Роман - Миченер Джеймс (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
— Мы принесли вам чек, президент Росситер, и обещаем сделать то же самое в следующем году, когда увидим, как пойдут дела. — Она достала его, но продолжала держать в руке.
Когда она наконец вручила его и мы увидели цифру — один миллион, — Росситер просто задохнулся от нахлынувших чувств и воскликнул с искренним смятением:
— О Господи! Лукас, я знал о том, что вы неравнодушны к колледжу, но это не укладывается у меня в голове! — Он затрясся в нервном смехе. — Нет, никто не говорил мне, что книги приносят такие деньги.
— В большинстве своем не приносят, — вступила Эмма. — Но нам повезло, и мы знаем это.
Еще с полчаса Йодеры давали указания, как распоряжаться этой суммой и теми, которые могут последовать. Первую скрипку здесь опять же играла Эмма:
— Никаких сообщений в прессе. Знать должны только члены правления. Наши имена нигде не должны появляться. И самое главное, на зданиях. Есть много других, которые захотят, чтобы их имена красовались на фасадах. — Наконец она добралась до меня: — Наши деньги предназначаются книгам и всему, что связано с ними: студентам, которые будут писать их впоследствии, библиотекам, где они хранятся. Учитывая все эти пожелания, мы считаем, что решающее слово при распределении денег должно принадлежать профессору Стрейберту.
— Конечно, — согласился Росситер и серьезно добавил: — А нет ли между вами вражды? Мы не можем допустить ситуацию, которая способна привести к взрыву и нанести ущерб колледжу.
— О нет! — добродушно отозвался Йодер.
— Я имею в виду тот случай, когда вы публично разошлись во мнениях относительно Лонгфелло.
— Академические споры, — сказал Йодер. — Это то, что не дает крови застаиваться в венах хорошего колледжа.
— А довольно прямолинейная статья профессора Стрейберта в нашей университетской газете?
— Я не видел ее. — На лице немца не было и тени лукавства.
— Ее видела я, и она мне не понравилась, — объяснила миссис Йодер. — Но, поскольку Лукас старается никогда не читать того, что о нем пишут, я не стала показывать ее.
Я был сражен. Мне казалось, что я веду борьбу с серьезным противником по серьезному вопросу, касающемуся самой сути поэзии, а он даже не знает, что я сделал выстрел. Но больше всего меня убивало то, что, будучи моим интеллектуальным противником, он как ни в чем не бывало предлагал мне стать распорядителем своего миллиона долларов. И тогда мне стало ясно, что этот тихий маленький человек на самом деле живет сам по себе, отстранившись от всего, что его не трогает. Он был просто примитивной личностью и абсолютно глух к критике. Это повергло меня в благоговейный трепет.
Теперь слово взял Йодер:
— Мы подготовили меморандум, включающий все те условия, которые только что высказала моя жена. Каждое из них должно точно и строго соблюдаться, я подчеркиваю — строго. Вызовите нотариуса и давайте сейчас же заверим меморандум. — Когда пришла помощница нотариуса с печатью и штемпельной подушкой, Йодер накрыл документ чистым листом бумаги, чтобы нельзя было прочесть текст, и формальности были исполнены.
Происходившее вызвала в а мне полное смятение. Я отвергал Йодера, потому что он олицетворял для меня в литературе то, что я презирал:, популизм, романы, лишенные глубокого содержания, скучное повествование. И тем не менее он давал мне миллион долларов на развитие той области, в которой я работал. Мое смущение было столь велико, что я даже не поблагодарил его. Это сделал президент Росситер.
Когда мы с ним провожали супругов до их старенького «бьюика» — немногие из наших студентов хотели бы иметь такой, — Росситер обратился к Йодерам:
— Все колледжи получают подарки, слава Богу, но они редко бывают такими щедрыми и, наверное, никогда не бывают более великодушными.
— Подарки еще будут, — заметила Эмма, — если мне удастся удержать его за пишущей машинкой.
Когда они отъехали, президент сказал мне:
— Стрейберт, мы возлагаем на вас новые обязанности. Больше не плюйте в колодец, из которого пьете.
В 1987 году, в беспокойное время между Днем Благодарения и Рождеством, когда в голову не идет ничего серьезного, миссис Мармелл без каких-либо конкретных целей приехала в Мекленберг и поселилась в «Дрезденском фарфоре» на время своего отпуска. Тогда у меня впервые мелькнула догадка о том, что двигало этой экстраординарной женщиной, Жизнь в Нью-Йорке для нее превратилась в череду однообразных дней. Родители умерли, а друзей было немного — одни лишь коллеги по работе. Кроме того, жить в огромном городе одинокой женщине было небезопасно. Поэтому в сравнении с ним наш маленький городок должен был представляться ей тихой гаванью, особенно во время праздников, когда люди ищут компанию. К тому же здесь проживали два ее автора и вот-вот должны были появиться еще два, рекомендованных мною. Было очевидно, что она решила отдохнуть здесь душой.
Предлогом для ее приезда было сообщение Йодера о том, что он закончил черновой вариант своего седьмого романа из грензлерской серии — отчаянно скучной вещи под названием «Поля». Он предложил ей взглянуть на роман и определить, возможно ли его опубликовать в 1988 году. Сообщив мне, что будет в гостинице и сможет выкроить немного времени, чтобы встретиться со мной, она бросилась за город, прилетела на ферму Йодеров, подхватила рукопись и стала быстро просматривать ее, вернувшись в свой уголок с мейсенской утварью.
Когда я нашел ее там за чтением, она проговорила:
— Все тот же Йодер. — И быстро добавила: — И довольно неплохой.
Затем, словно для того чтобы показать, что я тоже занимаю важное место в ее планах, она сказала:
— Ваше письмо о многообещающем юноше из вашего класса заинтриговало меня. В Нью-Йорке многие редакторы мечтают получить сообщение от надежного преподавателя из хорошего университета: «Полагаю, что нашел по-настоящему хорошего писателя. Прошу взглянуть».
На этот раз автором подобного сообщения был я: «Этому парню всего девятнадцать, но из него может выйти новый Трумэн Капоте. Он обладает таким же живым и ярким умом. Позвоните мне, пожалуйста, когда окажетесь в наших краях». Мои слова были настоящей приманкой для любого редактора, мечтающего найти нового Гора Видала или близнеца Франсуазы Саган. Как-то Ивон высказалась: «Найти и вывести в люди по-настоящему талантливого и ранее неизвестного писателя было бы огромным облегчением после изнурительного просеивания пустой породы, вынутой натруженными руками шестидесятилетних писак, которым нечего сказать, — как прежде, так и сейчас».
— Его зовут Тимоти Талл, — начал я. — Его опекает бабушка — весьма влиятельная и состоятельная дама. Ее дочь, то есть мать юноши, против вола родителей выскочила замуж за ничтожество по фамилии Талл, они произвели на свет сына, а затем в пьяном: виде погибли в автомобильной катастрофе. Мальчик — он и его Бабушка будут здесь через минуту — был: не по годам развитым ребенком, чуть не вылетел из одной школы и преуспел в другой — более престижной, а два года назад попал в мои руки. Я мало что сделал для его формирования. Он в этом совершенно не нуждается, потому что уже имеет вполне законченные рукописи, которые удивят вас. Они уже сейчас представляются мне готовыми к печати, но вы, прочитав их и оправившись от обморока, можете сказать: «еще не вполне» — Я прервал свой поток восторженных слов и проговорил более сдержанно: — Но рано или поздно этот юноша…
— Вы сообщили мне его возраст, но я не помню, о чем еще вы говорили в своем письме.
— Ему почти двадцать.
— Возраст допустимый. Но я никогда не забываю случай с мальчиком по имени Путнам. Такое же головокружительное начало в подростковом возрасте. Есть еще один пример с дочерью писателя Фрисби. Но я отношусь к подобным случаям с осторожностью.
Только я раскрыл рот, чтобы дополнить портрет моего избранника, как Тимоти Талл и его бабушка появились в вестибюле и направились прямо к нам. Представив себя и бабушку, Тимоти продолжил без всякого замешательства и смущения:
