Здравствуйте, доктор! Записки пациентов (сборник) - Нова Улья (читать хорошую книгу полностью TXT, FB2) 📗
Наталья
Двадцать лет. Кашляет уже несколько недель. Нехорошо кашляет, без мокроты. Температуру, с которой поступила больная, удалось сбить, но коханье и кхеханье продолжается. И все было бы не так страшно, если бы Наташа не вспомнила во время одного из обходов, что перенесла ранее верхнедолевую пневмонию. Больным с таким анамнезом требуется повышенное внимание. Учитывая схожие симптомы, следует опасаться, что та мерзость, которой сейчас болеет Наташа, может оказаться рецидивом опасной болезни. И загвоздка тут есть, и кроется она вот в чем: воспаление, затрагивающее лишь верхушку легкого, очень трудно диагностировать. Флюорография покажет его редко, даже если оно попадет «в кадр». Прослушать удается тоже не всегда, хрипы настолько тихие, что не всякий доктор в состоянии их уловить. Вот и озадачился Александр Владимирович, и запросил, чтобы больной сделали рентген. А там видно будет. Бог даст, это не пневмония, хотя… Редко бывает так, чтобы симптомы совпадали, а болезни нет, это Зоя Викторовна хорошо усвоила за двадцать лет работы в больнице. Присматривать необходимо за девочкой, девочка болезненная, тонкая, хрупкая. Румянец у нее на щеках, который Александр Владимирович замечает во время обходов, тоже ему не нравится, так как может свидетельствовать не о здоровье, а очень даже о пневмонии. Хорошая девочка, нежная, ласковая. Отличница. Такой бы родиться в девятнадцатом веке. Целыми днями вокруг нее крутятся бабушки. Навещают подружки, приносят конспекты из института. Навещает мама, приносит новую вязаную кофточку и бульон в термосе. С родителями она не по годам почтительна, только и слышно от нее «да, мамочка», «как скажешь, мамочка». Дарит Александру Владимировичу баночки с малиновым вареньем, которые поставляет ей бабушка в огромном количестве. Вторая бабушка вяжет ей шарфы и носки — чуть не каждый день новую пару.
Инга
Двадцать пять лет. Разведенка с ребенком. Лежит уже две недели, в то время как за малышом ухаживает бабушка. Жалобы пренеприятные. Поступила опять же с температурой, но стоило ту купировать, как пошло-поехало. Новые симптомы: чувство шаткости при ходьбе, головокружения даже в горизонтальном положении. Часто отказывается есть, говорит, подташнивает. Плебейский диагноз «ОРВИ» поставили под знак вопроса. Выяснилось, что живет разведенка за городом, со своим (точнее — бабушкиным) огородиком да с лесом, где собирает всякие дары природы — ягоды и прочие глупости. Как бы один из даров леса не оказался клещом, которого та поймала, прогуливаясь по опушкам. Теперь требуется исключить у больной энцефалит, боррелиоз и инфекционный менингит. Нейроинфекция — крайне коварная вещь, которая долгое время может протекать практически бессимптомно, а потом выпячиваться, как у Инги, ознобом и головокружениями. Вчера еще до кучи выяснилось, что у больной сильно ослабли позывы сходить в туалет, умом она понимает, что мочевой пузырь полон, а писать не хочет. Александр Владимирович подумывает сделать ей люмбальную пункцию, хоть это и пренеприятная процедура. Но нужно же выяснить, что с ней такое. Тьфу-тьфу, конечно, чтобы не клещ. Хорошая девочка. Хозяйственная, мягкая. Рукастая. Шпингалет в палате починила сама и окно заклеила. С таким аппетитом рассказывает про свои грядки, что думаешь: на следующий год, ей-богу, посажу тоже на подоконнике морковь. И редиску. А то, что разведена, так с кем не бывает. Девочка она, что говорится, битая, ученая, такая даже легче себе найдет пару, чем какая-нибудь вертихвостка без дитя. Готовить умеет все на свете и свою несупружескую жизнь старается проживать весело, а не крест тащит. Говорит, что успевает и кухарничать, и на дискотеки бегать.
Ярослава
Двадцать лет. Поступила с пятнышками на руках и ногах. Исключили псевдотуберкулез. Прокололи уколы, стало полегче. Но и в этом случае доктора ждало крушение надежд. Ни с того ни с сего у Ярославы обнаружилась аллергия на лекарства. Бляшки снова повылезали, как мухоморные пятнышки. Перевели ее уже на самую щадящую терапию, а все равно чешется. Жалуется, что не может спать. Слава богу, хоть гортань не распухает. Чем теперь прикажете ее лечить? Пригласили ей на понедельник аллерголога из соседнего отделения, а то уже никаких сил с ней нет. Ей требуется теперь проверять кровь чуть ли не каждый день. Хорошая девочка. Деловая, активная. Смешливая. Все время сидит в интернете. Работает журналистом в молодежной газете, даже в больнице продолжает звонить на работу. Хорошо разбирается для такой молодой девочки в политике. Отчитывает коллег по телефону. Пишет, лежа на кровати и поставив ноутбук на живот, статьи и заметки. Грозится взять интервью у Александра Владимировича на целую полосу и уже договорилась с журналистом, чтобы тот пришел сфотографировать доктора. Только фотографов в больнице не хватало.
— Как вы себя сегодня чувствуете, Агата Николаевна? — спрашивал доктор на следующий день у новенькой, меряя ей пульс.
— Я чувствую себя хорошо, честное слово, — тихо сказала она. — Горло болит гораздо меньше. И температура спала. Может, мне домой?
— Подождите хотя бы анализа крови. Зачем же так спешить? — Заведующая, которая сегодня удостоила палату своим посещением во внеурочное время, светила ей в горло фонариком, придирчиво рассматривала розовый, услужливо распахнутый зев.
— Но мне и правда лучше.
— Вот и славно. Если анализы хорошие, послезавтра и выпишем, — заведующая обратила участливый взор на Олю: — А вы как себя чувствуете, милочка?
— Плохо. В туалет часто бегаю. Писать больно, — шепотом призналась Оля и подобрала ноги с пола, который нянечка натирала чавкающей шваброй на тряпке. Уборка и обход больных сегодня совпали по времени.
— Да, ночная сестра говорила мне, что вы несколько раз за ночь мимо нее пробежали. Укольчики новые попробуем?
— А что за уколы? — заволновалась Оля.
— Хорошие уколы. Вашим почкам понравятся. Но сильно болючие.
— А есть не болючие?
— Ягодка, мы не на рынке. Если доктор сказал, что надо болючие, значит, так тому и быть. Так больно?
— Нет.
— А здесь?
— Кажется, больно.
— Кажется или больно?
— Больно.
— А какая боль? Колющая, режущая, ноющая?
— Скорее ноющая.
— Ага, ага, — удовлетворенно покивала головой заведующая и записала что-то в журнале.
— А может, не надо уколы? — спросила Оля, но заведующая уже повернулась к Наташе, которую прослушивал Александр Владимирович:
— В институте-то вас, поди, заждались уже?
— Да я и здесь занимаюсь потихоньку.
— Что кашель?
— Кашель есть. Измучил.
— А он когда сильнее — днем или ночью?
— Кажется, днем.
— Хорошо, хорошо, так и запишем. Александр Владимирович, что у нее с хрипами?
— Я не слышу. Может, и правда рентген? Если верхнедолевая, то мы ничего и не поймаем. Кашляет… Ничего по-прежнему не отхаркивает.
— Открой-ка рот, — заведующая снова включила фонарик. — Горлышко у тебя чистое.
— При пневмонии так и бывает.
— Ты моя умница, все-то ты знаешь. Кофточка новая? Тебе идет.
— А когда будем делать рентген? — спросила Наташа, одергивая похваленную кофточку.
— Не торопись, ягодка. Всему свой срок. Анализы надо сначала.
— Александр Владимирович, может, еще раз послушаете? — Наташа снова попыталась было заголиться, но он лишь покачал головой — ничего нового я здесь не услышу.
Пришел черед Инги задирать кофту, и все в который раз могли убедиться, что сиськи у нее не чета Наташиным. У отличницы Наташки грудки как кулачки у гномика, хоть и в кружевном лифчике, у Инги же — полновесные кубанские дыньки.
— У меня голова еще сильнее кружиться стала, — жаловалась она. — Шатает при ходьбе.
— А есть чувство, что пол проваливается или кровать?
— Есть! Лежу и думаю, — уплываю куда-то.
— Подождите-подождите. «Уплываю» и «проваливаюсь» — это совершенно разные вещи. Так что же все-таки?
