Человеческий фактор - Грин Грэм (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
Он с треском захлопнул окошечко, и Кэсл вышел из кабины. Нелепый конец нелепой акции, подумал он. Как мог он рассчитывать, что этот человек поймет его, даже если бы ему разрешено было выговориться? Слишком долгую пришлось бы ему рассказывать историю, которая началась в далекой стране столько лет тому назад.
Сара вышла к нему, когда он вешал пальто в холле. Она спросила:
— Что-то случилось?
— Нет.
— Ты никогда не приезжал так поздно, не позвонив.
— О, я мотался по разным местам, пытался кое с кем встретиться. Никого не сумел найти. Все, видимо, уехали на несколько дней на уик-энд.
— Виски выпьешь? Или сразу будешь ужинать?
— Выпью виски. И налей побольше.
— Больше, чем всегда?
— Да, и без содовой.
— Что-то все-таки случилось.
— Ничего существенного. Просто холодно и сыро, почти как зимой. Сэм уже спит?
— Да.
— А где Буллер?
— Ищет кошек в саду.
Кэсл, как всегда, сел в кресло, и, как всегда, между ними воцарилась тишина. Обычно эта тишина накрывала его, словно теплой шалью. Тишина несла с собой отдохновение, тишина означала, что им не нужны слова: их любовь настолько устоялась, что не требовала подтверждений — они на всю жизнь застрахованы в своей любви. Но в этот вечер, когда оригинал записей Мюллера лежал у него в кармане, а снятая им копия наверняка уже находилась в руках молодого Холлидея, тишина была безвоздушным пространством, в котором Кэслу нечем было дышать, — тишина означала отсутствие всего, даже доверия, в ней был могильный привкус.
— Еще виски, Сара.
— Ты _в самом деле_ слишком много пьешь. Вспомни беднягу Дэвиса.
— Он умер не оттого, что слишком много пил.
— Но мне казалось…
— Тебе казалось то же, что и всем остальным. И ты ошибаешься. Если тебе трудно налить мне виски, так и скажи — я сам себе налью.
— Я ведь только сказала: вспомни Дэвиса…
— Я не хочу, чтобы обо мне слишком пеклись, Сара. Ты — мать Сэма, а не моя.
— Да, я его мать, а ты ему даже не отец.
Они в изумлении и ужасе посмотрели друг на друга. Сара сказала:
— Я вовсе не хотела…
— Ты в этом не виновата.
— Извини.
Он сказал:
— Вот таким станет наше будущее, если мы не сможем друг с другом откровенно говорить. Ты спрашивала меня, что я делал. Так вот, весь вечер искал кого-то, с кем я мог бы поговорить, но никого не застал.
— Поговорить о чем?
Этот вопрос заставил его умолкнуть.
— А почему ты не можешь поговорить _со мной_? Наверно, потому, что «они» запрещают. Акт о сохранении государственных тайн и прочие глупости.
— Дело не в «них».
— А в ком же?
— Когда мы с тобой, Сара, приехали в Англию, Карсон прислал ко мне человека. Карсон спас ведь тебя и Сэма. И просил за это о небольшой услуге. Я был так благодарен ему, что согласился.
— Ну и что в этом плохого?
— Мама говорила мне, что, когда я был маленьким и мы играли в менялки, я всегда готов был отдать несоизмеримо много другим детям, но то, о чем просил меня человек, который спас вас от БОСС, не было несоизмеримым требованием. А потом так и пошло — я стал так называемым «двойным агентом», Сара. И меня ждет пожизненное заключение.
Кэсл всегда знал, что настанет день, когда такой диалог между ними состоится, но не представлял себе, какие при этом будут сказаны слова. Она сказала:
— Дай-ка мне твое виски. — Он протянул ей стакан, и она отхлебнула из него. — Тебе грозит опасность? — спросила она. — Я имею в виду — сейчас. Сегодня.
— Опасность грозила мне на протяжении всей нашей совместной жизни.
— А сейчас стало хуже?
— Да. По-моему, они обнаружили утечку и, по-моему, подумали на Дэвиса. Не верю я, чтобы Дэвис умер естественной смертью. Одна фраза доктора Персивала…
— Ты думаешь, они убили его?
— Да.
— Так что на его месте мог быть ты?
— Да.
— А ты продолжаешь этим заниматься?
— Я считал, что написал свое последнее донесение. И распростился со всем этим делом. А потом… кое-что произошло. Это связано с Мюллером. Мне необходимо было дать им знать. Надеюсь, они все получили. Не знаю.
— А как у вас в конторе обнаружили утечку?
— Я полагаю, у них где-то сидит предатель — по всей вероятности, там: ему в руки попали мои донесения, и он передал их назад, в Лондон.
— А если он передаст и это последнее?
— О, я знаю, что ты сейчас скажешь. Дэвис мертв. И я единственный в нашей фирме, кто имеет дело с Мюллером.
— Зачем ты возобновил контакт, Морис? Это же смертоубийство.
— Это может спасти много жизней — жизней твоего народа.
— Не говори мне о моем народе. У меня нет больше моего народа. Ты — «мой народ».
Он подумал: «Это наверняка из Библии. Я это уже слышал. Что ж, Сара ведь ходила в методистскую школу».
Она обняла его за плечи и поднесла стакан к его губам.
— Жаль, что ты столько лет ничего мне не говорил.
— Я боялся… Сара.
В памяти его всплыло при этом другое имя из Ветхого Завета. То же самое сказала ему когда-то женщина по имени Руфь… [Кэсл сравнивает поведение Сары, заявившей ему: «Ты — мой народ», — с поступком героини библейской легенды — Руфи: моавитянка Руфь была замужем за выходцем из Вифлеема Иудейского и, когда ее муж умер, отказалась от предложения возвратиться к своему народу, а пошла вместе со свекровью в землю Иудейскую, сказав при этом: «Народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом» (Ветхий Завет, Книга Руфь, гл.1)] или нечто похожее.
— Ты боишься меня и не боишься «их»?
— Я боюсь за тебя. Ты и представить себе не можешь, как бесконечно долго тянулось для меня время, пока я ждал тебя в отеле «Полана». Я думал, ты уже никогда не приедешь. Пока было светло, я разглядывал в бинокль номера проезжавших мимо машин. Если номера были четные, это значило, что Мюллер добрался до тебя. А нечетные означали, что ты в пути. На этот раз не будет ни отеля «Полана», ни Карсона. Дважды такого не бывает.
— Чего же ты от меня хочешь?
— Лучше всего, если бы ты взяла Сэма и отправилась к моей матери. Разъедься со мной. Сделай вид, будто мы серьезно поссорились и ты намерена подать на развод. Если ничего не случится, я буду здесь, и мы снова сможем соединиться.
— А что я буду все это время делать? Следить за номерами машин? Посоветуй мне что-нибудь получше.
— Если они по-прежнему опекают меня, — а я не знаю, опекают или нет, — то мне обещали, что будет проложен безопасный маршрут для бегства, но уехать мне придется одному. Так что и в этом случае тебе придется отправиться с Сэмом к моей матери. Вся разница в том, что мы не сможем поддерживать контакт. Ты не будешь знать, что со мной, — возможно, довольно долго. Я бы, пожалуй, предпочел, чтобы за мной явилась полиция, — тогда мы, по крайней мере, снова увиделись бы в суде.
— Но ведь у Дэвиса дело до суда не дошло, верно? Нет, если они все еще опекают тебя, — уезжай, Морис. Тогда я хоть буду знать, что ты в безопасности.
— Ты не сказала мне ни слова осуждения, Сара.
— Почему осуждения?
— Ну, ведь я на общепризнанном языке — предатель.
— Какое это имеет значение? — сказала она. Она вложила руку в его ладонь — жестом более интимным, чем поцелуй: целуются ведь и чужие люди. И сказала: — У нас с тобой есть своя страна. Там живем ты, я и Сэм. И эту страну, Морис, ты никогда не предавал.
Он сказал:
— На сегодня хватит волноваться. У нас еще есть время, и надо поспать.
Но, не успев лечь в постель, они предались любви — не раздумывая, не произнося ни слова, как если бы договорились об этом еще час тому назад и лишь отложили из-за разговора. Много месяцев они не сливались так воедино. Теперь, когда Кэсл высказался, открыв свою тайну, любовь как бы высвободилась, и Кэсл, не успев откатиться от Сары, тут же заснул. Его последней мыслью было: «Еще есть время: пройдут дни, быть может, недели, прежде чем об утечке сообщат сюда. Завтра — суббота. Впереди целый уик-энд, так что успеем принять решение».
