Токио нас больше не любит - Лорига Рэй (книги серии онлайн .txt) 📗
Из моей комнаты в гостинице прекрасно видны все эти дурацкие самолеты, они поднимаются и садятся, словно отправленные письма и письма, вернувшиеся обратно, — сотни машин, что взлетают и приземляются на бетонные полосы. Это я так думаю, что полосы бетонные, но я все-таки не специалист. В любом случае, получается забавно: абсолютно одинаковое дикое количество людей пытается выбраться и пытается попасть в одно и то же место в одно и то же время. Как будто бы число обещаний в точности равняется числу неисполненных обещаний. Число новобранцев равняется числу дезертиров. Вот о чем я размышляю, пока достаю из мини-бара бутылку пива, и тут же вслед за ней еще одну. Моя голова чиста, что, конечно же, не предвещает ничего хорошего. Какое-то время я провожу, погруженный в естественную печаль вещей этого мира, — пока мне не удается купить у консьержа порцию безобидных, слабо эйфорических стимуляторов. После чего я облачаюсь в плавки и спускаюсь к бассейну, потому что предчувствую — а вскорости и убеждаюсь, — что мне нравится плавать.
В бассейне симпатичный уругваец — торговец газонокосилками высказывает предположение, что я приехал по коммерческим делам, и я отвечаю, что да, хотя, по правде сказать, даже не знаю, о каких делах идет речь. Потом продавец косилок объясняет, что высаживать газоны в Аризоне — гиблое дело и что его начальство с ума сошло, если надеется, что он выполнит здесь свою норму продаж. Еще он показывает мне роскошный каталог своей продукции, и эти машины — действительно чудо техники, они, хочешь не хочешь, любого заставят завидовать владельцам садов.
Вернувшись к себе, я еще раз изучаю план К. Л. Крумпера: если все пойдет хорошо — а я не вижу для этого никаких препятствий, но, в общем, это просто фигура речи, — так вот, если все пойдет хорошо, завтра к полудню я должен быть в Кварцсайте, это такая община стариков, которые передвигаются по пустыне в собственных фургонах — всю зиму гоняются за солнцем. Миллион старцев, разбивших лагерь на берегах реки Колорадо, возле границы с Калифорнией.
Какой прекрасный день — и какой неприятный сюрприз. Вот именно так путешествуют плохие вести, притаившись, как отравленные подарки, как острые тени от цветов, как ярость, сокрытая в сердцах мертвых зверей, как отложенная месть, которую спящие дети хранят в сжатых кулаках. Ладно, не буду отклоняться от темы: по дороге на Кварцсайт произошло нечто странное. Выяснилось, что твою мать нашли мертвой в маленькой гостинице рядом с Марикопой, меньше чем в пятидесяти километрах от Финикса. Я пью шоколадный коктейль в «Дэнниз» — придорожном ресторанчике из тех, где подают завтраки, обеды и ужины двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. Мой водитель ждет рядом с машиной. На той стороне автострады, возле мотеля из сети «Бест Вестерн», стоит «скорая помощь» и два полицейских автомобиля. Официантка-мексиканка, которую, бог знает почему, зовут Мария де ла Лус, рассказывает, что убили ту женщину, которая всегда выигрывала, и тело все утро пролежало на полу в номере. Еще Мария де ла Лус добавляет, что женщина, которая всегда выигрывала, остановилась здесь по пути в Лас-Вегас и что ее чаевые и ее везение были известны во всем штате, а возможно, и еще в шести-семи штатах. Я спрашиваю Марию де ла Лус, знает ли она, что произошло, и мексиканка говорит, что да, что она точно знает, что произошло.
— Убийцы женщин. Они повсюду. Убийцам женщин ничего неизвестно ни о нашем счастье, ни о наших горестях. Они несут в своих венах вековую ненависть. Ненависть всех религий, созданных мужчинами. Ненависть всех журналов с фотографиями обнаженных женщин, которые дети прячут под своими кроватями. Ненависть, вскормленную страхом всех мужчин.
Мне кажется, слова этой доброй сеньоры не лишены смысла.
Потом Мария де ла Лус уходит на кухню, чтобы принести мне сэндвич с индейкой и пару пива, — она принимается за свои дела, словно ничего и не говорила.
Когда я возвращаюсь к машине, я вижу, что возле «скорой помощи» в знак протеста улеглись шесть воительниц из Лиги борцов за выживание женщин. Футболки их обагрены кровью. Два полицейских фотографа заходят в мотель с видом заплутавших туристов. Над крышей в поисках места для посадки кружит вертолет телевизионщиков. На футболках лежащих женщин под кровавыми пятнами угадывается надпись:
МЕРТВЫЕ ЖЕНЩИНЫ.
Мы возвращаемся на шоссе, продолжаем путь в сторону Кварцсайта. Труп твоей матери еще не выносили. Сквозь шторы в одном из окон мотеля я вижу мерцание фотовспышек.
Старики на рысящих лошадях, все в этих потрясающих ковбойских шляпах, и группа престарелых скрипачей, которые оживляют праздник, сидя на задке крытого фургона.
Я прибыл в Кварцсайт в разгар родео. Барбекю, флажки и пляски. Тысячи повозок, вставших лагерем вокруг городка. А вокруг пустыня. Палатки с пивом, пункты скорой помощи на колесах, зонтики от солнца, складные стулья, воздушные шарики, собаки, змеи, ружья, пистолеты, пальмы и параболические антенны. Наверное, именно так все и кончается.
Я выхожу из машины в начале залитого солнцем проспекта. Мой шофер разворачивается и уезжает. Один их этих старых всадников или одна из этих танцующих старух — К. Л. Крумпер. Теперь остается только узнать, что и за каким чертом Крумпер собирается делать со мной.
Сеньора, вооруженная старинным ружьем с оптическим прицелом и всем прочим, рассказывает мне, что всегда была великолепным стрелком и что мать подарила ей первую винтовку, когда ей исполнилось пятнадцать лет, и с тех пор она всегда путешествует с оружием. Еще эта женщина рассказывает, что даже дочь называет ее «сумасшедшая из пустыни» и что она добралась сюда, подгоняемая миннесотским морозом.
— Там мороз хватает тебя за шиворот и разрывает пополам, если ты ему позволишь. Многие из нас приходят в пустыню, чтобы убежать от мороза, поэтому нас и называют «зимние пташки». У моей дочки муж — идиот, но это может случиться с каждой из нас; проблема в том, что моя дочь позволяет его идиотизму проникать в нее, как в губку.
Эта снайперша, у которой вроде бы было пять мужей, решила остановить свой фургон вдали от родео, потому что ей не нравится смотреть, как старики валятся с лошадей и ломают себе кости.
— Здесь доктора собирают урожай. Они съезжаются со всей страны, чтобы чинить нас, как те механики, что специализируются на машинах, снятых с производства много лет назад. Они эксперты по невозможным ремонтам. Им известны названия всех деталей, которых больше не найти. Есть также колдуны, могильщики и шарлатаны, но, по счастью, от предсказателей мы свободны. Никто не хочет заглядывать так близко вперед. В Кварцсайте мы все знаем будущее. Пива хотите?
— Ну да, сеньора, конечно, хочу.
Итак, добрая женщина вытаскивает пару банок, и мы садимся под тентом ее повозки и спокойно выпиваем, как два новых друга, у которых определенно много общего, но которые пока не знают, в чем это общее состоит.
— Знаете что? Мне страшно жаль женщин, у которых один муж, потому что у них будет только одно воспоминание. У меня же, наоборот, есть пять великолепных воспоминаний. И да будет вам известно, что, когда начинаются танцы, я и сейчас занимаю место среди незамужних.
Разумеется, я спрашиваю, неужели она никогда ничего не забывала.
— Нет, сеньор, ничего существенного.
Потом она говорит, что не считает забвение достойным делом, но ничего не имеет против тех, кто решает забыть все начисто, поскольку не бывает ни двух одинаковых жизней, ни двух различных болей.
Солнце уже клонится к закату, посему женщина решает взяться за чистку своего ружья. Хотя мне, честно говоря, не ясно, как одно связано с другим.
Кстати, эта женщина ничего не знает о Крумпере.
— Видите ли, друг мой, эти бутыли с кислородом в Кварцсайт-Сити — вроде амулетов. А если они откажут, нам всегда остаются криогенные фабрики в долине Прескотт. Любой, кто сможет, замораживает там свои кости. В наши дни, когда нанотехнология наконец-то приносит свои плоды, когда появились нанороботы размером с молекулу, способные устранить вред, произведенный заморозкой, только идиоты и бедняки позволяют своим телам погибнуть навсегда. Ну и католики, естественно, — они уверены, что выполняют свое предназначение в этом мире, плодясь как кролики, и ждут не дождутся момента перехода в мир иной. Полюбуйтесь только на этих католиков — они проживают жизнь как человек, молча ожидающий поезда на покинутом вокзале. Они готовы. Знайте же, что моя любимая супруга уже заморожена в лабораториях SIRUS, а я ожидаю, когда у меня накопится достаточно средств, чтобы присоединиться к ней, когда подойдет срок, и знайте также, что срок всегда подходит.
