Женщина с большой буквы Ж - Барякина Эльвира Валерьевна (мир бесплатных книг .txt) 📗
Мы
Есть у нас с Мелиской ритуал: сделать себе по коктейлю с зонтиком и отправиться в джакузи. Сидишь, как в кастрюле с супом варишься. Над головой – пальмы, вдали – горы. Жизнь, как обычно, хреновая.
Мы вываливаем друг на друга проблемы и обмениваемся дурацкими советами.
– Ремонт в доме полгода идет, – жалуется Мелисса. – Я Тедду каждый день долдоню: «Когда ванну покрасишь?» Все стены уже в пятнах. Дети им глаза пририсовали – у нас теперь не санузел, а паноптикум какой-то. Вчера Тедд пришел с работы и тут же за компьютер. Я ему ведро с краской на стол – бац! А он меня слушал, слушал… а потом начал краску жрать.
– Отравился?!
– Ага, как же… Пошел в туалет блевать – дверью хлопнул так, что зеркало грохнулось на раковину. Теперь руки негде помыть.
Мы думаем, что делать. Мелиска замужем уже 13 лет – разводиться глупо, но так жить нельзя.
– Он специально детей к себе приучил. Как играть – так он первый, а как ругаться – это к маме. Детей воспитывать – я, ремонт делать – я, кошку сдохшую закапывать – тоже я.
Тедд хороший мужик, только пофигист страшный. Впрочем, другой бы на его месте не выжил.
Мелиске жалко себя до слез.
– Вот почему одни люди заставляют тебя быть сукой, а другие – зайкой? Я уже с Теддом не могу по-другому разговаривать – только тявкаю. Он специально меня раздражает.
Я вспоминаю строчки великого Кови.
– Люби его.
– То есть?
– Любить – это глагол. Заботься о нем, говори нежности…
– Я не могу любить по приказу!
Мы переходим к моим бедкам. Я рассказываю сначала о Поле, который хочет со мной дружить, потом о Зэке.
– Он мне каждый раз говорит одно и то же: «Как хорошо, что ты вернулась!» Не знаешь, что и делать: то ли орать «Дурак!», то ли действительно сбежать.
– Как у него дела с фильмом?
– Неизвестно. Пока устроился официантом в ресторан. Хочет деньги за Гавайи отдать.
Мелиска советует то же, что и всегда:
– Да брось ты его к едрене фене! На кой черт он тебе сдался?
– Не могу.
Мы умолкаем. Посасываем мартини и думаем о своем.
В последнее время у меня тоже возникает ощущение, что Зэк меня бесит.
Вчера описывала ему свою школу: как завучиха ругала нас за отсутствие сменной обуви и неправильные прически.
– Всегда ненавидел частные учебные заведения, – отозвался Зэк. – Особенно религиозные. Это была католическая школа, да?
Убить бы! Или наоборот – прижать к груди и плакать.
Никакая я не королевишна. Я простая русская баба, у которой на любви, как плесень, нарос толстый слой жалости.
Психология бессознательного
Арни сидит напротив лампы. В руках у него распечатка моего дневника с мемуарами.
– Ты абсолютно счастлива, Мардж.
Я растерянно хлопаю глазами.
– Знаешь, как называются неприятности, о которых весело вспоминать? Приключения. Тебе они нужны – ты их получаешь.
– Я счастлива?! У меня за два года ни одного романа не написано! Из старых – ни один не стал бестселлером. Зато стихов целая куча – и все трагичные… А с Зэком мне что делать?
– Я тебе уже говорил: представь себя через десять лет. Он там, рядом с тобой? Если да – живите долго и счастливо. Если нет – не морочь мне голову.
– Я не знаю, как я ему об этом скажу!
– А ты знаешь, как ты ему об этом не скажешь?
На фоне лампы волосы Арни горят, как нимб. Он очень мудрый дядька.
Арни дал мне домашнее задание: прийти домой, взять ножницы и изрезать на себе платье. Это будет символом отречения от прошлого и готовности к новой жизни.
Я стою перед шкафом и выбираю, над чем надругаться.
– Неужели резать будете? – изумляется Барбара.
– Надо. Иначе получится, что я зря заплатила за сеанс.
– Тогда заодно и ошейник Ронского порежьте. Пусть заречется мусорное ведро переворачивать.
Одиссея
Я раньше никогда не была в гостях у Пола, а тут к нему мама из Англии приехала, и он позвал меня играть роль герлфренд.
– Мама старенькая, ей волноваться вредно. Так что сделай вид, что у нас любовь.
– А ты тогда будешь играть бойфренда перед моей маман.
Пол ехидно осклабился:
– Конечно! Нельзя же ей твоего Зэка показывать!
Квартира у Пола оказалась потрясающей: на пятнадцатом этаже, с видом на океан и с окнами во всю стену. И ни одной старой или некрасивой вещи!
Мама Пола весьма органически вписалась в это модерновое роскошество.
У нее болели ноги, и она не поднялась мне навстречу, а только протянула мягкую руку в перстнях.
– Маруся Вардлоу, – представилась она.
– Маруся? Вы полька?
– Нет, русская. Только я в России никогда не была.
Я обалдело посмотрела на Пола. Он стоял, прислонившись к косяку, весьма довольный произведенным эффектом.
Маруся говорила по-русски практически без акцента. Только иногда в ее речи проскальзывали словечки, давным-давно вышедшие из обихода. «Пойти в магазин» у нее – «Пойти в лавку»; вместо гриппа – инфлюэнция, вместо «будь добра» – «сделай милость». Ко мне она тоже обращалась смешно и трогательно: «голубчик».
– А дети мои языка не знают, – вздохнула Маруся. – Ни Пол, ни Эрни. Когда они были маленькие, я их учила, но потом все забылось. Ах, голубчик, какое это удовольствие – по-русски говорить! Я с вами как в детство окунулась.
Палестина. Жаркая земля, святая для половины мира. Когда-то на средства дома Романовых здесь содержалось Императорское православное палестинское общество. Больницы, дома престарелых, гостиницы для паломников – заведовали этим обширным хозяйством глава русской миссии Иван Орехов и его жена Наталья (дед и бабка Маруси). После разгрома белогвардейцев в Иерусалим хлынули толпы обездоленных эмигрантов. Ореховы помогали им, чем могли, а когда деньги Палестинского общества закончились, Наталья достала из-под пола старинный, отделанный мозаикой ларец. В нем лежали фамильные драгоценности румынских королей, доставшиеся ей в приданое. Бриллиантовые диадемы, золотые перстни, нитки жемчуга – все было отдано в фонд помощи соотечественникам. Когда Иван умер, у Ореховых не было денег на гроб.
Дети их так и не смогли получить высшего образования – не на что было. Старший, Коля, выучился на сантехника, и младшая, Верочка, вышла замуж за его напарника Пашку – бывшего гусара лейб-гвардейского полка. От былого величия в доме осталась лишь нянька Анюта, жившая у Ореховых не за жалование, а по велению Ксении Блаженной.
– У нее на переднике было три кармана, – улыбаясь, рассказывала Маруся. – В одном семечки, в другом чеснок, а в третьем мусор. Где найдет какую соринку, так в третьий карман и складывает. Как сейчас помню: стоит Анюта у ворот, смотрит, кто проходит. Мы, дети, к ней подбегали и просили семечек, но она давала только по три штуки, а чеснока – целую горсть.
Жили бедно. А тут еще война. С утра Верочка отводила Марусю в школу, днем стояла в очередях за продуктами, ночью вместе со всей семьей пряталась в бомбоубежище. После войны стало полегче с деньгами: у Пашки было столько работы с починкой канализации, что он не успевал поворачиваться. Но детей на улицу выпускать боялись: то там, то здесь гремели взрывы.
Еврейские экстремисты постоянно терроризировали британскую армию, занимавшую Палестину: им было обещано свое государство, а Лондон все тянул с разделом территорий. Арабы тоже не могли дождаться ухода англичан. На базарах говорили: «Войска уйдут – всех евреев перережем. Красное море взаправду красным будет».
14 мая 1948 года на карте мира появилась новая страна – Израиль. В Иерусалиме начались уличные бои. Политики что-то решали; еда была по талонам.
