Женский день - Метлицкая Мария (серия книг TXT) 📗
Только благодаря ему она стала успешной, известной, небедной. Только благодаря ему у нее появилось имя, деньги и связи. Только благодаря ему ей восхищались, завидовали и ее ненавидели. Боялись. Брали автографы. Открывали все двери. Гордились знакомством.
Маринин босс и любимый. Сволочь, гад, лгун и подлец. Тот, кто «сделал» ее и… сломал как сухую ветку. Царь и бог. Он сделал из нее известную телеведущую. Помог – и как помог! – в карьере. Только… Как женщину он ее уничтожил. Оставив бездетной и одинокой.
Что она обрела и что потеряла? Многое и там и там. Например, себя.
Проклясть или сказать спасибо? Вот с этим загвоздка. Большая проблема с этим.
Их роман начался так давно, что Марине казалось, будто не было и вовсе других мужчин в ее жизни. Он, Лукьянов, затмил всех мужиков вокруг. Немудрено – он был хорош. Хорош во всех смыслах этого слова – умен, образован, смел, остроумен. Красив, строен, высок. Околоостанкинские девицы бегали за ним табуном. Но, казалось, Лукьянов был недоступен. Нет, сплетни, конечно, бродили: то ему приписывали известную дикторшу из новостного отдела – женщину небесной красоты, то молодую монтажершу почти под два метра, то врачиху из медпункта – с лазоревыми глазами и осиной талией. И все-таки это были лишь слухи и домыслы – доказательств не было ни у кого. Его нечеловеческое упорство, амбициозность, тщеславие и честолюбие сделали свое дело: мальчик из нищей семьи, воспитанный одинокой матерью – почтальоном, он поднялся сам, без протекции – с осветителя до продюсера и замдиректора канала.
Он был талантлив. Безусловно. Его авторитет на телевидении был огромен. При одном упоминании его имени все благоговейно замирали. Все знали, что он прочно и долго женат единственным браком. Про его жену информации почти не было – домохозяйка, окончившая Библиотечный институт. Поговаривали, что внешне эта Инна достаточно заурядна. Нет, совсем не плохонькая, но… обычная, что ли. Она никогда не присутствовала на вечеринках, ни разу не появилась при записи программ. Словно тень или мираж. И все-таки правды не знал никто. В семье росли две дочери, Катя и Лора, погодки. Все.
То, что он обратил на нее внимание, было таким чудом и казалось таким невероятным, что, когда у них все закрутилось, никто не поверил. Тобольчина? Марина? Эта приезжая, вполне заурядная и довольно обычная девица? Да ладно, бросьте! Все с удовольствием верили в дикторшу, монтажершу и медичку. Но в эту? Да за какие такие заслуги? И чем она, собственно, лучше всех нас?
Ничем. Это правда. И все же… Она стала ловить на себе его взгляд – чуть задумчивый и внимательный. Убеждала себя, что все это ей только кажется. Этого просто не может быть! Да вокруг десятки прекрасных женщин, моложе, стройнее и красивее ее. Образованнее, в конце концов! А когда он позвал ее в кафе выпить кофе, вот тогда она поняла – не показалось. Ни ей, ни другим.
После того похода в кафе, где она краснела, смущаясь, и сбивалась в ответах, он сказал ей, что ждет ее после работы в машине, внизу, на стоянке. Ждет, чтоб отвезти домой. Сказал так сухо и строго, что возражать ему ей и в голову не пришло. Он ушел из кабинета чуть раньше, она это видела и надеялась, что ей все показалось или привиделось. Что вот сейчас она спустится вниз, выйдет во двор, и никакой бежевой «Волги» на стоянке не будет.
Она еще задержалась, специально. Потом, тяжело вздыхая, накрасила губы и подвела глаза. Сбрызнулась духами, лежавшими в сумочке, и спустилась во двор.
Бежевая «Волга» стояла. На улице было темно, но она увидела, как там, внутри, в чреве машины, вспыхивает красный огонек сигареты.
Она снова растерялась, разнервничалась окончательно, споткнулась на ступеньке, чуть не упала и замерла, не понимая, что делать. Ей захотелось прошмыгнуть мимо, незаметно проскользнуть за «спинами» других машин, выйти на улицу крадучись, почти ползком. Почему она так испугалась? Поняла, что теперь, с этого дня, как только она откроет дверь и сядет в машину, начнется другая жизнь? Которая затянет ее в тоску, страдания, печаль и безысходность? Оборвать которую у нее ни за что не хватит сил? Жизнь, в которой ей вечно будут шушукаться в спину, придумывать небылицы, осуждать, критиковать, завидовать и ненавидеть? А она… Она превратится в любовницу. Правда, есть легкий душок в этом слове? Нет-нет, ничего плохого! Но… все-таки что-то есть. Обидное, что ли? Стыдное. Непривлекательное. Жалкое даже. То, что лишит ее навсегда права на семью и детей. Право на совместный отпуск, Новый год и Восьмое марта. Цветы и конфеты ей сунут впопыхах, торопливо. Смущаясь. И она не станет продумывать блюда праздничного стола – не для кого. ОН будет в семье. В Новый год. Восьмого марта. В день своего рождения. И чемодан в командировки и на моря собирать ему будет совсем не она. Любовницы чемоданов не собирают. Они вообще на краю чужой семейной жизни. Сбоку. Где-то вдали. Маячат. Маячат всю жизнь. Иногда мешают. Иногда в них ОЧЕНЬ нуждаются. Ими, разумеется, восхищаются. Их хотят! С ними сладко и трепетно. У них, по сути, прекрасная роль – им доверяют сомнения и секреты. Им жалуются на несправедливость жизни. По ним скучают. Очень скучают – потому, что они НЕ ЧАСТЫ. Они не брюзжат, не надоедают. Не ходят в бигуди и в сношенных тапках. От них пахнет духами и неизвестностью. Они почти неизвестны. Не познаны до конца. В них все еще живет загадка и есть вечный манок. Они принадлежат мужчине и не принадлежат. Вот в чем секрет! Они – ничья собственность. Даже любовника. Они почти эфемерны – и это так привлекает!
Она привыкла к такой жизни – привыкла довольно быстро. Хотя продолжала реветь в Новый год. Поливала слезами готовый оливье, укладывая его в салатник. Привыкла к быстрым визитам на пару часов и взглядам на будильник. Привыкла к тому, что его подарки из командировок – крошечные, легче спрятать – одинаковые или похожие сувениры. «Сотрудницам на работу» – вот как это называлось.
Ничего личного, как говорится. Нет, скупердяем он не был – в день ее рождения это были подарки. Как правило, деньги – я же не знаю, что ты хочешь, малыш! Не знает. Что хочет законная – это известно. Так же, как и ее предпочтения – красное, белое, итальянское, пушистое, в орехами или с безе. Золото-серебро не пройдет.
Она же – загадка! Зачем знать, чем пахнет загадка? Зачем знать, что она любит бифштексы или светлое пиво? Некрасиво как-то, слишком обыденно.
Деньги, да. Приличные, кстати! На них она покупала сапоги, шубу, кольцо или серьги. Потом показывала ему.
– Ну? Как тебе? Это – ты!
Он никогда – вот забавно! – не ужинал у нее. Она, конечно, не ас – как почти любая одинокая и бездетная женщина. Кому охота стараться для себя одной? И все-таки она готовила. По первости. Запекала курицу, делала какой-нибудь салат из журнала – что-то несложное. А он не ел. Никогда! Говорил, что привык к домашнему. А у нее что – из столовки? Обижалась, конечно. Он уходил, а она грызла куриные косточки и кропила их слезами. Он пил только кофе – крепкий, без сахара.
Однажды купила ему роскошный свитер – отстояла в очереди пару часов. А он извинился:
– Зайчонок, ну какой свитер?! Ты ж все понимаешь… Как принести вот это домой?
Свитер остался у нее в шкафу. Навсегда. Лежал на верхней полке и назойливо напоминал о ее месте в его жизни.
Нет, было, конечно, хорошее – особенно летом. Жена с девочками уезжала на дачу. Он, как все мужики, ездил туда по выходным. А по будням оставался у нее, у Марины. Правда, ужинали они всегда в ресторане – вот тебе и «домашнее»… Нет, были цветы – тогда были! Были длинные летние ночи – душные, светлые, почти бессонные. Она привставала на локте и смотрела на него, спящего. И думала в те минуты, что отдала бы все на свете, если бы этот человек принадлежал только ей. Чтобы она не чувствовала себя воровкой, чтобы не боялась поднять глаза на людей.
Чтобы приезжали они на работу вместе, вместе выходили из машины, здоровались с коллегами. Смотрели в глаза окружающим – спокойно, без укоров совести и стеснения. Чтобы про них говорили: «Прекрасная пара!» Чтобы не шушукались вслед, не злословили. Не говорили: «Жену он не бросит. И что эта дура ждет? Никогда не дождется!»
