Мика и Альфред - Кунин Владимир Владимирович (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
— Я могу приехать к тебе с двумя московскими барышнями из «Балета на льду» и одной гениальной идеей?
— Можешь. Но лучше привези одну барышню только для себя и парочку гениальных идей для нас обоих. А то я сегодня не в форме.
— Мика! Это все, что есть в лавке — одна идея и две барышни. Не хотите — не берите!.. — проговорил приятель тоном опытного работника советской торговли.
— Черт с тобой, приезжай. Купите по дороге хлеба. В доме — ни крошки.
… К трем часам белой ленинградской ночи миловидные и достаточно юные московские барышни-фигуристки, начисто лишенные каких-либо комплексов, были весело использованы по своему прямому дамскому назначению и отправлены на такси к себе в гостиницу «Октябрьская».
Полуголый Мика, сидя на кухне в одних тренировочных штанах — свой халат он отдал приятелю сценаристу, разлил остатки коньяка по рюмкам и сказал сценаристу:
— Итак, с барышнями — разобрались. Теперь выкладывай свою «гениальную» идею. Будь здоров!
И Мика поднял рюмку. Сценарист тоже поднял рюмку, но выпить не спешил — завистливо разглядывал обнаженного Мику Полякова.
— Эй, эй!.. — встревожился Мика. — Если ты решил сменить половую ориентацию, на меня не рассчитывай! Я для этого излишне смешлив…
— Дурак, — обиделся сценарист. — Я просто смотрю — ты еще здоров, как племенной жеребец!
— Стараюсь, — скромно сказал Мика. — Давай идею!
Собственно говоря, это была не «идея», а уже почти сложившийся сюжет будущего киносценария…
… В милой и славной интеллигентной семье «шестидесятников» — папа, мама, сын-студент и дочь-старшеклассница — все время прилежно играют в «свой клан», в привязанность и любовь, в симпатичную ироничность отношений, в щегольство выдумок, одной из которых были уверения, что в их доме вместе с ними живет и пятый член семьи — Домовой!..
И вроде бы они так «заигрались» в этого Домового, что он у них и на самом деле появился. Дескать, они его придумали, а он стал СУЩЕСТВОВАТЬ! Правда, семья об этом даже не догадывается, считая Домового своей веселой выдумкой. Но оказалось (глазами Домового, не замутненного человеческой лживостью), что эта семья не так уж счастлива, как хочет казаться!.. Тысячи «болей, бед и обид» изнутри раздирают эту семью, рождают подлость и предательства…
Пытаясь спасти эту семью от окончательного разрушения, придуманный и рожденный фантазией людей Домовой не может справиться с грудой человеческих пороков и в бессилии погибает вместе со всем семейством…
Вот такую затейливую и невеселую историйку сочинил Микин друг — хороший киносценарист, большой поклонник барышень-фигуристок из «Балета на льду».
В конце своего рассказа он заявил, что теперь ему как воздух необходим Мика Поляков.
— Я-то тебе на кой черт?! — удивился Мика. — По-моему, ты превосходно придумал сценарий. Осталось только сесть и записать. А ты этим ремеслом владеешь отменно…
— Микочка! Признаться, я не настолько владею «ремеслом», как ты изволил выразиться…
— Прости, Бога ради.
— Наплевали… Я не умею сочинять характеры существ, которых не могу себе представить зрительно… Я не знаю, как может разговаривать персонаж, которого я не вижу… Нарисуй мне Домового, Мика! Как он выглядит?… Во что одет?… Я повешу твой рисунок у себя над столом и сяду за пишущую машинку.
— Попробуй сам почитать сказки Афанасьева, поройся в фольклорных материалах… Я сейчас дико занят Аверченко. Меня очень поджимают издательские сроки.
— О Боже! Он занят Аверченко… Аверченко очень средний литератор, и сейчас его стали издавать лишь потому, что раньше он был запрещен из-за своего эмигрантства…
— Но шестьдесят иллюстраций для трех томов Аверченко — год моей безбедной жизни. И я готов Аркаше простить некоторый примитивизм его дореволюционного юмора. Кстати, в эмиграции он стал писать лучше…
— Тэффи, которую он же печатал в своем «Новом Сатириконе», была на три головы выше самого Аверченко, — сказал сценарист. — Микочка! Нарисуй мне Домового… Придумай его мне графически, умоляю! Ну хочешь, я на колени встану?
— Совсем сдурел!.. — сказал Мика и отправился в кабинет.
Оттуда он принес несколько небольших листов ватмана и карандаш, разгреб кухонный стол, положил на него бумагу и стал быстро что-то набрасывать, приговаривая:
— Ну вот… Наверное… Должно быть… вот… что-то такое… Около полуметра — не больше… Или мало?…
— Рисуй, рисуй!.. — Затаив дыхание, сценарист следил за карандашом в уверенной руке Мики Полякова.
— …в лапоточках… — бормотал Мика, и на бумаге возникали смешные фигурки предполагаемого Домового. — Веревочкой подпоясан… Вот такая бороденка… шапочка… Какая же у него может быть шапочка?… А, старик?
— Откуда я знаю?! — окрысился сценарист. — Я для этого к тебе и приехал! Фигуристками угощал, хлеб привез, подлизываюсь к тебе, как шавка! А ты мне рисуешь какую-то херню собачью! Что это за современный Домовой?! Это же тридцатые годы какие-то… Голод в Поволжье!.. Дед Щукарь!.. Какой-то бездарно сочиненный российско-деревенский пейзанин… Лапоточки-онучи! Поясок веревочкой! Мне… Мне сегодняшний Домовой нужен!!! Восьмидесятый год на дворе, Мика!.. Сейчас уже никто косовороток не носит, черт бы тебя побрал!
Через пару дней он позвонил Мике и сказал, что его заявку на сценарий про Домового студия не приняла, обвинив автора в болезненном мистицизме и мелкотемье, но, чтобы подсластить пилюлю, включила какой-то старый фильм, снятый по его сценарию, и его самого в фестиваль «Ленфильма», проводившийся почему-то на Дальнем Востоке. Так что завтра он уже вылетает в Хабаровск, потом в Благовещенск, Уссурийск и Владивосток. Возможно, им даже придется слетать на Чукотку. Не исключено, что он сможет там захороводить и обаять парочку барышень-чукчей первой свежести и привезти их к Мике.
— Ты никогда не спал с хорошенькой чукчей? — спросил сценарист.
— Нет, — ответил Мика. — А как быть с Домовым?
— Пока не наступит фантастическая эра свободы и бесцензурного творчества, боюсь, Домовой нам с тобой не пригодится. Ты свободен для своего договорного Аверченко. А Домового можешь перестать рисовать и даже плюнуть ему в морду!
Но этого Мика уже почему-то не мог сделать…
Бесстыдно нарушая все издательско-договорные сроки, Мика с упорством маньяка продолжал зачем-то рисовать и придумывать, продумывать и рисовать этого проклятого Домового!..
Сотни набросков заполняли бесчисленное количество листов бумаги, а Михаил Сергеевич Поляков, которому уже завалило за полтинник, все рисовал и рисовал это странное и неведомое Существо, так дивно втемяшевшееся ему в голову…
Что? Почему? Какая сила заставляла его это делать — понять Мика не мог. Не мог и остановиться в своем поиске. Одно понимал — теперь он «сочинял» этого Домового не для кого-то, а для себя. Лично…
А потом вдруг пришло озарение! Оно, правда, лежало на поверхности, но до сих пор было не замечено Микой. В озарении были две составляющие.
Первая: Домовой — хранитель очага. Следовательно, он постоянно находится в доме. В чем, например, Мике удобнее всего быть у себя в доме? В тренировочном костюме. Желательно старом, полуистлевшем от многократных стирок, но внешне сохранившем признаки бывшей принадлежности хозяина этого костюма к большому спорту.
И на бумаге неожиданно появился Домовой в весьма пожилом тренировочном костюме с четырьмя белыми фетровыми буквами на спине — «СССР». И в «чешках» со смятыми задниками — таких бывших гимнастических тапочках…
Вторая составляющая: он может сохранить некий приблизительно фольклорный облик — бородку, усы, некоторую наивную простоватость.
Но ни в коем случае он не должен походить на бедного деревенского родственника, явившегося в категорически чуждый ему мир многомиллионного города и столкнувшегося с пугающими его явлениями цивилизации, которых он якобы был лишен в своем медвежьем углу. Или еще где-нибудь — откуда он появился…
Ни под каким видом не делать из него комический персонаж, разговаривающий псевдонародными, окололитературными перлами вроде — «мабуть», «кубыть» и «ёж тя задери»!..
