Какого года любовь - Уильямс Холли (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt, fb2) 📗
– Что ж, спасибо за добрые слова, – сказала Вай.
– И, конечно же, такой успех должен вызвать спрос на ваши статьи? Все‐таки целый разворот в “Нью ревью”!
– Если честно, то я рассчитывала, что так оно и будет… – призналась Вай, опустив взгляд и ковыряясь палочкой в остатках васаби на тарелке. – Наверное, это было наивно. Я думала, что, учитывая мой опыт работы в “Вестерн мейл” и ту большую статью, я сразу приступлю здесь к работе…
– Ну, тебе давали задания, – примирительно сказал Элберт.
– Не так много, и совсем не то, чем я на самом деле хочу заниматься.
Вай по‐прежнему была полна решимости пробиться в политическую журналистику, только дайте ей шанс. Недавно она самостоятельно провела два расследования, одно о “детской бедности”, о том, в каких жалких условиях растут дети иммигрантов второго поколения, а второе о том, почему женщины не участвуют в политической жизни. Оба очерка предложила в “Ивнинг стардард”. Ей поручили написать еще один, по личным впечатлениям от жизни в Брикстоне, для вкладки, посвященной недвижимости, опубликовав его под заголовком, который, на ее взгляд, граничил с расизмом, и еще статью о том, как сказывается на результатах выборов стиль одежды женщин-политиков. Что, как она гневно сказала Элберту, такой идиотизм, что она и не взялась бы, не будь ей так срочно нужны наличные, да и в обстоятельствах нынешних то, что на газетной странице еще раз мелькнет ее имя, было не лишним.
– Ну, я думаю, на данный момент любая работа – это плюс, – сказал Элберт
– Нет, это не так! Это фигня! Фигня полнейшая, и мы оба это знаем! Не притворяйся, что гордишься мной…
– Я просто пытаюсь тебя поддержать. – Теперь в голосе Элберта слышалось напряжение.
– Ну и не надо. Я хочу писать о мире как он есть, обо всем, что с ним неладно, – и я хочу его изменить. Не хочу я писать всякую чушь про то, – Вай сквозь зубы выдохнула свое разочарование, – в какой ночной клуб труднее всего попасть, или почему одна банда сопливых мальчишек из художественной школы враждует с другой, или почему сейчас японская еда так популярна!
Официант, направлявшийся в их сторону, внезапно свернул. Слова Вай прозвучали громче, чем входило в ее намерения, как будто их вытолкнуло наружу скопившееся внутри напряжение от попыток справиться с нажитым за месяцы неудач разочарованием в себе и стыдом.
Последовала пауза, а затем Амелия сардонически улыбнулась.
– Нет, даже не представляю себе, зачем вам об этом писать. Так что ни в коем случае не пишите.
– Простите, – тряхнув головой, покаянно сказала Вай. – Я не хотела… Дело, наверное, в том, что моя подруга… и ее подруги, они все быстро преуспели, все получили работу в СМИ, но они научились правильно себя продавать, понимаете? От них ждут, что они будут этакими горячими штучками… воплощением женственности. Но это совсем, совершенно не то, ради чего я пошла в эту профессию. Я хочу освещать острые политические темы, а не стиль жизни и “женские заморочки”.
– Ах, но куда же деваться, вы – женщина. Не повезло, моя дорогая. – Амелия одарила Вай долгим тяжелым взглядом. – И все же остается только гадать, почему вас, с такими мозгами и пылкой душой, с лету не приставили к делу. А ведь я знаю тьму раскрученных молодых из средств массовой информации. Себастьян Толлингтон, к примеру, он сейчас художественный редактор в “Нью стейтсмен”, кажется? Нет, в “Спектейторе”. А ведь в свое время его чуть было не выставили из Кембриджа!
– Кто, черт возьми, такой Себастьян Толлингтон? – ответил Элберт.
– Как же! Себастьян! Толли! Ну, ты знаешь: сын Миллисент.
Элберт кивнул, что‐то вроде припоминая.
– Вообще‐то, Миллисент была очень щедра на нашем последнем сборе средств – я спрошу у нее, может, в “Спектейторе” найдется что‐то для Вай. Ииии, – Амелия растянула союз, мысленно листая свою записную книжку, – помнится, мы катались на лыжах с ужасным маленьким человечком, который был кем‐то в “Обсервер”. Надо выяснить, в штате ли он еще. Но все равно он должен кого‐то знать… Полагаю, “Обсервер” больше по вашей части, а, Вай?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Амелия подняла свой стакан, как бы говоря, что ж, эту проблему мы решили.
– Спасибо. Но это…
И снова Вай растерялась, не зная, что сказать.
– Что, нечестно? Ну, конечно, нечестно. Ничего не поделаешь, так уж оно устроено, Вай. Знаю, Элберт отвергает все, за что мы с его отцом выступаем, но не вижу причин, почему только из‐за того, что у него нет амбиций, ваши тоже нужно загнать в угол.
Элберт смотрел на мать, и по лицу его было видно, что он вот-вот вскипит оттого, что его так перед девушкой принижают. Пытаясь успокоить его, Вай под столом положила руку ему на колено. Все в порядке. Я знаю тебя и ценю то, что ты делаешь, я знаю, что для тебя важно, знаю, что каждый божий день ты пытаешься изменить мир…
И тут Амелия перевела взгляд на Вай, легонько улыбнулась ей и кивнула. И Вай почувствовала себя так, будто Амелия что‐то ей подарила. Пакетик в нарядной бумажке, а в нем удача и еще мужество. Из тех, которые женщина должна передать женщине.
И в который Вай решила вцепиться двумя руками.
Глава 6
Август 1993 года
Солнце пекло-припекало. Вай шла по Брикстону, пахло асфальтом, в котором ноги даже слегка вязли. Над Лондоном висла густая хмарь, на ощупь почти шершавая, пропотевший воротник блузки лип к коже.
Слишком жарко было, чтобы идти пешком. В Вестминстере она села в автобус, но там оказалось еще хуже: час пик, пробки, душно, ветерок порывами прорвался в окно только когда ехали по мосту Воксхолл-бридж, так что у Брикстонской академии Вай решила сойти. Район, где она жила, летом ей нравился.
Бульканье стальных кастрюль, которое могло разозлить, когда утром, еще кофе не выпив, она бежала к метро, теперь вызвало улыбку. Рынок на Электрик-авеню гудел, глаз радовал ящик с ярко-желтыми манго. Двое мужчин лупились в домино на доске, положенной на перевернутый барабан-глюкофон. Рядом с ними видавший лучшие дни динамик сотрясался от тяжелого, перекатывающегося эхом даба.
Басы гудели в подошвах ее туфель, когда Вай свернула к Херн-Хилл; Элберт, должно быть, уже ждет. Однако спешить в такую жару было невмочь, и Вай шла себе, на ходу задевая ладошкой ветки кустов, буйно разросшихся вдоль улиц, сплошь застроенных когда‐то вплотную однотипными жилыми домами, износившимися теперь, облезлыми.
Вай остановилась у входа в книжную лавку “Рост!букс”, спрятавшуюся в изгибе узкой улочки сразу напротив станции Херн-Хилл. Перед одним из окон пылилась коробка с книжками в мягких обложках с загнутыми углами, на другом томился горшок с розовой бегонией, под жгучим солнцем уже привядшей. Вай потрогала землю в горшке, заглядывая в окно, и лениво подумала, что нужно напомнить Элберту, пусть польет.
В окошко было видно, что он сидит, как обычно, над книгой, выгоревшие на солнце прядки выбились из небрежно схваченного пучка. От того, как самозабвенно он погружен в книгу, у нее как бы вспухло что‐то такое внутри. Вроде как желание оберечь, защитить, которое, наверно, родители испытывают по отношению к своим детям. И еще она поняла вдруг, не в первый раз, и не в первый раз ужаснулась тому, что, оказывается, он продолжает существовать, даже когда ее нет рядом.
Вай была рада, когда в этом году Элберт начал работать в “Рост!букс”, помогая управиться как с книжным магазинчиком, так и с крошечным издательством радикального направления и того же названия. Перед тем ее стало тревожить, что в Лондоне их жизни расходятся: она не возражала против того, чтобы он щедро жертвовал свое время (и деньги) на то, что считал заслуживающим внимания, однако ж антикапиталисты, сквоттеры и активисты-экологи, которых он считал за своих, очень любили кучковаться и веселиться. Собрания, лекции, сборы средств, митинги и протесты – все эти действия, завершившись, как правило, плавно перетекали в паб, что часто перерастало в гулянку ночь напролет, так что потом он отсыпался и весь вторник бездельничал.