Обрученные с Югом - Конрой Пэт (книги бесплатно читать без .TXT, .FB2) 📗

— Мне нужно найти друга, — упорствую я. — Я всего лишь задам вам, Анна Коул, несколько вопросов.

— Боже мой! — Ее охватывает неподдельный ужас. — Вон же он, смотрите! Сидит вон там в своей поганой «хонде». Ага, пригнулся, теперь его не видно.

Анна Коул протягивает руку, которую прятала за спиной, в ней пистолет. Обращается она с ним неуклюже, словно это змея.

— Вы умеете пользоваться оружием? — спрашиваю я.

— Прицеливаешься ему в яйца, нажимаешь на курок. Бац! И готово — яйца всмятку. Ничего сложного.

— Позвольте мне ваше оружие, Анна, — очень вежливо прошу я. — Я умею им пользоваться. Но если мне удастся избавить вас от вашего приятеля, уж вы не откажитесь ответить на несколько моих вопросов о Треворе.

Она смотрит на меня так, словно видит в первый раз.

— Почему я должна вам верить?

— Значит, этот парень внушает вам больше доверия?

— Может, вы хотите ограбить меня. Или изнасиловать. А потом убьете, и копы скажут: «Вот тупая корова! Сама дала ему в руки пистолет».

— Да, мэм, это один из возможных сценариев развития событий. Но ведь не исключено, что я помогу вам. У меня богатое воображение.

— Какой мне с него прок?

— А вот сейчас мы проверим, есть ли воображение у вас. Заодно проверим, насколько хорошо вы разбираетесь в людях.

— Мне не нравится ваше лицо. — Она исподлобья смотрит на меня.

— Мне и самому оно не нравится. С самого детства.

— Я буду наблюдать из эркера, — говорит она.

С вполне понятным волнением Анна отдает мне маленький пистолет. Кладя его в карман пиджака, я замечаю, что он не заряжен. Стучусь в дверь, и она с явным раздражением снова ее распахивает.

— Может, у вас найдутся патроны?

— Я осуждаю насилие, кровопролитие и смертную казнь, — говорит Анна с большим апломбом, и ее заявление меня обескураживает.

— А что, если ваш извращенец убьет меня? Ведь не исключено, что тогда он закончит жизнь на электрическом стуле. Или задохнется в газовой камере.

— Я надеюсь, он получит пожизненное заключение без права обжалования и досрочного освобождения.

— Так вы считаете, что ему лучше остаток жизни провести, клея коробочки и делая заготовки для дорожных знаков? Поступить на заочное отделение в муниципальный колледж и изучать историю поэзии под руководством какого-нибудь битника на Телеграф-авеню?

— Я считаю, что человеческая жизнь священна! — восклицает Анна.

— Гаррисон Кейлор!

— Не смейте так меня называть! — взрывается она.

— Моя жена умирает от рака. Если на Юнион-стрит произойдет убийство, вы усыновите моих детей? Их у меня двенадцать.

— Убийства не будет. Пистолет не заряжен.

— Да, но, возможно, у извращенца он заряжен. Так вы клянетесь, что не бросите моих деток, если они осиротеют?

— Вы что, там, на Юге, вообще понятия не имеете о планировании семьи и о контроле над рождаемостью? — возмущается она, затем добреет: — Хорошо, я сделаю все, что в моих силах.

— А теперь, Анна Коул, ступайте к окну. Представление начинается. Третий звонок.

Я пересекаю Юнион-стрит и спускаюсь по противоположной стороне улицы. Прохожу мимо «хонды», даже не скосив взгляд в ее сторону. Обойдя машину, записываю номер. Это коричневый «аккорд» 1986 года. Замечаю, что мужчина на секунду приподымает голову, а потом снова опускает на приборную доску. Я подхожу к машине, стучу в окно, чтобы привлечь его внимание, но он не шевелится.

— Сэр, откройте окно. — Стучу громче. — Мне нужно поговорить с вами.

— Пошел к черту, начальник, — рычит он, не поднимая головы. — Я ничего не нарушил. Парковка здесь разрешена.

— Вы терроризируете молодую женщину, которая живет на этой улице. Откройте окно, сэр.

— Пошел к черту, я тебе сказал. И с удовольствием повторю еще.

Рукояткой пистолета я пробиваю отверстие в окне, ударом правой ноги разбиваю стекло. Нога у меня большая, и окно разлетается вдребезги, любо-дорого посмотреть. Не зря я был курсантом Цитадели, вполне могу сыграть крутого парня.

— Ну, считай, что ты труп! — рычит этот тип, стряхивая осколки стекла с одежды.

Он вскакивает, красный от ярости, и я успеваю заметить невыразительные, блеклые черты его лица, пока он поправляет съехавшие очки. Если бы следователь попросил меня описать его внешность, я сказал бы, что в лице нет ничего лишнего, декоративного, все подчинено сугубой функциональности, как в «хонде аккорд». Приставив пистолет к его лбу, я с благодушным видом помахиваю рукой прохожим, давая знать, что все в порядке, ситуация под контролем. Снимаю с типа темные очки и кладу к себе в карман. Брови у него густые, нависают над карими, в тон машины, глазами, словно мохнатые гусеницы.

— Ваш бумажник, сэр, — приказываю я. Взяв протянутый бумажник, говорю: — Благодарю за проявленную готовность к сотрудничеству, мистер Джон Самми. О, а это, должно быть, очаровательная миссис Самми. И три славных мальчугана — сыновья, наверное. Вы являетесь клиентом «American express» с 1973 года, подумать только! И ваша «Visa» до сих пор действительна. А вот у карты «Discovery» срок действия истек, мистер Самми, вынужден вас огорчить. Я оставлю ваш бумажник у себя на месяцок-другой. Мы посмотрим, перестанете ли вы преследовать эту милую молодую женщину, которая живет на другой стороне улицы. Куда она ни пойдет — везде наталкивается на вашу мерзкую рожу. Но теперь у меня есть ваше водительское удостоверение, и я знаю, что вы живете в Сан-Рафаэле,[79] на Вендола-драйв, 25710, так что, возможно, вам придется еще не раз увидеть мою мерзкую рожу.

— Я лично знаком с мэром. Я лишу тебя жетона, поганец. Сегодня же вечером ты будешь молить о пощаде.

— Слышите это странный звук? Это стучат мои зубы от страха. Но вы ошибаетесь. Я не полицейский. Я муж этой женщины, только что вышел из Сан-Квентина.[80] Вернуть вам ключи от машины, мистер Самми?

— Да, сэр, — кивает он.

— Будут у меня проблемы из-за того, что отпускаю вас. Я обещал жене пристрелить вас на месте. Ну да ладно. Вы знаете, как бабы сентиментальны. Расскажу ей про трех ваших малюток, сыграю на чувствах, короче. Кстати, вы помните, откуда я только что вышел?

— Да, сэр. — Трясущейся рукой он пытается вставить ключ зажигания.

— Бумажник пришлю по почте через месяц.

— Большое спасибо.

— А теперь, Самми, мы должны разыграть еще одну сценку, чтобы угодить моей жене. Тут мне понадобится ваша помощь. В вашем распоряжении двадцать секунд, чтобы свалить отсюда. После этого я стреляю. Две секунды уже прошли.

Я никогда не видел, чтобы автомобиль на такой скорости рванул по городской улице.

Ленивой походкой я возвращаюсь к дому 1038 по Юнион-стрит, и снова звоню в звонок, и снова слышу из-за двери напряженный голос Анны Коул.

— А вы будете покруче, чем он, — говорит она.

Я вижу ее силуэт за старинной кружевной занавеской, которая некогда принадлежала Тревору По.

— С ним оказалось справиться труднее, чем я думал.

— Зачем вы разбили ему окно?

— Он не хотел вступать в разговор, и я надеялся таким образом привлечь его внимание.

— А теперь убирайтесь немедленно, или я вызову полицию. Вы псих, это точно. Я не буду разговаривать с вами, и, вообще, я ничего не знаю про вашего друга. Если б знала, сказала бы. А так уходите.

— Хорошо, — говорю я. — Спасибо за помощь.

Я разворачиваюсь, по невысокой лестнице спускаюсь на Юнион-стрит и тут слышу, как открывается входная дверь.

— Могу я получить обратно папин пистолет? — спрашивает Анна Коул.

— Нет. Вы ведь осуждаете насилие и кровопролитие, разве забыли? Оставив пистолет у себя, я помогу вам приблизиться к честной, достойной жизни. Вам не полагается владеть оружием, вам также ни к чему номер автомобиля вашего преследователя, его водительское удостоверение и бумажник, битком набитый всякими сведениями о нем.

Мы стоим, враждебно глядя друг на друга. Анна первая принимает решение.