Лукоеды - Данливи Джеймс Патрик (книги бесплатно txt) 📗

Клементин ел сладкое: тушенный в сметане пудинг с приправой из сливочного масла и жженного сахара. Когда объявили о прибытии банды из паба, орущей у стен замка. Персиваль сказал им убираться. Хозяин на вечерне и просил не беспокоить.

— Сэр, это тот с колесом рулетки. Сказал, что он вам отстегнет комиссионные.

— Скажите, чтобы пришел завтра. Будет бал.

— Вы это серьезно, сэр?

— Я хочу открыть бальный зал. И чтобы там было горы всего.

— Сэр, я все время знал, что вы возьмете правильную ноту. Но эта банда, закончив опустошать бутылки, высосет и темноту из пещеры.

— Я хочу, чтобы вы послали приглашение Макфаггерам.

— А боевые посты, сэр, можно поднять на «Новене» флаг и вывести ее с потушенными огнями в бухту.

— Только бальный зал.

— Слушаюсь. Как насчет паблисити, сэр. В наше время нужно прилично крутиться, чтобы поддерживать требуемый имидж. С учетом того, какие люди в наши дни находятся в центре внимания. И уверяю вас, обаяние будет то, что надо. Положитесь на меня. Священник для исповеди в часовне вне расписания. Начинать духовно обновленным. Что может сравниться с совершением нового греха после того, как покаялся в старом. Вы когда-нибудь исповедовались, сэр?

— Нет.

— Придает вам силу добра. Когда вы в пессимистическом настроении. Исповедь очищает прошлое в один прием. Раскладывает перед вами будущее, как блин, с которым можно протанцевать, скатать и съесть. До этого я никогда не был так счастлив в своей жизни. Даже с этой бандой, с которой мы друг другу все кишки вымотали. Но разве это не очищало атмосферу и не приводил к согласию умов, как только они поднимали свои головы от ковра? Признаю, иногда человеку нужно побыть одному, чтобы спокойно очистить кишечник. Что теперь уже не проблема на любом поле вокруг, когда всех ядовитых змей вывезли подальше за паб.

Персиваль приносит портвейн. Сорок лет пролежавший в ожидании прикосновения губ. Развалился в кресле после ванны у тлеющего камина. Неторопливо ухает море. Сквозь щели в половицах несет холодным сквозняком. Тетушка наверняка спланировала заморозить меня здесь насмерть. Когда не смогли убить меня в больнице. Хорошо сидеть вместо этого в собственном замке, проедая львиную долю. Попивать эту темно-красную сладкую субстанцию. Придет лето и можно будет полежать на травке. Пусть клещи пососут мою кровь. Змей в конечном счете перебили. Мир снова покроется буйной зеленью. Если только смогу до этого здесь дожить. Годами следовал маленьким заветам. В носу не ковырять, в присутствии других громко не пукать, не теребить свою пипиську. Не высовывать ее, когда не надо. Отрыжка лишь легкая. Не превратиться в человека, которого родители показывают детям. И говорят, смотри, не вырасти такой же развалиной, как он. Бладмон знает какой-то секрет. Поддерживающий его бесстрашие. У Франца его водные часы. Медный шар с крошечной дырочкой в днище. Плавает в ведре с жидкостью. Определяет водные атомы, проходящие через отверстие по мере того, как он погружается. Ни один из трех не доверяет современным часам. Эрконвальд — сторонник солнечных часов. Путлог — солнечного хронометра Уистона. Роза рассказывала, что однажды они чуть душу не вымотали друг из друга, споря относительно правильного времени. Размахивая каждый своими часами. На углу улицы, у парка, рядом с лабораторией в столице. Франц вылил свое ведро воды в лицо Эрконвальду и Путлогу. Когда аргумент разрешился, через квартал началась другая драчка по поводу природы ядра земли. Предложенное редкое вещество вогнало в краску некоторых зевак. Пока двое других орали и жестикулировали перед молчащим Эрконвальдом. У каждого обязательно есть карманные солнечные часы, полярную ось которых можно настроить на любую широту. Знают время и направление, в котором следовать теории. А Эрконвальд в тот вечер, одев сапоги, толкал тачку с фонарем, освещающим географическую диаграмму полудрагоценных минералов. Все трое, занятые экспериментом, были меланхоличны. Но прежде, чем они закончат, они весь мир прикончат.

Шарлен взяла поднос. Стоит, сверкая влажными глазами. Вытянув руки. Рукава зеленого свитера поддернуты вверх на ее бледных сильных руках. Ее нос как аккуратненький белый руль на лице. Подрули ее поближе. Лестью и похвалой. Прежде, чем начнется очередной тяжелый день.

— Рыба была прекрасной, а пудинг одно наслаждение.

— Это просто работа одного ничтожества.

— Положи поднос.

— Зачем? К чему мне расстраиваться, зная, что вы со мной что-то сделаете, завтра уедете, а я останусь одна сама с собой.

— Положи поднос. Пожалуйста.

— Я сделаю, что мне говорят. Но это ничего не изменит.

— Мы устраиваем бал. Я хочу пригласить тебя в качестве гостьи.

— Меня же тогда заклюют на кухне и сошлют вниз в темницы. Они же все позеленеют от зависти. Мне, конечно, хотелось бы побывать там в качестве приглашенной, но я и так там буду.

— Это будет новоселье.

— Зачем вам это после пожара и взрывов?

Шарлен ставит поднос на стол. И собирает пальцем остатки взбитого крема и пудинга с жженым сахаром. Сосет, положив его в рот. Облизывая губки, садится на край постели. В полумраке поблескивают ее кудряшки. Белизна кистей постепенно переходит в красноту рук. На гладком личике сбоку подрагивает мускул. А на шейке пульсирует жилка. Сильная голубоглазка с телом как у птички.

— Ваше высочество, не соизволите ли вы опустить железную дверь. Не то, что я чего-то боюсь, но в этом замке никогда не знаешь, кто и кого подслушивает. Говоря по правде, каждый раз, проходя мимо гробовой комнаты, я так и жду, что кто-нибудь да выскочит и наброситься на меня, живой или мертвый и тут уж не знаешь, что лучше, а что хуже.

Клементин опускает портал. Скрипит, позвякивая цепь. Перекидывает ее через железную решетку. Поворачивает засовы. Проходит в переднюю и запирает дверь для слуг. Возвел укрепления против остального мира. Чтобы ее увидеть, сидящей в свете. Одинокой свечи на столе. Запах воскового дыма от остальных задутых. Один свитер на ее коленях. Два других лежат на полу у ног. Один желтый, другой розовый. Платье спущено с плеч до пояса на бедра. Груди выступают силуэтом на фоне свечи. Тонкие тени трех ребер под ними. Кулачки твердо сжаты.

— Вау.

— На тот случай, если вы видели много женщин. Я решила показать, что я имею.

Клейтон Кло Кливер медленно поднимается на носочки. Посмотреть на то, что можно увидеть и просто стоя. Сглатывает обильную слюну. Ее плечи вогнуты вперед. Всегда думал, что они у нее большие. А оказались маленькими. Без свитеров. Как сложенные крылья. Кончики грудей опущены вниз и торчат. Когда она наклоняется. Склоняя голову. Которую оттяпала у курицы. Одним сильным ударом. Тогда я отступил на несколько шагов назад, чтобы на меня не брызнула кровь. Успокоенный ее улыбкой. Смерть повсюду. Под полом кишат крысы. Ночью слышу крики чаек, усевшихся на крепостных валах. Во время наших странствий Бладмон мне сказал, что он часто нуждается в смене человеческих существ. Чтобы поменять вкус предательства. Шарлен может подоить сорок коров за один заход. У нее сильные руки. Сидит, ожидая, руки подрагивают. Покусывает губы. Если бы у Элмера была подруга, я бы вывел еще щенят и жил бы, окруженный верным собакоедом. Никому не нравится, когда на тебя в темноте с рычаньем бросается тяжело дышащий монстр. Сверкают зубы, если светит луна. Если нет, звук скрежета клыков. Опустись теперь на представительницу своего верного персонала. Как тот парень со своим румпелем, пересекающий воды в затопленной квартире Розы. Не забываемый для моряков момент. Реи кливера торчат. Именно так я и выгляжу, готовый к отплытию. А она сидит и ждет, когда мой кливер зайдет ей в порт.

— Шарлен, ты что дрожишь?

— Потому, что мне страшно. Потому, что вы можете выкинуть меня, когда со мной закончите. А я не хочу уходить. Я поцеловала вас во время взрыва, держа вашу голову в своих руках. Мня аж в дрожь бросило, когда вы в первый раз вошли на кухню. Я с ума сходила от отчаяния. Не знала, где что найти. Или что будет со мной. Думала, что достанусь какому-нибудь чокнутому, старому лендлорду с красным носом, большой палкой и в крагах, всегда готовым налететь и отдубасить меня до потери сознания.