Бобо - Горалик Линор (читать книги без txt, fb2) 📗

При мысли об очередной парковке я чуть не взвыл и принялся невольно рыть ногой асфальт, отчего Певицына посмотрела на меня с изумлением, а Кузьма с жалостью.

— А второй вариант? — спросил он.

— Второй вариант, — сказала Марина Романовна, хитро улыбаясь, — он для людей простых, непафосных… Есть у нас небольшой отельчик, сильно проще. Я на всякий случай взяла вам там номера. Главная его прелесть — внутренний садик, а в нем бассейн-половинка с подогревом. И вот к этому бассейну можно провести Бобо.

— Даже не зна-а-а-аю, — протянул Кузьма, закатывая глаза. — С одной стороны, «Кулибин», топовая пятерка, а с другой — какой-то неведомый отельчик…

Я стоял, затаив дыхание: я отлично понимал, что Кузьма дразнится, и все-таки…

Певицына засмеялась.

— Только это далековато будет, — сказала она, — вам пройтись придется.

— Вот уж вы напугали кота сосиской, — усмехнулся Кузьма, и я наконец сладостно выдохнул.

— Ну и наши будут смущены — что это мы царских гостей на окраину запихнули. Так что вам придется сказать, что вы настояли на внутреннем дворе для Бобо и на бассейне одновременно и что я сейчас искала-искала, с ног сбилась, еле уговорила вас на этот вариант, — сказала Певицына.

— А давайте прямо сейчас и начнем, — сказал Кузьма и громко, недовольно произнес — так, что испуганно обернулся Геннадий, поглощавший неподалеку маленькие фуршетные профитроли: — Марина Романовна, дорогая, если больше вариантов нету — мы согласны, конечно, но если есть хоть что-то поближе — ей-богу, уж мы находились, поверьте, и были бы рады где-то поближе разместиться.

— Честное слово, Кузьма Владимирович, — громко и растерянно отвечала Певицына, — сорок минут бьюсь: чтобы и внутренний двор для Бобо, и бассейн — только в «Старообрядском». Зато сняла вам там не просто номера, а апартаменты, завтрак будем из «Митрича» доставлять, бассейн для других посетителей полностью закроем — никого, кроме вас и Бобо, там не будет… Вы только скажите, что еще, — мы все обеспечим…

Геннадий с профитролем за щекой подлетел к нам и сразу взялся за дело:

— Кузьма, дорогой, я могу помочь?

— Не-не-не, Гена, спасибо тебе большое, — сказал Кузьма, похлопывая важного человека по плотно обтянутому пиджаком плечу. — Все разрулили, Марина Романовна отлично с нашими капризами справилась. У нас в связи с Бобо хотелок в плане безопасности много, а мне еще приспичило в бассейне поплавать. Сотрудница твоя прекрасная все устроила, все нашла, а мы, если позволишь, тебя бросим и уже за ужином сегодня увидимся: нам бы всем с дороги прилечь, а у тебя, я знаю, свои дела через полчасика. — И Кузьма посмотрел на Геннадия Руслановича со значением.

Тот вздохнул, кивнул, пожал Кузьме руку, приобнял его, и мы пошли к подводе, где выяснилось, что у Кузьмы полны карманы завернутых в салфетки резаных груш для Гошки и Яблочка: Кузьма явно был в хорошем настроении. Яблочко деликатно заржал и подношение принял мягкими губами, Гошка сожрал свою порцию вместе с салфеткой. Мы тронулись уже было, когда нас нагнал запыхавшийся Зорин и быстро спросил:

— Как я выгляжу?

Кузьма вздохнул и ответил серьезно:

— Как человек, который из Новороссийска пешком пришел.

— Блядь, — сказал Зорин. — Кузьма, послушай, дай мне костюм, а? Поменяйся со мной на два часа.

— Ты в плечах не пройдешь, — сказал Кузьма, — а так мне не жалко. Но давай померяй, чем черт не шутит.

И они зашли за подводу и спустя несколько минут вышли, каждый в своей одежде, Зорин огорченный, Кузьма — сочувственно улыбающийся.

— Не расстраивайся, — сказал Кузьма. — Ты выглядишь так, как тебе свойственно, это всегда хорошо.

— Как мне свойственно… — пробурчал Зорин. — Хер тебя знает, что ты в виду имеешь, я тебя в последнее время вообще на хер не понимаю.

— Я хорошее в виду имею, — мягко сказал Кузьма. — Не волнуйся ты так, ради бога. Все хорошо будет. Она, может, тоже волнуется — ты же у нас знаменитость.

— Я царевен не рожал, — сказал Зорин. — Кузьма, понюхай меня, а? Блядь, я даже зайти помыться не успеваю. Так, сполоснулся тут в туалете…

Кузьма спокойно наклонился к Зорину и понюхал его справа, а потом слева.

— Нормально все, — сказал он. — Успокаивайся, милый. Все нормально будет.

И тогда Зорин неожиданно повернулся к сидящему с книжкой на краю подводы Квадратову и сказал:

— Батюшка, благословите.

Изумленный Квадратов сделал то, о чем Зорин его просил, и Зорину, кажется, несколько полегчало.

— Пошел я, — сказал он. — В отель уже приду, Гена меня доставит. Ну, с Богом. И, расправив плечи, Зорин направился к ждавшему его Геннадию.

Квадратов, закрыв книгу, задумчиво смотрел перед собой, покачиваясь в такт подводе.

— Дорого бы я сейчас дал за ваши мысли, батюшка, — сказал Сашенька.

— Да они гроша ломаного не стоят, — осторожно ответил Квадратов. — Простые мысли: если бы не одно спорное место в послании Павла к римлянам, в каком бы мире мы жили: лучшем или худшем?

— «Несть бо власть, аще не от Бога»… В исторической перспективе об этом рассуждать сложно, — сказал задумчиво Сашенька. — Таких людей, как, например, наш Виктор Аркадьевич, это удерживало от лишнего кровопролития…

— А других людей — от поиска власти более справедливой, — сказал Квадратов, вздыхая.

— Интересный вы человек, Сергей Яковлевич, — сказал Сашенька.

— Да-да, — усмехнулся Квадратов, — год рождения тысяча девятьсот шестьдесят седьмой, отец Яков Сергеевич, мать Елена Федоровна, место рождения поселок Курагино Красноярской области, окончил среднюю школу номер два…

Сашенька засмеялся.

— Да нет, я серьезно, — сказал он. — Я понимаю, что такие люди есть в нашем духовенстве. Любая социальная страта — это спектр, а значит, на одном конце его должны быть такие люди, как вы. И то я понимаю, какую паству вы окормляете. А вот встречаться раньше не встречался и очень нашему знакомству рад.

— Боюсь — вы уж не обижайтесь на меня, пожалуйста, Александр Степанович, — что встреться мы в других обстоятельствах, радости мне от этого было бы мало, — сказал Квадратов после небольшой паузы.

— Но мы встретились в этих, — ответил Сашенька серьезно.

Повисло молчание.

— Вы, наверное, знаете, зачем я иду, — сказал Квадратов утвердительно.

Сашенька не откликнулся.

— Можете вы мне помочь? — тихо спросил Квадратов.

— Как я могу помочь? — сказал Сашенька печально. — Я всего-навсего охранник слона…

— Понимаю, — кивнул Квадратов. — Простите меня, пожалуйста, за неуместный вопрос.

— Все хорошо, — тепло сказал Сашенька, и оба они вновь уткнулись в книги — каждый в свою.

Какая-то мысль вертелась у меня в голове, мысль страшно важная и очень большая, и я чувствовал, что должен поймать ее, поймать и обязательно додумать, но усталость не давала мне сосредоточиться ни на чем, и я поклялся себе, что, как только дойдем мы до места, я высплюсь, а как только я высплюсь, я подумаю про этот разговор Сашеньки с Квадратовым и поймаю наконец эту самую мысль за хвост.

Маленькое, длинненькое двухэтажное здание, про которое не сразу и понял я, что оно отель, возникло перед нами, когда свернули мы с шоссе в лесок уже почти за пределами города. Я хотел только одного — чтобы провели меня в тот самый внутренний садик и дали отдохнуть моим гудящим ногам и гудящей моей голове. Ярко-голубая машинка уже нашла себе место на стоянке, и Певицына в ожидании нас сидела, скрестив ноги, на какой-то бетонной тумбе.

— Вы оформляйтесь, — сказала она, — а мы с Толгатом Батыровичем покажем Бобо, где он может отдохнуть. Идемте.

И мы пошли в обход здания и прошли какою-то аркою, и там…

Я никогда раньше не видел бассейна. Не смейтесь: я отлично знал, разумеется, что такое бассейн, и не раз рассказывали мне про султанский бассейн, расположенный внутри банного здания: что был он удивителен и велик, и что росли вокруг него лианы, и что в малых бассейнах вокруг плавали лилии, и что несчастные павлины умирали там от жары и влажности, хотя султан и придворные его очень гордились тем, что зимой и летом в бассейне стояла «прохлада» и что во время беременности наследником престола султанша наша вовсе из бассейна не выходила: ей и еду на край подавали, и ложе для сна среди лиан поставили и балдахином накрыли. Все это я знал, знал, но сам… Словом, я впервые… Нет, мне надо сказать все до конца. Там, в невероятной, невозможной жизни, где меня каждый день и маслами смазывали, и расписывали, и ногти мои полировали и покрывали лаком, — там и купал меня верный мой Толгат каждый божий день, вот только никогда, ни разу в жизни не входил я в воду собственными ногами. В саду нашем, который теперь кажется мне… Неважно, чем он мне теперь кажется, — так вот, в саду нашем были, конечно, пруды, но мысль искупаться в пруду была для меня такой же дикой, как мысль залезть на дерево: лебеди заели бы меня, карпы бросились бы от меня врассыпную, сам бы я был весь в тине и иле, лилии бы опутали мои ноги, и в целом… Да нет, что за дикая мысль! И вот теперь… Неподвижный прямоугольничек чистой-чистой голубой воды был передо мною, без единого мерзкого лебедя, трусливого карпа или назойливой лилии. Пар, теплый пар поднимался над ним. Внезапно я понял, как я ужасно, невообразимо грязен, как чешется от дорожной пыли и застарелого пота вся моя несчастная кожа, как забиты песком мои бедные, бедные уши… Шерсть моя встала дыбом, дрожь прошла по мне. Я двинулся вперед; что-то кричала мне вслед Певицына, сидевший у меня на шее Толгат дергал меня за уши и изо всех сил пинал пятками — мне было все равно. Я оттолкнулся задними ногами — и через мгновение испытал нечто сродни сладчайшей судороге на свете. Теплая вода приняла меня; я погрузился с головой — и испытал острейшее, чистейшее счастье; открыв глаза, я зашевелил ногами; в ушах у меня ровно, гулко шумело… Вода вокруг стала грязной и темной — мне было все равно: тепло ее проникало внутрь меня, и ничего мне больше в мире было не надо.