Коммуна, или Студенческий роман - Соломатина Татьяна Юрьевна (книги хорошего качества TXT) 📗
– Полуґчите вы свои зачёты, как только каждый из вас принесёт на эту самую кафедру по коту. Пол важен – только коты, никаких кошек! Тигров из зоопарка не воровать! Один кот – трояк, пара – уже четыре.
– Зачем им коты? – хмуро поинтересовался Кроткий.
– Самый молодой и самый умный профессор этой кафедры, что характерно для гениев! – мой тёзка Алексей по фамилии Хандра, с ударением на первый слог, занимается научной работой. И – внимание, друзья! – потому что сейчас я буду произносить сложный для восприятия большинством из вас текст. Итак, направления научной деятельности Алексея Хандры: изучение механизмов эпилептогенеза на оригинальных моделях очаговой эпилепсии и хронической эпилептации мозга; выяснение роли структур антиэпилептической системы в патогенезе эпилептического синдрома; исследование роли нейропептидов в регуляции возбудимости мозга, памяти, процессов обучения; принципы и методы экспериментальной терапии нейропатофизиологических синдромов, характеризующихся гиперактивностью систем.
– Чего?! – дружно изрекли Стасик и Серёга.
– Того! Коты! Собаке Павлова памятник уже имеется, теперь вот грядёт памятник котам Хандры. Потому что именно на них, родимых, именно на ласковых кусочках пушистой плоти – в основном в виде их головного мозга – Алексей будет изучать механизмы эпилептогенеза, или, выражаясь понятным для вас, моих слабоумных товарищей, языком, разыщет ответ на вопрос: «Отчего это с людями случается трясучая и падучая и как это вылечить? Отчего одни умнее других и чем это грозит для умных, не мизантропией ли?»
– А почему коты? – тупо переспросил Пургин.
– Мой дорогой друг! – Примус покровительственно обнял одногруппника за плечи. – Возможно, профессор и рад бы использовать твой мозг, но опыты на человеках запрещены. Да и к тому же кошачий мозг более похож устройством на человечий, нежели твой. Или, к примеру, собачий. В общем, есть что-то такое в котах, схожее с нами. Ведь эпилепсию, например, в Средние века считали не просто падучей хворью, а и ещё чем-то вроде дьявольского наваждения. Способности провидеть и всё такое. Кошачьи гораздо более интуитивны, чем собачьи, и, соответственно, структуры, отвечающие за возбудимость, то есть за способность чувствовать и даже предчувствовать, – у них более развиты. Хотя, скорее всего, – Примус отпустил хлопающего роскошными ресницами товарища, – помещения, выделенные Хандре под исследования, так малы, что для собак было бы слишком тесно. А коты – самое оно. Есть ли здесь особые гуманисты? Ах да! Среди нас находится мадемуазель Романова, но поскольку она, в отличие от вас, зачёт сдала, то от необходимости гонять по подворотням в поисках бездомных котов освобождена!
– А почему именно коты, а не кошки?
– Я сам об этом подумал, но ничего умного не придумал. А профессора спрашивать было неловко. К тому же во всём мне хочется дойти до самой сути самостоятельно. Мой собственный мозг – самый совершенный механизм среди здесь присутствующих, Полина, извини. Ты – женщина, тебе можно иметь мозг несовершенный. Вот, кстати, возможно, кошки тем же отличны от котов, чем женщины от мужчин, – интеллектом. Хотя это смотря какие коты и кошки. Тьфу ты! Мужчины и женщины. Вот, например, Стасик, а вот – Полина. И?.. И я думаю, что самое мудрое объяснение, как обычно, где-то совсем сверху. Элегантно и просто настолько, что никто об этом не думает. А Хандра подумал. Коты друг друга не что, друзья мои? Не что?.. Ну, кто первый поднимет руку? Нет версий? Коты друг друга не оплодотворят, даже если чем-то и займутся на сытом досуге, котам статья за мужеложество не писана! А попади к нашему очаровательному молодому профессору парочка кошек в компанию сытых половозрелых котов – и? Правильно, дети! Будут дети! Много-много-много кошачьих детей, а нашему учёному такого не надо. Ему нужны взрослые коты для науки, а не котятки для восторгов и последующего пристройства. А стерилизацией кошек ему, видно, некогда да и не на что заниматься. Научные бюджеты – это слёзы! Так что вперёд, двоечники, на ловлю хвостатых зачётов! Берегите руки и глаза!
– Бедные коты! – вздохнула Полина. – Нет, я понимаю, наука и всё такое, без этого никуда. Но я вот вчера, например, завела себе кота… Он совсем котёнок! – воскликнула она, глядя на своих соучеников.
– Чтобы успокоить тебя, моя крошка, – этим чудовищам, я так понимаю, всё равно! – сообщу, что никто над котами издеваться не будет, все инвазивные манипуляции будут выполняться под соответствующим обезболиванием. А выжившие после экспериментов животные будут размещены по семьям научных сотрудников, а также их родных, друзей и близких.
– Выжившие?..
– Полина, наука – не жестока. Наука – рациональна. Но в качестве ещё одного успокаивающего аргумента могу привести тебе следующий: с электродом в мозгу, но в тепле, холе, неге и на достаточном пайке приятнее, чем без оного электрода, но на холоде, голоде и безо всякой ласки. Всё. Парни, за дело! Глухов был против, но против Хандры он бессилен…
– Так как ты всё-таки относишься к имени Глеб? – не забыл уточнить Примус на большом перерыве. Они с Полиной вдвоём прогуливались по бульвару, потому что Кроткий захотел «жрать». А та столовка, где он обедал, была невыносима. Полина вообще в последнее время забыла, что такое еда, и вспоминала об этом лишь от случая к случаю. Вольша, Селиверстова и Нила отправились обедать в столовую университета – туда было чуть дальше, но там было немного приятнее, чем в столовой мединститута. Есть же в буфете напротив женского туалета в главном корпусе Полина так и не научилась. Примус же просто составил ей компанию. Хотя в последнее время ей всё больше нравилось часовой перерыв проводить в гордом одиночестве.
– Примус, вот ты бы не спрашивал, если бы ничего не знал, да?! Так к чему эти… эти…
– Подлости!
– Да, спасибо. По части формулировок тебе нет равных. Так что давай, вываливай, что ты от меня хочешь.
– Дорогая моя девочка, я не имею права от тебя чего-либо хотеть. Мною движет лишь любопытство. Мужское самолюбие я ещё больше года назад засунул поглубже per rectum, чтобы не особо ущемлялось. Давай я расскажу, что знаю, а ты меня дополнишь. Если, конечно, сочтёшь нужным.
– Чтобы ты доложил Вадиму? Ну, может, оно и к лучшему.
– Вадиму и без меня доложат, мир не без добрых людей. Но пока доложили мне. И теперь я знаю только то, что Глеб – внук нашей глубокоуважаемой Нины Николаевны, но закончил вовсе не медицинский институт – молодец, мальчик! Ещё то, что он далеко не мальчик, у него есть своя отдельная жилплощадь, алая спортивная «Тойота», слишком заметная даже в нашем славном портовом городе. Особенно когда из неё выходит такая красотка, как Полина Романова. Вот пока всё. Мир велик, но тесен, Поленька. Что уж говорить о каком-то жалком городишке. Всегда найдётся кто-то, бродящий по Аркадии именно тогда, когда юная леди в ультракороткой юбке прогуливается там под ручку с вполне себе таким зрелым гражданином и даже заходит с ним в дорогущий ресторан, где к тому же никогда нет мест, пока студенты просто прогуливаются, дыша малокалорийным обезжиренным воздухом. Вот, собственно… Насколько я понимаю, ты с ним познакомилась именно тогда, когда старушенция пригласила тебя на дачу. Ты, помнится, пропала на все выходные. Я пережил это достаточно безболезненно, а Кроткий страдал. Впрочем, он и сейчас страдает. Никак, бедолага, не поймёт, что ты – девочка взрослая, у тебя своя жизнь и он туда никак не помещается. Особенно после того, как лето проведено врозь, в колхоз ты в этом году не поехала, а мыла окна в кабинете ректора, по странному стечению обстоятельств – ещё и заведующего той самой кафедрой нормальной анатомии, где наша дорогая и любимая Нина Николаевна профессорствует. И если ты вспомнишь про мой аналитический склад ума, то ты поймёшь, что всё, что для моего наивного друга Вади – лишь никак не связанные разрозненные факты, для меня – последовательная цепь событий. И тут сегодня ты являешься на занятия в сапогах, прибывших в Одессу если не из Рима, то уж из Милана точно. И что я должен думать?
