А ты попробуй - Сатклифф Уильям (бесплатные серии книг .TXT) 📗

Хоть я и был уверен, что все это полная бессмыслица, я все время чувствовал, как какая-то посторонняя сила заставляет меня делать то же самое. Как бы я ни объяснял свое желание остаться в Европе, в глубине души я понимал, что просто трушу. Другие объяснения не проходили. Раз я шарахаюсь от третьего мира, значит я трус.

Подсознательно я ждал, что случится нечто, схватит меня и унесет в мир опасностей, страданий и нищеты, но не хотел сам становиться этим нечто. Я мечтал о времени, когда большое путешествие будет уже позади, но у меня не было ни малейшего желания лезть в него сейчас. Страдания, опасности и нищету я бы пережил, но так уж вышло, что я терпеть не могу грязь и болезни. Я не хотел никуда ехать.

При одной мысли о том, чем я буду заниматься, когда вернусь из Швейцарии, я впадал в депрессняк. Я заработал довольно прилично денег, и получалось так, что просто обязан был отправиться путешествовать. Или придумать какой-то другой способ их потратить, но так, чтобы это не выглядело отмазкой.

Работа в Швейцарии оказалась не менее тупой, чем в носочном магазине – альпийская скука отличается от галантерейной только менее приторным запахом. За все четыре месяца мне как-то не попалось недотраханной миллионерши, так что я вернулся в Англию, по-прежнему не имея ни малейшего представления, чем заняться до конца года. Был март, и все мои друзья разбрелись кто по заграницам, кто по университетам.

После бесконечного и бесцельного перелистывания записной книжки я понял, что, если я хочу выжить, нужно придумать что-то радикальное. Я раскопал на дне ящика картонную подставку для пива и уставился на телефон Лиз.

Несколько дней подряд пульс у меня начинал бешено колотиться стоило мне пройти мимо телефона. Но я не мог заставить себя позвонить.

Не меньше недели я ежедневно проделывал одну и ту же процедуру: набрать половину номера – походить кругами по дому; набрать половину номера – сходить в магазин за молоком; набрать половину номера – сбегать за свежей газетой; набрать половину номера – поваляться в саду и помучить насекомых, – после чего сделал героическое усилие.

– Алло? Позовите, пожалуйста Лиз.

– Угу, это я.

– О...

Я не знал, что сказать. А что вообще говорят в такой ситуации?

– Привет, – первая попытка.

Сработало. Очень правильный ход.

– Привет. Кто это?

– Хм – это я. Дэйв. Дэйв Гринфорд. Друг Джеймса.

– Дэйв! Черт, как я рада тебя слышать. Как дела?

– Хорошо.

– Чем ты занимался все это время?

– Ну – всем понемножку. Как тебе сказать... Недавно вернулся из Швейцарии.

– Ага. Точно. Ну и как она?

– Фигня. Сплошные алкаши.

– Правда?

– Ага.

– Неужели все?

– Все, кого я видел.

– Ужас. Тебе просто не повезло.

– Да нет, по статистике то же самое.

– Похоже, ты вжился в тамошнюю культуру.

– Еще как. Тирольские песни и резиновый сыр – что еще человеку надо.

– Значит, скоро опять туда поедешь?

– Ага, разбежался. Ладно, ты-то как? Чем занимаешься?

– Ничем. Тоска зеленая.

– Тоска? Это серьезно.

– Все разъехались. Все мои друзья провалились под землю.

– Это просто здорово! У меня те же самые проблемы. Прям трагедия. Все куда-то исчезли. Скоро на стенку полезу от скуки, как опарыш в сортире.

– Мне всегда казалось, что у опарышей много друзей, – сказала она. – То есть, ты когда-нибудь видел одинокого опарыша?

Какие умные вещи она говорит. Я чувствовал, что краснею. Вот оно. Я опять в нее влюбился.

– Представь себе опарыша с дефектом речи и прыщами, – сказал я.

– Лучше с дефектом ползания.

Это невероятно! Мы понимали друг друга с полуслова.

– Представь, что ты опарыш с дефектом ползания, – сказал я. – Никто с тобой не разговаривает. Ты можешь ползать только одной стороной, все время описываешь круги, и никому до тебя нет дела.

– А ты можешь представить себе красивого и сексуального опарыша? Но с искривленным ползанием?

Меня уже парализовало от желания.

– Слушай, Лиз. Ты занята?

– То есть?

– Ну, то есть... Может ты свободна на этой неделе?

– Ты меня зовешь на свидание?

– Нет, нет, нет, Что ты, что ты. Я просто... я просто подумал, что может мы встретимся, выпьем чего-нибудь.

– Нет, ты меня явно зовешь на свидание.

– Нет, ничего такого, я просто...

– Хватит выкручиваться, как опарыш. Я тебе нравлюсь. Ты друг Джеймса. Ты же не собираешься лезть мне под юбку, как только он отвернется, правда?

Я тихонько хмыкнул.

– Значит вы все еще вместе?

– Конечно. Слушай – у меня до хрена дел. Давай встретимся в Кэмдене [3] часов в восемь?

– Хорошо. ОК. Просто здорово.

– На выходе из станции.

– На каком? Их там два.

– На главном.

– Они оба главные.

– Ох, не будь таким мудилой. На том, который красивее.

Она повесила трубку.

Ччерт! Со мной еще никто так не обращался. Обычно я тратил полчаса, чтобы выбрать подходящее место, а она... Черт бы драл! Это невероятно.

Еще один спелый, сочный, лопающийся персик.

Я опоздал на станцию Кэмден, но Лиз пришла еще позже. Впервые я обратил внимание на то, что один из выходов действительно менее уродлив, чем другой, и как раз оттуда она появилась.

Мы пошли в паб под названием “Конец света”, и я заказал “Гиннесс” в надежде, что делаю выбор интеллигентного человека.

Впервые мы оказались наедине, и, как только сели за столик, выяснилось, что нам не о чем разговаривать. Нас связывал только Джеймс. Мне не очень-то хотелось слушать ее рассказы о Джеймсе, но долгое молчание было еще хуже, и после серийного похлопыванья ртом я сдался и двинулся по простейшему маршруту.

– Что слышно от Джеймса?

– Много чего. Вроде, у него все в порядке. Сначала письма приходили каждые несколько дней, потом реже. Последнее было две недели назад.

– Когда он уехал?

– В январе.

– Черт – три месяца.

– И еще пять осталось.

– Я не знал, что так надолго.

– Что я могу сказать?

– Восемь месяцев. Неужели не надоест?

– Надоест? Как ты думаешь, восемь месяцев – это много для Таиланда, Гонконга, Бали, Австралии и Америки?

– Нет, я понимаю, просто... восемь месяцев где-то болтаться. Целый век. Ни тебе “Мартини”. Ни Лондона. Пиво теплое.

– Пиво теплое?

– Наверняка. Кроме разве что Австралии.

– Я надеялась, что он больше будет скучать без меня, чем без пива.

– Именно. И это тоже. Восемь месяцев...

– Это и так достаточно тяжело.

– И ты согласилась, чтобы он тебя бросил? Оставил одну на целых восемь месяцев?

– Меня никто не бросал. Ради Бога, это его единственный свободный год. Меньше всего мне хочется быть с человеком, которому ничего в жизни не нужно, только сидеть в конторе и перебирать бумажки.

– Да, конечно. А ты бы хотела поехать с ним?

– Еще бы я не хотела. Неужели ты думаешь, что мне больше нравится сидеть в пабе с тобой, чем на таиландском берегу с Джеймсом?

– Нет, ну что ты.

– Просто в моей жизни есть одно маленькое обстоятельство. Я не могу просто так взять и уехать. Мне нужно закончить курс.

– Ох, да. Я забыл. Ну так что – он мог подождать. У тебя же будут каникулы летом.

– Он планировал это путешествие несколько лет. Еще до того, как мы познакомились.

– И тебя это устраивает?

– Я не говорю, что меня это устраивает. Я вовсе не прыгаю от счастья из-за того, что осталась одна почти на целый год. Но он должен был это сделать.

– Должен?

– Да, должен.

– Почему должен?

– Потому что должен. Это надо чувствовать.

– Для того, чтобы “найти себя”?

– Ты слишком циничен. Почему?

– Да я не циничен. Я просто подумал... знаешь... я подумал, что он не слишком хорошо с тобой обошелся.