Бермудский треугольник - Бондарев Юрий Васильевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
— А кем же вы ей приходитесь, простите? Покачивая тонким станом, она вышла из-за конторки, с томным намеком взглянула на Андрея. Он солгал:
— Двоюродный брат.
Она пошла по коридору, неумеренно узкобедрая, напоминая змейку, гибко покачивающуюся на хвосте.
— Фигурка, достойная коллекции, — ухмыльнулся Спирин. — Ничего, а?
Минут через десять она вернулась, следом за ней приблизилась длинноногая девушка в брюках, ее восточные глаза не скрывали опасливого любопытства.
— Извините, кто из вас брат Татьяны? — спросила она грудным голосом. И Андрей кивнул, замечая настороженность на ее лице. — Это вы? Татьяны нет на занятиях несколько дней. Она заболела, сняла комнату в дачном поселке, чтобы в пансионате не было с ней забот, как она сказала… А что бы вы хотели?
— Вас зовут Яра? — прямолинейно спросил Андрей. — Вы подруга Тани?
Девушка свела стрельчатые брови.
— Нет, не Яра… Ярослава — да, подруга Тани. Меня зовут Лилиана. А вы знакомы и с Ярой?
— Значит, Тани нет сейчас в пансионате, — заговорил Андрей, не отвечая, — а вы не скажете, добрая Лилиана, — прибавил он шутливо, — не скажете бедному брату, где Таня сняла комнату? Вы говорите — дачный поселок? Мы его проезжали. Он был слева от шоссе? Как мне найти ее?
Лилиана посмотрела на Андрея с недоверием, ее начерненные ресницы стали колючими.
— Вы действительно ее брат? Она никогда не говорила. Если бы я имела такого брата, то похвасталась бы…
— О двоюродных братьях говорят не очень часто.
— Положим. Представьте, я не запоминаю адреса. Но помню: крайняя дача со стороны леса.
— Благодарю вас, дорогая Лилиана.
— Приветик, симпатичный брат Тани.
Крайнюю дачу со стороны леса отыскали довольно быстро, вошли в открытую калитку на небольшой участок, под навесы разросшихся елей, редкие пятна осеннего солнца лежали на опавшей хвое возле крыльца. В лесу и в поселке стояло безмолвие. Где-то далеко по-кладбищенски кричали вороны. В старом доме с наполовину прикрытыми ставнями заскрипели шаткие ступени, когда поднялись на ветхое крыльцо.
Андрей нажал рукой на дверь. Она была заперта изнутри. Он постучал. В доме никто не отозвался. Он громко и настойчиво постучал вторично. Тишина в доме стала пугающей. Он повернулся к Спирину, подозрительно разглядывающему облупленные косяки, замочную скважину.
— Не ошиблись ли мы домом, Тимур? Спирин плечом исследовал прочность двери, неунывающе одобрил:
— Не исключено. На всякий случай стучи, как на пожаре, а я буду кричать: “Горим!” Как-нибудь прорвемся!
С решимостью Андрей постучал в третий раз — и в доме послышался шорох, потом невнятный вскрик, не то стон, звякнул ключ в замке. Дверь приоткрылась. Спирин ударом ноги распахнул ее до отказа. От порога спутанными шагами попятилась худенькая девушка в нижней сорочке, босая, тесно прижав кулачки к груди, тонкое неживой бледности лицо со стеклянными недвижными зрачками было в обильном поту, несвежая сорочка пропиталась на груди бурыми разводами — дурно пахло уксусной кислотой рвоты. Девушка в пьяном ужасе дергала головой, вскрикивая вместе с тоненьким плачем:
— Пришли? Пришли? Он вас послал? Скажите ему, что мы никуда не пойдем! Мы не хотим… мы уезжаем… мы очень далеко… мы уедем… Я не вернусь… я не вернусь к нему! Нет, нет, нет! Нас поселят в вилле с пальмами… — И она слабенько засмеялась. — Белые бабочки и пальмы, и океан, океан…
— Пьяна, чертовка, — выругался Спирин. — Или нашпиговалась!
— Вы кто — Яра, что ли? Кто вы? — крикнул Андрей, не справляясь с отвращением от рвотного запаха, от пьяной нечистоты этой девушки, от ее плача и смеха.
Спирин пренебрежительно обошел ее, ногой растворил дверь в другую комнату.
— Вы — кто? Подруга Тани? Вы — Яра? — сердито спрашивал Андрей.
— Я Яра, Яра, — пролепетала она птичьим языком и опять рассыпала тихонький радостный смех. — Я родилась королевой лебедей… Я живу как Леда… любовником Леды был Зевс… Как это было красиво!
— Черт вас возьми с вашими лебедями! Где Таня? Где она, я вас спрашиваю?
— Зайди сюда, Андрей, — донесся голос Спирина из другой комнаты. — Тут какая-то девица.
Андрей вошел в соседнюю комнату, низкую, крохотную от старинного громоздкого комода, со стойким запахом той же уксусной кислоты, разбавленной, похоже, примесью духов, отчего воздух здесь был особенно едко-душным, сразу увидел на кровати кого-то лежащим под простынею и, вглядываясь, не поверил, что в этой захламленной тазами и ящиками комнате, с окурками на затоптанном полу, с разбросанной по табуреткам женской одеждой, могла быть она… “Нет, здесь что-то не так. Здесь какой-то дьявольский обман, какое-то дурное наваждение”.
Но не было ни обмана, ни наваждения. Он зашел по другую сторону кровати, наклонился — и что-то ледяным ожогом повернулось у него в груди. Он не узнал лицо Тани, изнуренное, мертвенно-гипсовое, как бы совсем не ее, а чужое лицо. Она лежала, поджав колени к животу, щекой к смятой подушке, по виску скатывались зерна пота, губы сводило будто холодом, и жалобный прерывистый стон вырывался сквозь зубы.
— Таня, — позвал Андрей, но она не открьша глаза, только задрожали фиолетово-матовые веки. — Таня, это я, Андрей… Таня…
— Больно, — прошептала она иссохшими губами и заворочала головой, — тошнит… мне очень холодно… почему так ужасно болит живот? И тошнит…
— Все ясно, — дошел до Андрея баритон Спирина, — переборщили с дозой. Вот дурехи! И один шприц на двоих.
Слова “доза” и “шприц” зазубренной пилкой полоснули по сознанию Андрея, хотя он уже видел и понимал, что дикое и страшное случилось с Таней, и теперь до конца воспринимая смысл утверждения Спирина “шприц” и “доза”, вспомнил остро морозящую фразу:
“Укус комарика — и ты розовое облачко над морем”. “Какое облачко? Какое море? — промелькнуло у него. — Это безумие…”
— Иди посмотри на орудие смерти для дурачков, — проговорил Спирин, подержал в руке шприц и бросил его с железным стуком на поднос около старого заплесневелого самовара на комоде. — Значит, они доставали наркотик и кололись? Эй ты, барышня! Где берете, покупаете наркотик? А ну-ка ответь, облеванная красавица! — возвысил голос Спирин и шагнул к двери, где в нижней сорочке, испачканной следами рвоты, обнимала угол косяка Яра, блаженно улыбаясь стоячими глазами.
Шприц, брошенный Спириным на поднос, поблескивал в лужице воды среди стеклянных баночек, ватных тампонов, но Андрею уже не хотелось видеть ни этого шприца, ни враждебного жала иглы, которая вкалывалась в тело несчастной Тани, сделавшей ее неузнаваемой, уродливо сжатой болью в дрожащий жалкий комок под грязной простынею на железной кровати.
— Так что молчишь, куколка? Говори, откуда героин? Где покупали? — неуклонно звучал допрашивающий голос Спирина, и в его прямом взгляде, впившемся в Яру, взблескивала презрительная гадливость. — Ты слышишь, что я спрашиваю, вонючая наркоманка!
— Нет, нет, не я… Я не хотела, я не могу, — начала по-птичьи вскрикивать Яра, и бессмысленная улыбка, как резиновая, преобразилась в маску страха, искривившего ее неживое изможденное лицо. — Я не хочу, миленький… Вы пришли ко мне… к Тане? Я узнала, узнала…
Спирин схватил ее за плечо, сильно, отрезвляюще потряс:
— Не притворяйся, стерва! Ты меня слышишь и все понимаешь! Где брали наркотики?
— Я не могу… не хочу… Уходите. Уходите…
— Говори, где брали наркотики? У кого? — выговорил Спирин и, отпустив ее плечо, с рассчитанной хлесткостью ударил Яру по щеке, у нее откинулась вбок голова. — Не скажешь, изобью, как собаку! Ах, ты ярочка непорочная! Героином балуетесь, дурье безмозглое! Это ты достаешь наркоту?
— Не бей меня… у меня все болит… я не хочу… Гад, змей… ползучий… из ямы… из ямы…
И с чернотой в зрачках, скользя боком и плечом по косяку, она села на пол на подкашивающихся ногах, свесила голову и вдруг с такой пронзительностью убиваемого животного завизжала, что Андрей сперва не понял, в чем дело, и крикнул:
