Триптих. Одиночество в Сети - Вишневский Януш Леон (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗

После небольшой паузы он, смеясь, добавил:

— Интересно бы знать, не был ли Бог после грибов, когда он мастерил Вселенную.

Наркотики для Джима были катализаторами сознания и подсознания, и принимал он их для того, чтобы постоянно «чувствовать». Когда же ему это не удавалось, у него начиналась «фаза». Он пропадал, отдалялся от близких людей и, не в силах справиться с одиночеством, обрушивался в черную дыру депрессии. Тогда он мог целыми днями лежать на кровати, не открывать глаз, ничего не говорить и реагировал только на боль.

Тем не менее он предпочитал отсутствовать полностью, чем присутствовать частично, а в недостающей части изображать присутствие. Потому он был таким необыкновенным с людьми, знавшими его. Если он оказывался рядом с ними, он всецело был собой. Либо его вообще не было. Но это только для избранных. Всех прочих он попросту не замечал. Они казались ему нейтральной серой массой, потребляющей кислород и воду. Избранным мог быть только тот, кто был «клевый». А «клевым» был тот, кто иногда мог рискнуть и остановиться в крысиной гонке, чтобы оглядеться вокруг.

На следующий день после приезда в Новый Орлеан и поселения у Робин в дверь к нему постучали. Это был Джим. Нервным голосом он произнес:

— Послушай, меня зовут Джим, я живу в соседней комнате, и сейчас мне позарез нужно доллар шестьдесят пять на пиво. Ты не мог бы дать мне в долг на два дня?

Стипендию Якубу должны были перечислить на счет только послезавтра. В кармане у него было около двух долларов, полученных после сдачи банок из-под «колы» и пива, которые он выгреб из мусорного мешка в кухне у Робин. Он собирался купить на них утром хлеба на завтрак и оплатить проезд на автобусе до университета. Но он ни минуты не колебался. Достал кошелек, высыпал все, что там было, и отдал Джиму. А через четверть часа Джим опять постучался и спросил, не хочет ли он выпить пива.

Так началось их знакомство. Однако вскоре невозможно было оставаться всего лишь знакомым Джима. Трудно быть только знакомым человека, о котором ты знаешь, что он без колебаний отдаст тебе, если в этом будет необходимость, собственную почку.

У их дружбы было несколько начал. Никогда не кончаясь, она начиналась многократно. И всякий раз по-другому. Но с того момента, когда они спасали жизнь Ани, Джим стал просто-напросто частью его биографии. Как дата рождения, как первый день в школе и имена родителей.

— Прошу прощения, не могли бы вы сказать, что такого было в этом Альварес-Варгасе, что к его могиле просто настоящее паломничество? — услышал он за спиной.

Якуб резко вскочил, немножко пристыженный тем, что его поймали на том, что он преклонил колено. Он повернулся и увидел пожилого толстяка в темных очках, сидящего за рулем аккумуляторного кара, вроде тех, на каких разъезжают по полю для гольфа. Толстяк был в кожаной ковбойской шляпе, на брючном ремне у него висел сотовый телефон, а к нагрудному карману коричневой рубашки был прикреплен пейджер. У него было загорелое лицо. На передней панели кара виднелась яркая надпись с названием кладбища. Якуб отметил, что, кроме номера телефона и факса, там был также адрес веб-страницы.

«Теперь уже и кладбища online», — с изумлением подумал он.

Человек этот явно работал на кладбище.

— Я, разумеется, мог бы вам рассказать, но вам пришлось бы взять несколько дней отпуска, чтобы выслушать всю историю, — ответил Якуб. — А почему вас это интересует?

Да причин много. Извините, я не представился. Я — администратор этого кладбища, — сказал толстяк и назвал свои имя и фамилию. — С этой могилой, хотя она тут самая маленькая, одни хлопоты. С самого начала. Сперва три раза переносили похороны, потому что ФБР не выдавало тело. На похоронах практически никого не было, хотя я, как обычно, зарезервировал несколько лимузинов. Я здорово прогорел, потому что платить мне за них никто не пожелал. Пришли только две женщины. Одна выглядела так, словно она восстала из какой-нибудь здешней могилы, только что косметики на ней было меньше, чем обычно накладывает на лицо покойника мой работник. И она все время курила. Даже когда опустилась на колени, чтобы помолиться. А вторая потребовала, чтобы ей разрешили за гробом идти с собакой. Это был карликовый пудель с черным бантиком на голове. Поверьте, мистер, люди и впрямь совершенно ненормальные. — Он тяжело вздохнул и продолжил: — Похороны организовала какая-то адвокатская контора. Я так и не смог узнать, кто за это платил. Они выкупили такой участок, какой обычно берут для большого объекта с фонтаном и другими прибамбасами. Я уже радовался, что заработаю несколько долларов, а они велели положить эту плиту с визитную карточку и посеять вокруг траву. Представляете? Мистер, это называется расточение общественного достояния. Если бы так поступал каждый, покупал чуть ли не акр земли и засеивал его травой, вместо того чтобы строить приличный объект, это кладбище можно было бы закрыть, потому что тут стало бы уныло, как на похоронах, и сюда не заглянула бы ни одна живая душа. А это кладбище, мистер, после джаза самое лучшее, что есть в нашем городе.

Толстяк снял темные очки и выключил сотовый телефон.

— Я не прочел всего, что в этом договоре было написано мелким шрифтом. Это была моя ошибка, мистер. Какая разница, откуда мрамор, из Мексики или из Италии? Я заказал в Мексике, все-таки ближе. А они через две недели прислали какого-то эксперта. И пришлось мне заменять плиту. Вазу тоже. Жуткие расходы, скажу я вам. Но это было только начало. Похоронили его как Макмануса. А через три месяца велели изменить фамилию на Альварес-Варгас. Мистер, вы когда-нибудь слышали, чтобы покойнику меняли после похорон фамилию? Я не хотел менять, но, оказывается, у них и это было записано в договоре. Остались следы букв предыдущей надписи. Шлифовка не помогла. Пришлось опять везти мрамор из Италии. Хорошо, хоть вазу можно было оставить. Эта ваза, мистер, почти такая же дорогая, как плита.

Толстяк на несколько секунд умолк.

— Можно я закурю? — спросил он, достав металлическую коробку с сигарами. Он подошел к кару и особой гильотинкой обрезал толстую сигару. — Я потому спрашиваю, мистер, что некоторые не желают, чтобы рядом с их могилами курили. Они даже против сигар. Как будто покойникам это может повредить. А между прочим, мистер, я не курю сигар дешевле десяти долларов штука. Но это еще не конец. Потом о его могиле была целая статья в «Таймс-Пикайан». Семья клиента, что покоится рядом — вон там, слева, — то ли не заметила, то ли решила не обращать внимания и, когда стала заливать бетон в фундамент для прожектора, залезла на фут в глубь газона вокруг могилы этого самого Альвареса. На целый фут! Что тут началось, мистер. Адвокатская контора, как только получила донесение от их гориллы, что приходит сюда с фотоаппаратом каждые три недели, мигом подала судебные иски на что только возможно. Они даже потребовали возмещения за «страдания семьи их клиента». Их якобы клиент — это Альварес, который тут лежит. Мистер, никакой семьи у него нет! Мне говорили о какой-то сестре, но никто ее тут не видел. Как только адвокаты выиграли этот процесс, так сразу же сюда приехал маленький экскаватор. От них. Мне они не доверили. Бетон этот выковыряли и заново посеяли траву. А тем, которые проиграли процесс, пришлось за все заплатить. Честно говоря, так им и надо. Я тут уж многое повидал, но они из этой своей могилы сделали какую-то площадку аттракционов.

Якуб слушал, не прерывая. Потом спросил:

— А кто поручил вам менять в вазе розы?

— Та же адвокатская контора. У меня с ними договор. Каждый день тут должно стоять одиннадцать белых роз. Вы, мистер, представляете, какую кучу денег кто-то выбросил на эти цветы? Уже столько лет на этом объекте каждый день свежие розы. Сперва я сам ежедневно сюда приезжал. Это подешевле, чем поручить доставку цветочному магазину. Но потом у меня с женой пошли проблемы, потому что я по субботам, воскресеньям и даже в День благодарения ехал, чтобы купить и поставить эти чертовы розы. Жена с самого начала говорила, что за всем этим стоит какая-то женщина. С тех пор как я ей рассказал про эту могилу и розы, она постоянно сюда приходит. Раньше, когда она иногда перед праздниками приезжала на машине, чтобы забрать меня отсюда, она заходила только в часовню. А теперь вот каждый раз приходит взглянуть на эту могилу. Меня это все, мистер, здорово удивляет, — толстяк понизил голос и оглянулся, словно опасаясь, не подслушивает ли кто его, — потому как это был наркоман. Обычный наркоман. Я знаю это от племянника, который служит в ФБР в отделе убийств. Его нашли в Марди-Гра [20]— вы ведь знаете, наверно, что это последний день безумной недели, на которую в Новый Орлеан люди съезжаются со всего света, — на свалке, и мало того что он весь был продырявлен ножом, как швейцарский сыр, и правую руку ему отрезали, кто-то, видно по случайности, взрезал ему ножом в желудке презервативы, наполненные кокаином. Должно, он проглотил их перед смертью. Кокаина в нем было больше двух фунтов. Так что умер он, надо думать, под большим кайфом. Племянник рассказывал, что во время следствия допрашивали какую-то женщину. Вроде она какой-то важный прокурор в Луизиане. Он утверждает, что это она дала поручение тем адвокатам. Я однажды, всего один-единственный раз, видел тут странную такую женщину. Я внимательно наблюдал за ней, потому что уж очень необычно она себя вела. К могиле не подошла, а стояла на дорожке. И смотрела на плиту Альвареса. Час, наверно, стояла и смотрела. Но это было всего один раз. Примерно через год после того, как ему сменили на надгробной плите фамилию. А вы, мистер, позвольте поинтересоваться, кем ему приходитесь?