Признания Адриана Моула - Таунсенд Сьюзан "Сью" (мир книг txt) 📗
– Папа, а как выглядел Эрни Крэбтри?
Отец с хрустом раскрыл книгу и зажег вонючую сигарету.
– Маленький, жирный, один глаз у него был стеклянный, а еще он носил рыжий парик... А теперь проваливай, дай почитать спокойно.
Вернувшись к себе, я обнаружил, что Пандора с мамой завели один из тех тошнотворных разговоров, которыми так увлекаются современные женщины. Они сыпали словечками вроде «нераскрытый», «потенциал» и «идентичность». Пандора стрекотала про «окружающую среду», «социальную экономику» и «шовинизм». Я вынул пижаму из ящика комода, сигнализируя тем самым, что их разговор меня утомил, но ни та ни другая не поняла намека, и мне пришлось переодеться в ванной. Когда я вернулся в комнату, она была полна дыма от французских сигарет, а дамы взахлеб трепались об Общем рынке и относительности каких-то «молочных квот».
Я попытался переждать, наводя порядок на столе и складывая одежду, но они продолжали трещать, сидя по разные стороны на моей кровати, даже когда я улегся в постель. Когда же они добрались до крылатых ракет, я был вынужден вмешаться и попросить всеобщего разоружения, мира и покоя.
К счастью, пес ввязался в драку с шайкой уличных собак и матери пришлось разнимать представителей собачьей породы, орудуя шваброй. Я воспользовался возможностью пообщаться с Пандорой.
– Пока вы с моей матерью болтали о всяких пустяках, я формулировал весьма важные идеи. Я решил встряхнуть все общество.
– Хочешь устроить вечеринку? Новогодний маскарад? – оживилась Пандора.
– Нет! – заорал я. – Я хочу основать политическую партию... ну, скорее, движение. Оно будет называться Движением Моула, членский взнос – 2 фунта в год.
Пандора поинтересовалась, что она получит за два фунта в год.
– Дискуссии на самые волнующие темы, стимуляцию – как творческую, так и разную другую... в общем, много всего, – ответил я.
Она хотела еще о чем-то спросить, но я закрыл глаза и притворился спящим. В моих ушах звучал мерный стук ее тяжелых ботинок, когда она на цыпочках шла к двери и спускалась по лестнице. Вот так родилось Движение Моула.
На следующее утро я проснулся с эпической поэмой в голове, она буквально рвалась из мозгов на волю. Даже не почистив зубы, я сел за стол и принялся лихорадочно писать. Прервался я лишь раз, когда пришел книготорговец. Но я отказался от энциклопедий, которые он пытался мне всучить, и вернулся к столу. Поэма была закончена в 11.35 утра по Гринвичскому времени. Вот она.
А. Моул в Москве
Проснулся в шесть утра. Вставал осторожно, потому что пес развалился на моей кровати, задрав лапы кверху. Сперва я подумал, что он умер, но, пощупав у него пульс, обнаружил признаки жизни и тихонько выскользнул из-под его теплого меха. Пес дико старый, ему необходимо высыпаться.
Измерив грудь и плечи, я хорошенько вымылся холодной водой. Где-то я прочел, что «холодная вода сделает из тебя мужчину». В последнее время я немного беспокоюсь о моей мужественности; так уж вышло, что, сам того не ведая, я унаследовал слишком много женских гормонов.
Обращался к врачу, но он, как всегда, не проявил сочувствия. Я поинтересовался, можно ли кое-какие женские гормоны удалить. Доктор Грей разразился горестным смехом, а потом, как обычно, посоветовал сыграть в регби, чтобы мне в схватке за мяч как следует по башке вдарили и мозги прочистили. Когда я выходил из его кабинета, он бросил вдогонку:
– И я не хочу тебя больше видеть в течение по крайней мере двух месяцев!
– Даже если я тяжело заболею? – спросил я.
– Особенно если ты тяжело заболеешь.
Не пожаловаться ли на него вышестоящему начальству? Все эти тревоги снизили мою поэтическую производительность труда. Раньше я выдавал по четыре стихотворения в час, а теперь сбавил темп до трех в неделю. Надо беречь себя, а то мой дар совсем зачахнет.
В отчаянии я сел в поезд и поехал в Озерный край. [7] Я был поражен красотой тамошней природы, хотя загрустил, обнаружив, что нарциссы не затмевают мой взор, как Уильяму Водсворту древнему озерному поэту. Я спросил у какого-то старого деревенского олуха, почему нигде не видно нарциссов.
7
Местность на севере Англии, где зародилась так называемая «Озерная школа поэтов›, к которой принадлежал и Уильям Вордсворт (1770–1850)