Над кукушкиным гнездом (др. перевод) - Кизи Кен Элтон (читать книги без сокращений TXT) 📗
Хардинг пил, наблюдал за всем и качал головой.
— Ведь на самом деле всего этого нет. Это совместное произведение Кафки, Марка Твена и Мартини.
Макмерфи и Теркл забеспокоились, что все-таки слишком много света, пошли по коридору, выключая все, что светилось, вплоть до маленьких ночничков на высоте колена, и вскоре все утонуло в кромешной тьме. Теркл вынес фонарики, и мы играли в салки в инвалидных колясках, которые притащили из складского помещения; веселились вовсю, как вдруг услышали припадочный крик Сефелта и бросились на помощь. Он растянулся на полу рядом с большой девушкой Сэнди и дергался в конвульсиях. Она отряхивала юбку, глядя на него.
— Мне такого еще не приходилось видеть, — произнесла она тихо и благоговейно.
Фредриксон присел на колени рядом с Сефелтом, всунул ему бумажник между зубами, чтобы не прикусил язык, а потом помог застегнуть пуговицы на брюках.
— С тобой все в порядке, Сеф? Сеф?
Сефелт не открыл глаз, но поднял ослабевшую руку и вытащил бумажник изо рта. Губы его, покрытые слюной, вытянулись в улыбке.
— Все в порядке, — сказал он. — Только дайте мне лекарство и можете быть свободными.
— Тебе правда нужно лекарство, Сеф?
— Лекарство.
— Лекарство! — бросил Фредриксон через плечо, все еще не вставая с колен.
— Лекарство, — повторил Хардинг и нетвердой походкой направился с фонариком в аптечную комнату.
Сэнди посмотрела ему вслед остекленевшим взглядом. Она сидела рядом с Сефелтом и гладила его по голове, изумлению ее не было предела.
— Может, и мне что-нибудь захвати, — пьяным голосом крикнула она Хардингу. — Никогда ничего такого даже близко я не испытывала.
В коридоре раздался звон стекла, и вскоре Хардинг вернулся с двумя горстями таблеток. Он посыпал ими Сефелта и девушку так, словно бросил первый ком земли в их могилу.
— Боже милосердный, — возвел Хардинг глаза к потолку, — прими в свои объятия двух бедных грешников и приоткрой дверь для нас остальных, ибо являешься ты свидетелем конца, полного, неотвратимого, фантастического конца. Сейчас я понял, что происходит. Это последний наш пир. Мы обречены и должны собрать все свое мужество, чтобы смело встретить неминуемую гибель. На рассвете нас всех расстреляют. Сто кубиков каждому. Мисс Вредчет выстроит нас у стенки, и мы увидим ужасное и ненасытное дуло дробовика, в который она зарядит милтаун! таразин! либриум! стелазин! Махнет саблей и… бабах! Накачают всех транквилизаторами до полного одурения.
Он прислонился к стене, обвис и сполз на пол, таблетки высыпались из его рук и запрыгали во все стороны — красные, зеленые, оранжевые букашки.
— Аминь, — произнес он, закрывая глаза.
Девушка на полу пригладила юбку на длинных натруженных ногах, посмотрела на Сефелта, который все еще дергался, улыбаясь, в конвульсиях рядом с ней под лучами фонариков, и сказала:
— Никогда ничего подобного в жизни не видела.
Речь Хардинга если и не отрезвила, то, по крайней мере, заставила нас всех осознать серьезность происходящего. Ночь подходила к концу, и следовало задуматься, что скоро утро и явится медперсонал. Билли Биббит с Кэнди напомнили нам, что уже пятый час, и, если никто не возражает, они попросили бы мистера Теркла открыть изолятор. Под аркой лучей они удалились, а мы все пошли в дневную комнату, чтобы подумать и решить, как навести порядок. Отперев дверь изолятора, Теркл вернулся оттуда в полнейшей отключке, и мы были вынуждены отправить его в дневную комнату в инвалидной коляске.
Когда я шел позади всех, я вдруг понял и удивился: надо же, я пьян, пьян по-настоящему, мне тепло и хорошо, я всем улыбаюсь и покачиваюсь, впервые после армии я напился с полдюжиной других пациентов и двумя девушками — и где! — прямо в отделении Большой Сестры! Пьян, бегаю, смеюсь и волочусь за девушками в самом центре самой могущественной цитадели Комбината! Я еще раз вспомнил все события этой ночи, все, что мы вытворяли, — в это невозможно было поверить! Мне приходилось постоянно убеждать себя, что все-таки это произошло, что мы добились этого сами! Взяли и открыли окно, и впустили к себе это, как свежий воздух. Нет, Комбинат не всесилен. Что может удержать нас от повторения этого, когда мы поняли, что это нам по силам? Кто удержит нас от чего-то еще, если нам захочется? От этой мысли я почувствовал себя так хорошо, что, завопив, нагнал Макмерфи и Сэнди, обхватил их руками, приподнял и так бежал до дневной комнаты, а они кричали и брыкались, как дети. Вот как хорошо мне было.
Полковник Маттерсон снова встал с постели, глаза горят, полон премудростей, и Скэнлон опять покатил его назад в спальню. Сефелт, Мартини и Фредриксон сказали, что им тоже пора на покой. Макмерфи, я, Хардинг, Сэнди и мистер Теркл остались докончить микстуру от кашля и подумать, как быть с беспорядком в отделении. Кроме меня и Хардинга, похоже, это больше никого не беспокоило; Макмерфи и девушка продолжали потягивать микстуру, улыбались и распускали в темноте руки, а мистер Теркл то и дело засыпал.
Хардинг изо всех сил пытался заставить их задуматься.
— Вы не п'нимаете всей с'ожности в'зникшей ситуации, — говорил он, и язык его заплетался.
— Чушь, — отвечал Макмерфи.
Хардинг стукнул ладонью по столу.
— Макмерфи, Теркл, вы не представляете себе, что произ'шло здесь сегодня. В отделении для душевно-б'льных. В отделении мисс Вредчет! П'следствия будут… страшными!
Макмерфи куснул девушку за мочку.
Теркл кивнул, открыл один глаз и сказал:
— Правильно. Она тоже завтра заступает.
— Однако у меня есть план, — сказал Хардинг.
Он встал и заявил, что Макмерфи, очевидно, сейчас в таком состоянии, что сам с возникшей ситуацией справиться не может, поэтому взять на себя эту обязанность должен кто-то другой. По мере того как Хардинг говорил, он распрямлялся и трезвел. Голос его звучал убедительно и настойчиво, а руки облекали сказанное в соответствующую форму. Я был рад, что он взял это на себя.
План его сводился к следующему. Мы связываем Теркла и изображаем все так, будто Макмерфи подкрался к нему сзади, связал его, ну, скажем, кусками разорванной простыни, украл ключи, проник в аптеку, разбросал лекарства, перетряхнул все досье, чтобы насолить сестре — этому она поверит, — затем открыл окно с сеткой и сбежал.
Макмерфи заявил, что ну прямо как в кино и такая чушь обязательно должна сработать, и похвалил Хардинга за то, что тот ясно мыслит. Хардинг пояснил, что этот план имеет ряд достоинств: у всех остальных не будет неприятностей с сестрой, Теркла не выгонят с работы, а Макмерфи благополучно исчезнет. Девушки отвезут его в Канаду, Тихуану или, при желании, даже в Неваду, где он будет в полной безопасности; полиция не очень-то усердствует в поимке беглецов из больниц, потому что девяносто процентов из них через неделю-другую возвращаются назад — пьяные, без цента в кармане — на бесплатный ночлег и дармовую еду. Какое-то время мы обсуждали это и допили всю микстуру. Разговор сам собой смолк. Хардинг сел.
Макмерфи высвободил руку, которой обнимал девушку, посмотрел сначала на меня, потом на Хардинга, задумался, и на лице у него снова появилось усталое выражение. Он спросил, а как же мы, почему бы и нам не рвануть вместе с ним?
— Я пока не готов, Мак, — сообщил Хардинг.
— А почему ты думаешь, что я готов?
Хардинг некоторое время молча смотрел на него, потом улыбнулся и сказал:
— Нет, — ты не понимаешь. Я буду готов, но через несколько недель. Я хочу это сделать сам, через парадную дверь, со всеми формальностями и бюрократическим штучками. Чтобы жена приехала за мной на машине. И чтобы они знали: я еще в состоянии выйти отсюда таким образом.
Макмерфи кивнул.
— А ты, Вождь?
— Я считаю, что со мной все в порядке. Просто пока не знаю, куда идти дальше. И кто-то ведь должен побыть здесь еще несколько недель, когда ты уйдешь, проследить, чтобы все не пошло по-старому.
