределах наших возможностей: ни отвратительны нашим умам, ни вредны нашим телам.
Но не станем отрицать, что среди многих вещей, которые Он просит выполнять, некоторые кажутся нам не только сложными, но еще и несправедливыми, нечестными. Неправильными. И в эти моменты мы не можем забывать, что и внутри нас есть голос, что и мы, как Авраам или Мойше, можем спорить со Всевышним. Это наше право. Сам факт нашего существования дает нам возможность иметь свободу выбора.
***
К трем часам дня первый этаж синагоги был заполнен людьми. Все стулья убрали с пола, людей все равно было больше, чем помещение могло в себя вместить. На самом деле, если бы не мехица – шторка, разделяющая комнату на мужскую и женскую половины, - степень толкотни была бы определенно неприличной.
В середине зала стояли два длинных стола, составленных вместе в форме буквы «Т». На нем были стопки сверкающих белых тарелок. Салаты - картофельный, капустный, огуречный, морковный, из трех видов бобов, из ячменя, марокканский, итальянский и вездесущий салат из помидора, огурца и перца. Была рыба: печеный лосось, жареные рыбные котлеты, сладкая и соленая селедка, треска и жареная камбала.
Многие женщины выстроились в очередь за рыбой. Хоть их внимание и было обращено на еду, но, наполнив тарелки, некоторые принялись болтать о вопросах синагоги или общины. Нагнувшись за гефилте фиш, миссис Бердичер заметила в адрес миссис Стоун, что Довид, как она слышала, будет произносить речь, и миссис Стоун ответила безупречно-белой улыбкой.
Мужчины в то же время собрались возле мяса. А какое было мясо! Жареные куриные крылья, куриные крылья на гриле, жареные куриные ножки, огромная тарелка куриных шницелей. Нарезанная индейка, утка, гусь. Вареная говядина и жареная говядина, маринованная говядина и копченая говядина. Печень, куриные сердца, мясной пирог, внутри которого была видна темно-розовая начинка, салями и болонская колбаса.
Менч говорил с Хоровицем, а Абрамсон – с Риглером. Правда ли это? Довид произнесет речь? Да, а как же. Они слышали это собственными ушами из его же уст или из уст того, кто слышал это от него. А как же его жена? Да, они слышали, она предпочла бы уехать. Жаль, ужасно жаль, но, в конце концов, если она будет счастливее в другом месте, община не будет ее держать.
Возле стола с десертами – тортом с желе, шоколадной помадкой, шоколадным муссом со сливками (соевыми, разумеется!) – стоял д-р Хартог со своей женой. Они приветствовали гостей. Они улыбались и склоняли головы, чтобы выразить тихое принятие слов соболезнования, сказанных им. Как и десерты, сделанные не из молочных продуктов, Хартог и его жена были неотличимы от искренних людей.
Довид был наверху, в женской части помещения, и наблюдал, приподняв занавеску. Комната внизу была переполнена людьми, в особенности вокруг центрального стола. Пока что случилось только пару происшествий – разбитый стакан и столкнутое содержимое тарелки на пиджак одного мужчины. Он выделил знакомые лица и наблюдал за множеством, которых не знал, пытаясь сопоставить их с именами из списка гостей. Конечно, он видел Хартога, расхаживающего из стороны в сторону. Фрума была увлечена беседой с одним из работников кухни, хоть Довид и не мог представить, чтобы чего-то не хватало. Изредка до него доносились несколько слов – приветствие или имена. Голос Хартога был громче обычного, когда он объявил: «Даян Шехтер, Реббецин Шехтер, добро пожаловать!» и «Сэр Леон, Леди Бирберри, могу ли я предложить вам места?».
И он видел Ронит. Она была одета так, чтобы не задеть чувства даже самых религиозных из религиозных. Ее юбка была длиной до пят, а блузка закрывала шею и запястья. Наверх она накинула свободный, бесформенный кардиган. На ее голове, хоть она и не была замужем, красовался светлый парик с густой челкой. Парик был тоже довольно густым, так что ее лицо было едва видно. Довид улыбнулся. Никто бы не догадался, что это она.
***
Есть такое американское шоу – «Раскрытие величайших фокусов мира» или что-то вроде того. Возможно, оно называется «Как они распилили ту женщину пополам?». Не помню. Смысл в том, что это передача, в которой объясняются все эти трюки и фокусы, которые показывают по телевизору. Я люблю такие передачи, те, что показывают тебе, что на самом деле происходит на сцене. Наверное, мне просто нравится знать, что происходит на самом деле. И что меня всегда впечатляет, так это то, какими простыми оказываются объяснения. Я имею в виду, можно и самому догадаться, но ты бы никогда не подумал, что кто-то такое и вправду сотворит. Или наоборот – когда тебе говорят, что женщина не может поместиться в крохотном ящике, ты им веришь. Вместо того, чтобы проверить, не сможет ли очень худенькая женщина, подготовленная к нахождению в неудобном положении пятнадцать минут, правда там поместиться. Вот в чем дело. Если кто-то говорит тебе, что что-то невозможно, ты просто веришь.
