Радуга тяготения - Пинчон Томас Рагглз (читаемые книги читать txt) 📗

Нет, не осмелятся, не было таких случаев… если только не замалчивали, конечно, в журналах о таком не прочтешь…

Осмелится ли Стрелман…

Этот может. Да.

Гриша, Гриша! Сбылось. Налетело на нас, да так быстро: чужие города, комедианты в заломленных шляпах, девочки из канкана, фонтаны огня, шумный оркестр в яме… Гриша, и флаги всех стран свернулись у тебя в объятьях… свежие моллюски, теплый пирожок,горячие стаканы чаю по вечерам между представлениями… учишься забывать Россию, утешаться мерзкими, подложными ее огрызками, что попадаются под ноги…

А вот небо потягивается — принять в себя одну-одинешеньку первую звезду. Только Свиневич желаний не загадывает. Политика такая. Знаки прибытия его не интересуют — да и знаки отбытия тоже… Машина дает полный вперед, их собственный кильватер взбухает, розовый от заката, и скрывает собою белое Казино на берегу.

Сегодня дали ток, Казино вернулось в энергосеть Франции. Над головой вспыхивают люстры, косматые от хрустальных игл, а в садах снаружи горят лампы помягче. По пути на ужин с Галопом и танцовщицами Ленитроп, выкатив глаза, останавливается при виде Катье Боргесиус: волосы убраны в такую тиару с изумрудами, а остальная Катье оснащена длинным платьем Медичи из бархата цвета морской волны. Сопровождают ее двухзвездный генерал и бригадир.

— У чина свои привилегии, — поет Галоп, шаркая саркастическими буффалами по ковру, — о,еще какие привилегии.

— Ты пытаешься увести мою козочку, — улыбается Ленитроп, — а не выходит.

— Я уж вижу. — Его же улыбка застывает. — Ох нет, Ленитроп, прошу тебя, не надо, мы идем на ужин…

— Да знаю я, что мы идем на ужин…

— Нет, стыдоба-то какая, надо это снять.

— Нравится? Настоящая ручная раскраска! Смотри! Ничего сиськи, а?

— Это школьный галстук «Полынных Кустов».

В главной столовой зале они вливаются в великую суету официантов, офицеров и дам — туда-сюда. Ленитроп с молоденькой танцовщицей за руку попадается в эти завихрения, наконец ему удается скользнуть с нею на два только что освободившиеся сиденья: и ба — Катье оказывается его соседкой слева. Он раздувает щеки, косит глазом, старательно причесывается пятернями, а к этому времени уж объявился суп, к которому он приступает так, словно обезвреживает бомбу. Катье не обращает на Ленитропа внимания, увлеченно беседует через своего генерала с каким-то «куриным полковником» о его довоенной профессии: он управлял полем для гольфа в Корнуолле. Лунки и преграды. Приближает к топографии. Но больше всего ему нравилось там бывать по ночам, когда из нор вылезали поиграть барсуки…

К тому времени, когда подали и унесли рыбу, уже творится нечто забавное. По ощущению судя, колено Катье под столом трется о Ленитропово мягким бархатом.

Тааак, высказывается Ленитроп, ну вот что: предприму-ка я уловку,в смысле — я же в Европе, нет? Он поднимает бокал и провозглашает:

— «Баллада о Галопе Муссоре-Маффике». — Общий гам, смущенный Галоп старается не улыбаться. Эту песню знают все: кто-то из шотландцев мчится через всю залу к роялю, Сезар Флеботомо, покручивая саблезаточенный лоснящийся ус, ныкается за пальмой в кадке, чтоб чуть подбавить свету, затем опять высовывает голову и подмигивает, шипит, подзывая своего метрдотеля. Булькается вино, прочищаются глотки, и добрая половина общества затягивает

Звучит все это, как сотня — хотя, вероятнее, всего пара — поющих валлийцев: тенор с юга страны и бас с севера, изволите ли видеть, поэтому все разговоры, sub rosa [104]или же нет, успешно сим пением топятся. Ленитропу того и надо. Он склоняется к Катье.

— У меня в номере, — шепчет она, — 306, после полуночи.

— Понял. — И Ленитроп выпрямляется, успев вступить снова с первого такта:

После ужина Ленитроп сигналит Галопу — мол, пора сваливать. Рука об руку танцовщицы удаляются во мраморные салоны, где туалетные кабинки оборудованы сетью латунных переговорных трубок, сплошная акустика, чтобы сподручнее друг с другом беседовать. Ленитроп с Галопом направляется к ближайшему бару.

— Слушай, — Ленитроп говорит в свой хайбол, слова отскакивают от кубиков льда, поэтому охлаждаются как надо, — либо меня подкашивает небольшой психоз, либо творится что-то странное, нет?

Галоп, напустивший на себя расслабленность, прекращает мурлыкать «На море можно сделать то, чего не сделать в городе» и осведомляется:

— Вот как — ты и впрямь так считаешь?

— Ладно тебе — осьминог.

— Морские дьяволы довольно распространены по средиземноморским берегам. Хотя обычно не такие здоровые — тебя же размербеспокоит? Разве американцам не нравится…

— Галоп, это не случайно. Ты слышал этого Бомбажа? «Не убивай его!» У него краб был с собой,м-может, в вещмешке, наготове, чтоб отманить эту тварюку. И вообще, куда он вечером свалил?

— По-моему, он на пляже. Там сильно пьют.

— Он сильно пьет?

— Нет.

— Слушай, ты его Друг…

Галоп стонет:

— Господи, Ленитроп, ну откудая знаю? Я и твой друг, но всегда, знаешь ли, приходится считаться с толикой Ленитроповой паранойи…

— Хуй там паранойя. Что-то не так, вдоба-авок ты в курсе!

Галоп пожевывает лед, прицеливается палочкой для коктейля, рвет в пургу маленькую салфетку — обычные развлечения в баре, он тут матерый игрок. Но в конце концов, тихонько:

— Ну, он получает шифровки.

— Ха!

— Я сегодня одну видел у него в мешке. Краем глаза. Рассматривать не пытался. Он работает в Верховном главнокомандовании союзных войск, в конце концов, — наверное, в том-то все и дело.

— Нет, не в том-то. Как насчет этого-то… — и Ленитроп рассказывает о своем полуночном свидании с Катье. На миг они как будто бы едва ль не снова в бюро АХТУНГа, и падают ракеты, и чай в картонных стаканчиках, и все опять хорошо…

— Пойдешь?

— А не стоит? Думаешь, она опасна?

— Я думаю, она восхитительна. Если б не Франсуаз, не говоря уж про Ивонн, я бы несся к ее двери с тобой наперегонки.

— Но?

Но часы над баром щелкают лишь раз, затем еще, храповиком отмеряя минуты в их прошлое.

— Либо то, что у тебя, — заразно, — начинает Галоп, — либо за мной они тоже приглядывают.

Они смотрят Друг на друга. Ленитроп вспоминает, что, если не считать Галопа, он тут совсем один.

— Рассказывай.

— Если смогу. Он изменился — но у меня ни клочка улик. С тех пор как… не знаю. С осени. Больше не толкует о политике. Господи, в какие мы только дебри ни… О своих планах после дембеля тоже больше не распространяется, а раньше только о них и говорил. Я думал, это Блиц его доконал… но после вчерашнего мне кажется, тут что-то еще. Черт, грустно-то как.