Темная комната - Сейфферт Рейчел (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
– Чудесно.
– Правда?
– Да. Да, правда. Красивое имя.
Миха смотрит на лежащую у него на коленях дочь: нежная кожа, темные глаза, еще неосмысленный взгляд.
– Дилан.
Придвигает лицо, и ее глазки расширяются. Нажимает кончиком пальца на середину ладошки, чтобы ощутить детскую хватку.
– Мы можем дать ей и немецкое имя.
– Нет. Дилан – хорошее имя.
Мина замолкает. Прошу тебя, не говори о Кете. Пусть лучше будет твоя бабушка. Моей не надо.
– Мне в голову никаких имен приходит.
– Ладно. Хорошо. Дилан так Дилан.
Мина улыбается. Кладет руку Михе на загривок.
– Дилан Лехнер.
– Дилан Лехнер.
Миха терпеть не может оставаться один.
Самое тяжелое для него время – дорога на работу и обратно. Он берет с собой в электричку книгу, подбирает забытые журналы и газеты, изучает рекламные объявления над головами пассажиров. Потом включает плейер. Музыка грохочет так, что соседи по вагону – сплошь жители пригородов – начинают коситься на Миху. Ничто не помогает. Миха не в состоянии ни на чем сконцентрироваться.
Фотография. Глядя на нее я могу сказать: это Аскан, мой покойный опа. Помимо прочего, муж моей ома. И отец моей матери, а впоследствии мой дед. И вместе с тем убийца. Откуда я знаю? Друг рассказал. Где доказательства? У меня нет причин этому не верить. Да, у меня нет фотографии, где бы он приставлял автомат к чьей-нибудь голове, но я не сомневаюсь, что такое было. И курок спускал. А как же! Объектив выхватывал кого-то другого, взводился затвор камеры, и на пленке оставалось другое преступление, другой еврей, убитый кем-то другим. Но опа стоял буквально в двух шагах.
Дома он проверяет тетради на кухне, в большой комнате, где угодно, лишь бы рядом были Мина с малышкой. Расстилает одеяло возле Дилан, раскладывает на полу ручки и тетради.
– Она совсем сонная. Я ее уложу.
– Я сам уложу. Чуть попозже, ладно?
– Ей нужен четкий распорядок, Миха.
– Может, пойдем погуляем? Вместе. А она поспит в коляске.
– Темно уже.
– Да нормально.
Мина смотрит в окно.
– Хорошо.
– Как Дилан? Как она?
– Отлично. Красавица. Прибавляет в весе.
Раз в два-три дня Миха с Луизой встречаются и вместе обедают. Они не договариваются, так само собой выходит. В одно и то же время, после занятий, в кафе возле больницы. Луиза вечно спешит, но каждый раз все повторяется в точности.
– У тебя все в порядке?
– Ага. А у тебя?
Они сидят в кафе у окна. Стоят холодные весенние дни, и стекла по краям и внизу запотели.
– Я на самом деле думаю, что мы никогда ничего не узнаем наверняка.
– Ты все время это твердишь, Луиза.
– Да. Но я хочу сказать, что мы далеко не уйдем, если только и будем делать, что задаваться этим вопросом.
– Это тебе непонятно. А я в том, что он делал, не сомневаюсь. Мне только хочется узнать, чувствовал ли он потом вину.
Миха в раздражении откашливается.
– Хотелось бы еще разок посмотреть фотографии.
– Бабушкины?
– Да. Довоенные и послевоенные.
– Ну… Тогда тебе придется идти к бабушке.
Миха не отвечает. Ищет по карманам сигареты. С бабушкой они не виделись уже больше восьми месяцев.
– Да. Что ж. В любом случае, результата никакого.
– В смысле?
– Я их смотрела. Ничего там не углядишь.
– Когда ты смотрела?
– После твоего возвращения. Когда ты мне рассказал.
– Вместе с бабушкой?
– Разумеется, с ней.
– Она не заметила, что одной не хватает?
– Да. С медового месяца. Мы всю квартиру обшарили.
– Это я ее взял.
– А-а. Понятно.
Луиза помешивает суп.
– Все равно. Ничего по фотографиям не скажешь. Семейные снимки, не больше. Застолья. Счастливые лица. Ничего определенного.
Миха глядит на Луизу. Не знает, верить ей или нет. Верить не хочется.
– Однако он всегда смотрел в сторону. Заметила? На послевоенных снимках.
– Ну и?
– Разве это ни о чем не говорит?
– Нет. И вообще это неправда. Наверняка есть снимки, где он смотрит в камеру.
– Назови хоть один.
– Миха! Господи боже! Годовщина свадьбы. Тридцатилетие. Ома и опа в Кирхенвеге. В саду.
Миха пытается вспомнить. Он по-прежнему уверен, что Луиза ошибается.
– Значит, ты не считаешь, что его мучила вина?
– Нет. То есть я не знаю точно. Мы никогда не узнаем. Я просто говорю, что, возможно, он никогда не задумывался об этом.
– Он убивал людей.
– Хорошо, Миха. Просто выслушай. Возможно, так оно и было. Люди творили ужасные вещи. Шла война. Я их не оправдываю. Отнюдь нет. Но шла война, время было жестокое и непонятное, он не мог различить добро и зло и поступал дурно.
– Ну?
– Вот тогда люди делают ужасные вещи. Возможно. Я по-настоящему, конечно, не знаю, но, возможно, иногда они верят в то, что делают, либо как-то привыкают, а может, иногда и нет. Просто делают и живут дальше.
– И что с того?
– Как это «что с того»? Ты даже не задумался над моими словами.
– А я не хочу.
Миха припоминает тот снимок. Сад в Кирхенвеге. Он проступает все явственнее. Почти уже видно дедово лицо.
– Я только пытаюсь помочь. Нам обоим.
– Знаю.
Мина снова выходит на работу: на неполный рабочий день, посмотреть, как оно пойдет, говорит она. Они подгадали специально к пасхальным каникулам, чтобы Миха мог оставаться с Дилан и отводить ее в ясли. Начиная с одного-двух часов довести время до обеда, а потом и до того часа, когда Миха сможет забирать ее после своих занятий в школе.
Отдав малышку воспитателю, Миха, чтобы не возвращаться домой одному, идет в кафе напротив садика. Нужно постирать, погладить, сходить в магазин, но он сделает это потом, когда придет Мина и станет рассказывать новости дня. Утро он проводит за чтением, ест, пьет, следит за болтовней официанток у барной стойки, за входящими и выходящими посетителями. Какое облегчение забрать Дилан, окунуться в ее запах.
Интересно, деду тоже становилось хорошо от общения с детьми, а потом и внуками? Мутти и Бернт. Я и Луиза. Миха помнит дедовы руки, колени, запах мыла и сигарет. Дилан копошится в сумке на Михиной груди. Он стягивает с нее носок, рассматривает маленькие пальчики, ноготки, растирает ступни и надевает носок обратно. Он не заслуживал, чтобы ему было хорошо. От этой мысли веет правотой и невозможной жестокостью.
Проходит неделя, и вот настает день, когда Дилан надо оставить уже до часу дня. По выходе из метро у него появляется идея. Впереди невыносимо длинное утро, и он разворачивает коляску, спускается по ступенькам и бежит по платформе, чтобы успеть в отъезжающий поезд. Дилан моргает темными глазенками, когда они проезжают свою остановку и едут в центр, где Миха пересаживается на другую электричку и везет дочку на вокзал.
