Андреевский кавалер - Козлов Вильям Федорович (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Наган Леня оставил себе, а Прокофьев вернулся к исполнению своих обязанностей лишь через два месяца. В поселке поговаривали, что его уволят за ротозейство, но начальство решило иначе: милиционер повел себя геройски, и не его вина, что напоролся на опытных и ловких поездных бандитов, которых теперь разыскивали…
Как ни в чем не бывало худощавый и хмурый Прокофьев снова появился на перроне вокзала к приходу пассажирского. На широком ремне желтела новенькая кобура с пистолетом. Ночное приключение не прошло для него даром: взгляд у Прокофьева стал подозрительным, с собой он теперь брал на станцию кого-нибудь из комсомольского актива.
… Водка была допита, закуска съедена. Они полулежали на мягком седоватом мху. По белой тряпице бродили красные муравьи, двигая усиками, облепили горлышко валявшейся у пня зеленой бутылки, будто тоже норовили отведать хмельного.
– А не кокнут нас с вами, Григорий Борисович? – вдруг спросил Леня. Голос вроде бы безразличный, но рука с тоненьким сучком замерла у губ. И глаза смотрели трезво и настороженно.
– Я не собираюсь попадаться им в лапы, – помолчав, ответил Шмелев.
– Случись что, нам – вышка, – продолжал Леонид. – Врагов народа не щадят.
– Слава богу, нету Кузнецова, – сказал Шмелев. – При нем я плохо спал по ночам…
– Если бы не он, мы тогда Дмитрия Абросимова прикончили бы, – заметил Леонид.
– Теперь недолго ждать осталось!..
– Чего ждать-то?
– Освобождения, Леня, освобождения России от большевизма.
– Ну и что дальше?
– Что дальше? – удивленно взглянул на него Шмелев. – Дальше заживем, как раньше…
– При царе, что ли?
– А что, плохо жил твой папаша при монархическом строе?
– Смешно как-то снова представить себе на троне царя, – усмехнулся Леонид.
– Царь будет на троне или буржуазная республика – это не суть важно, лишь бы не было коммунистов. Исстари Россией правили светлые умы, а теперь? Кто нами правит? Сыновья крестьян и рабочих?
– А где они, эти светлые умы?
– Россия велика, дружище, – внушительно заговорил Григорий Борисович. – По темным, медвежьим углам скрываются от власти истинные патриоты. Ждут своего часа! А сколько их за границей? И знаешь, чего они сейчас ждут?
– Своего часа, – насмешливо заметил Леонид.
– Войны, дружище, беспощадной жестокой войны против социалистического строя. Весь мир ненавидит Советы! И если немцы ударят по СССР, то наш святой долг – помогать им, вот для чего мы тут торчим, жрем, как ты говоришь, овсянку… На немцев сейчас вся надежда.
– А не получится так: фашисты захватят Россию, уничтожат коммунистов, а нас всех загонят в стойла? Для них все русские – быдло.
– Немцев не так уж много, – недовольно заметил Григорий Борисович. – Не хватит у них силенок всех под себя подогнуть и всеми побежденными странами управлять… Без нас им не обойтись. Немцы нужны нам на первом этапе борьбы, а потом управимся и без них.
– Значит, пока наши хозяева – немцы, – подытожил Леня.
– Выбирать, голубчик, не приходится, – усмехнулся Григорий Борисович. – Как говорится, не до жиру, быть бы живу! – Он взглянул на собеседника, прищурился: пробившийся сквозь ветви луч солнца ударил в глаза. – А чем тебе немцы не по нраву?
– Немцы – так немцы, – вытряхнул себе остатки из бутылки в рот Леонид. – Раз у самих силенок не хватает… А я бы первым делом лавку открыл и роскошный кабак, – мечтательно откинулся он на спину и уставился в голубой просвет неба. – Отгрохал бы каменный домище в два этажа с погребом, кладовыми, коптильнями.
– Отгрохаешь… – пряча усмешку, подзадорил Григорий Борисович. – Немцы поощряют крепких хозяйчиков и торговлю.
Вот, значит, какая у Лени Супроновича мечта: стать лавочником и кабатчиком! Это хорошо, у любого человека должна быть своя заветная мечта… Каждый борется за свою мечту, этот – за свою лавку, за деньги…
– А что вы будете делать? – спросил Леня, глядя в небо, белесые ресницы его чуть подрагивали.
– Я? – переспросил Шмелев.
Вопрос Лени застал его врасплох. В двух словах не объяснишь этому парню, что он будет делать, если Советы рухнут. Деньги, богатство – не главное для Шмелева. Ему необходима власть! И эту власть в обмен на то, что он намеревается сделать, дадут ему немцы… Он мечтает распрямить согнутые в покорности плечи, подняться во весь рост… И согнуть в бараний рог всех тех, кто сейчас выше его, насладиться их унижением, снова вернуться в большой город, может, в столицу… И придется тем, кто рассчитывает править страной, малость потесниться, дать место и ему, дворянину Карнакову Ростиславу Евгеньевичу…
Подавив в себе честолюбивые мечты, спокойно ответил:
– Что я буду делать? Уж, наверное, не масло сбивать на этом паршивом заводишке! Когда все начнется, дел будет невпроворот. Но всегда надо помнить, что даром никто тебе, Леня, не преподнесет на блюдечке лавку и кабак. За это придется, дорогой, повоевать.
– С немцами на пару?
– Сами будем, засучив рукава, наводить порядок в своем доме. Уже больше двадцати лет большевики вбивают в головы людям, что хозяева государства – они сами, что все твое принадлежит государству, а государство принадлежит тебе. Все перемешалось – общественное и личное. Только это абсурд! Своя рубашка всегда ближе к телу – так было, так есть и будет.
Леня неожиданно рывком сел, стащил с ноги резиновый сапог и с силой швырнул вверх, тотчас раздался тоненький крик, и к их ногам упала рыжая белка. Она еще быстро-быстро дрыгала лапками, удивленные глаза ее замутились белесой смертной пленкой. Леня взял зверька за задние лапы, резко встряхнул, маленькая головка безвольно мотнулась.
– Ну у тебя и хватка! – изумился Шмелев.
– Линяет, – сказал Леня и равнодушно отбросил мертвую белку в мох.
– Ты и человека мог бы так же запросто? – спросил Григорий Борисович.
– Был грех… – зевнув, ответил Леня. – На лесозаготовках пришил одного суку, а второго – Пахан попросил, и я уважил…
– И обошлось?
– Там человеческая жизнь – копейка, тьфу! – сплюнул Леня. – Закон – тайга.
– Прокофьева-то пожалел? – вспомнил про милиционера Шмелев.
– Уговора не было его кончать, – лениво процедил Леня. – Да, патронов бы к нагану достать…
– Получишь парабеллум, – пообещал Григорий Борисович. – Не чета твоему нагану.
– Когда? – В светлых глазах парня плеснулся интерес. – Я парабеллум и в глаза не видел.
– Лучше браунинга, – сказал Григорий Борисович, раздумывая: не отдать ли свой парабеллум, полученный от Лепкова, Супроновичу? Браунинг сохранился у него еще от прежних времен, он меньше и легче, а в надежности его Шмелев не сомневался. В свое время на деле не раз испытан…
– Есть один человек, которого я бы приговорил… – задумчиво произнес Леня. – Только он далече отсюда.
– Дмитрия Абросимова? – сразу смекнул, о ком речь, Григорий Борисович.
– В прошлом году всего на неделю приезжал, – продолжал Леня. – И эту свою бабенку с двумя девчонками привез… Куда ей до вашей Александры!
Шмелеву этот разговор был неприятен. С Дмитрием он уже не раз встречался, тот всякий раз заходил к ним, приносил Павлу подарки. Мальчишка дичился Дмитрия, смотрел исподлобья. Александра почти не разговаривала с бывшим мужем, только лицом темнела и кусала полные губы. Видно, все еще не затянулась рана от первой девичьей любви…
– Парабеллум получишь, когда придет пора действовать, – сухо сказал Григорий Борисович. – Сам понимаешь, тут стрелять даже в лесу опасно. Зачем рисковать?
Он не сомневался, что оружие скоро пригодится. Надо сказать Леониду, чтобы прощупал еще кое кого из своих приятелей. Верные люди ох как будут нужны, когда грянет гром…
Супронович поднялся с кочки, смахнул желтые иголки со штанов, пригладил вьющиеся волосы на затылке, поглядел на свою корзинку:
– На хорошую жаренку и то не набрал! Моя Ритка на смех поднимет, скажет: полдня в лесу проболтался, а принес шиш!
– Вон где наши грибы прячутся! – показал глазами в сторону базы Шмелев.
