Пролетая над гнездом кукушки - Кизи Кен Элтон (прочитать книгу txt) 📗

— Вот откуда все это пошло: два психиатра посетили бойню, бог его знает, по какой такой ошибке, и наблюдали, как скот убивают ударом кувалды между глаз. Они заметили, что не весь скот погибает, что некоторые падают на пол в состоянии, которое очень сильно походило на эпилептические конвульсии. «Ах, фот оно, — сказал первый доктор. — Это именно то, фто нам нушно для наших пациентоф, — искусственный припадок!» Его коллега конечно же согласился. Известно, что человек, переживший эпилептический припадок, на какое-то время становится более спокойным и миролюбивым, а самые буйные, с которыми совершенно не удавалось установить контакт, становятся способными после припадка вести разумные беседы. Никто не знал почему; они до сих пор не знают. Но было очевидно, что если вызвать эпилептический припадок у неэпилептика, то результаты могут быть самые благоприятные. И за всем этим стоял человек, который то и дело устраивал эпилептические припадки — и с неизменным успехом.

Сканлон предположил, что этот парень использовал молот вместо бомбы, но Хардинг это высказывание полностью игнорирует и продолжает свои объяснения:

— Молот это то, что использовал мясник. И именно в этом месте коллега сделал небольшую оговорку. В конце концов, человек — это не корова. Кто знает, а вдруг молот соскользнет и сломает ему нос? Или даже выбьет зубы? И что тогда с ними будет, учитывая высокую стоимость работы дантиста? Если они намереваются бить человека по голове, они должны использовать что-то более надежное и более аккуратное, нежели молот; и в конце концов оба сошлись на электричестве.

— Господи, разве они не думали, что это может нанести определенный вред? Разве публика не подняла из-за этого шум?

— Думаю, вы не до конца понимаете публику, мой друг; в этой стране, когда некоторые из нас съезжают с катушек, самый быстрый путь привести нас в чувство — и есть самый лучший.

Макмерфи трясет головой:

— Ничего себе! Пропускать электричество через голову. Ребята, это похоже на казнь за убийство на электрическом стуле.

— Оба действия гораздо больше связаны друг с другом, чем можно себе представить; и то и другое — лечебные средства.

— И ты говоришь, это не больно?

— Я лично это гарантирую. Совершенно безболезненно. Один разряд, и ты немедленно теряешь сознание. Никакого газа, никаких иголок, никаких кувалд. Абсолютно безболезненно. Проблема заключается лишь в том, что никто не хочет пройти через это еще раз. Ты… меняешься. Ты забываешь вещи. Это, — он прижал руки к вискам, закрыв глаза, — это словно удар, который наносится по масленичному колесу твоих представлений, эмоций, воспоминаний. Эти колеса, ты их видел; зазывала принимает твою ставку и нажимает кнопку. Бац! Со всеми этими огнями, и звуками, и номерами, круг за кругом, сливаясь в одно, и, может быть, ты в конце концов выиграешь, а может быть, проиграешь, и тебе придется платить снова. Плати парню за следующую поездку, сынок, плати ему.

— Спокойно, Хардинг.

Дверь открывается, и каталка выезжает наружу с парнем под простыней, и техники отправляются за кофе. Макмерфи запустил руку в волосы.

— Похоже, я не сумею врубиться во все то, что вы мне напихали в голову.

— Во что? В шоковую терапию?

— Да. Нет, не только в нее. Во все это… — Он описал рукою круг. — Все эти вещи происходят...

Рука Хардинга касается колена Макмерфи.

— Приведи в порядок свой удрученный разум, друг мой. Судя по всему, тебе не следует беспокоиться насчет ЭШТ. Она уже почти вышла из моды и используется только в исключительных случаях, когда уже совсем ничего нельзя добиться, как лоботомия.

— А лоботомия — это когда удаляют часть мозга?

— Ты снова прав. Ты очень сильно поднаторел в смысле жаргона. Да, удаляют мозг. Кастрация передних долей. Я полагаю, что, если она не может отрезать то, что ниже пояса, она отрежет то, что выше глаз.

— Ты имеешь в виду Рэтчед?

— Совершенно верно.

— Не думаю, чтобы сестра могла решать такого рода вещи.

— Но она решает.

Макмерфи рад прекратить разговор о шоке и лоботомии и вернуться к разговору о Большой Сестре. Он спрашивает Хардинга, что с ней не так. У Хардинга, Сканлона и некоторых других есть на этот счет кое-какие соображения. Они некоторое время рассуждают о том, является ли она корнем всех здешних бед, и Хардинг заявляет, что в ней — корень большинства из них. Остальные ребята по большей части тоже так думают, но Макмерфи все еще в этом не уверен. Он говорит, что одно время тоже так думал, но сейчас он не знает. Даже если убрать ее с дороги, это вряд ли что сильно изменит; тут есть что-то более значительное, что устраивает весь этот бардак. Он даже пытается сформулировать, что, по его мнению, это такое. Но в конце концов сдается, потому что объяснить этого не может.

Макмерфи этого не знает, а только почуял то, что я осознал давным-давно: это не Большая Сестра сама по себе, но весь Комбинат, Комбинат шириной во всю страну является по-настоящему большой силой, а сестра — всего лишь их высокопоставленный чиновник.

Ребята не согласны с Макмерфи. Они говорят, что знают, что именно не так, а потом пускаются в спор. Они спорят до тех пор, пока Макмерфи их не прерывает.

— Черт побери, вы только себя послушайте, — говорит Макмерфи. — Все, что я слышу, — это нытье, нытье и еще раз нытье. В отношении старшей сестры, персонала, больницы. Скэнлон хотел бы разбомбить это заведение. Сефелт во всем винит лекарства. Фредериксон — свои семейные проблемы. Ребята, фишка совсем не в этом.

Он говорит, что Большая Сестра — просто жестокая, старая карга с ледяным сердцем, а все попытки заставить его выставить против нее рога — это полная фигня и не принесет никому ничего хорошего, в особенности ему самому. И заткнуться насчет нее вовсе не означает заткнуться насчет всех тех, по-настоящему серьезных подводных камней, которые порождают нытье.

— Ты полагаешь, что нет? — спрашивает Хардинг. — В таком случае, поскольку ты неожиданно так ясно осознал проблему душевного здоровья, скажи нам, в чем проблема? Что это за глубоко спрятанные подводные камни, как ты их исключительно умно обозначил?

— Говорю вам, ребята, не знаю. Я никогда не видел ничего подобного. — Он минуту просидел тихо, прислушиваясь к жужжанию из рентгенкабинета, а потом сказал: — Но вы говорите, что дело ни больше ни меньше как в этой старой сестре и ее сексуальных тревогах. В таком случае решение ваших проблем в том, чтобы просто опрокинуть ее на спину и избавить от тревог, так?

Скэнлон хлопает в ладоши:

— Ч-черт побери! Так и надо! Мы выбираем тебя, Мак, ты — как раз тот жеребец, который подходит для этой работы.

— Только не я. Нет, сэр. Вы выбрали не того мальчика.

— Почему нет? Я думаю, что ты — супержеребец, если надо трахнуть по-быстрому.

— Скэнлон, приятель, я планирую держаться от этой старой индейки так далеко, как это только возможно, дабы не запятнать своей чистоты.

— Это я заметил, — отзывается Хардинг улыбаясь. — Что происходит между вами двумя? Сначала ты ее на какое-то время втягиваешь в это дело, потом отпускаешь веревку. Неожиданное сострадание к нашему ангелу милосердия?

— Нет, я тут выяснил пару-тройку вещей, вот почему. Порасспрашивал кое-кого в разных местах. И выяснил, почему вы все лижете ей задницу, раболепствуете, позволяете ходить у вас по головам. И я допер, для чего вы решили меня использовать.

— О? Это интересно.

— Ты совершенно прав, черт возьми, это интересно. Интересно и то, что вы, бездельники, не сказали мне, какому риску я подвергаюсь, накручивая ей таким образом хвост. Да, конечно, она мне не нравится, но это вовсе не значит, что я собираюсь доводить ее, чтобы она добавила к моему заключению годик или около того. Вам следовало бы время от времени поступаться своей гордостью и не спускать глаз со старушки Номер Один.

— Ну что ж, друзья, не кажется ли вам, что имеются какие-либо основания для слухов, будто наш Макмерфи решил принять действующие правила, чтобы увеличить свои шансы на досрочное освобождение?