Ты не виноват - Нивен Дженнифер (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Он подает мне брошюру. Она называется «SOS! Руководство для переживших самоубийство».
– Я хочу, чтобы ты ее прочла, но я также хочу, чтобы ты пришла побеседовать со мной, поговорила бы с родителями и друзьями. Больше всего мы боимся, что ты загонишь эти переживания внутрь себя. Ты была ему ближе всех, а это значит, что ты ощутишь весь гнев, горечь утраты, непринятие и печаль, которые станешь чувствовать по случаю любой смерти. Но эта смерть отличается от других, так что не истязай себя.
– Его родители говорят, что это был несчастный случай.
– Возможно, что и так. Каждый относится к этому по-своему. Но меня беспокоишь ты. Нельзя винить себя за всех – ни за сестру, ни за Финча. У твоей сестры не было иного выбора. И, возможно, Финч чувствовал, что у него тоже нет выбора, хотя выбор был.
Мистер Эмбри хмуро смотрит сквозь меня, и я чувствую, как он прокручивает в голове каждый разговор с Финчем – так же, как и я с тех пор, как это случилось.
Одно я не могу и никогда ему не скажу – это то, что я везде вижу Финча: в школьных коридорах, на улицах, в торговом центре. О нем мне напоминает чье-то лицо, чья-то походка, чей-то смех. Меня словно окружает тысяча разных Финчей. Я сомневаюсь, нормально ли это, но не спрашиваю об этом.
Дома я ложусь на кровать и прочитываю всю брошюру, благо в ней всего тридцать шесть страниц, и времени на это уходит немного. В память врезаются два предложения: «Ваша надежда в том, чтобы принимать жизнь такой, какая она есть – навсегда измененной. Если вам это удастся, то вы обретете желанный покой».
Навсегда измененной.
Я навсегда изменилась.
За ужином я показываю маме брошюру, которую дал мне мистер Эмбри. Она читает ее, не переставая есть и не говоря ни слова, пока мы с папой пытаемся продолжить разговор о колледже.
– Ты решила, куда хочешь поступать, Вай?
– Наверное, в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. – Мне хочется сказать папе, чтобы он сам выбрал для меня колледж. Какая, собственно, разница? Все они одинаковы.
– Тогда скорее всего пора готовить документы к поступлению.
– Наверное. Я обязательно этим займусь.
Папа смотрит на маму, ища у нее помощи, но она читает, забыв о еде.
– А ты не думала о том, чтобы подать в Нью-Йоркский университет на весенний прием?
Я отвечаю:
– Нет. Но, возможно, я займусь этим прямо сейчас. Вы не возражаете? – Мне хочется сбежать от этой брошюры, от них и от разговоров о будущем.
На папином лице читается облегчение.
– Конечно, нет. Иди.
Он рад, что я ухожу, и я тоже этому рада. Так легче всего, потому что иначе мы могли бы ввязаться в разговоры об Элеоноре и о том, что случилось с Финчем. В этот момент я с благодарностью думаю, что я не родитель, и сомневаюсь, будут ли у меня вообще дети. Как же ужасно ощущать, что ты кого-то любишь и не можешь ему помочь.
На самом деле я точно знаю, что это за чувство.
В четверг, через неделю после похорон Финча, к нам на общешкольное собрание приводят специалиста по боевым искусствам из Индианаполиса, чтобы тот рассказал нам о безопасности и самозащите, словно самоубийство – это что-то такое, что может напасть на нас на улице. Потом показывают фильм о наркозависимых подростках. Перед тем как гаснет свет, директор школы Уэртц объявляет, что некоторые сцены очень натуралистичны, но очень важно знать, что такое наркозависимость в реальности.
Когда начинается кино, к моему уху наклоняется Чарли и шепчет, что единственная причина, по которой нам это показывают, заключается в слухах о том, будто Финч на что-то подсел, а потому и умер. О том, что это неправда, знают только трое – Чарли, Бренда и я.
Когда один из молодых актеров хватает передоз, я встаю и ухожу. Не успеваю я выйти из зала, как меня начинает тошнить. Хорошо, что рядом оказывается урна.
– Ты в порядке? – На полу, прислонившись к стене, сидит Аманда.
– Я тебя там не видела, – говорю я, отходя от урны.
– Я не смогла выдержать и пяти минут.
Я сажусь на пол в полуметре от нее.
– Что ты себе представляешь, когда думаешь об этом?
– О чем?
– О самоубийстве. Я хочу знать, что человек чувствует и что он думает об этом. Я хочу знать – почему?
Аманда смотрит на свои руки.
– Могу лишь сказать, как себя чувствовала я. Безобразной. Отвратительной. Тупой. Крохотной. Никчемной. Забытой. Такое чувство, что выбора нет. Что это самый логичный выход, потому что где же другой? Ты думаешь: «Никто даже не всплакнет обо мне. Никто не узнает, что меня нет. Жизнь продолжится, и никому не будет дела, что меня нет. Может, лучше, чтобы меня вообще не было».
– Но ты же не все время так себя чувствуешь. Я хочу сказать, что ты – Аманда Монк. Ты пользуешься успехом и популярностью, родители к тебе хорошо относятся. И братья твои хорошо к тебе относятся. Все к тебе хорошо относятся, я думаю потому, что боятся вести себя иначе.
Аманда смотрит на меня.
– В такие моменты это не имеет значения. Словно это происходит с кем-то другим, потому что единственное, что ты чувствуешь – это темноту внутри себя, и эта темнота захватывает тебя. Ты даже не задумываешься о людях, которых ты покинешь, потому что думаешь только о себе. – Она обхватывает руками колени. – Финч когда-нибудь был у психиатра?
– Не знаю. – Как же много я о нем не знаю. И, наверное, никогда не узнаю. – Не думаю, что его родители хотели признать, будто что-то не так.
– Он пытался справиться с собой из-за тебя.
Я знаю, что она хочет, чтобы мне стало лучше, но от ее слов мне становится только хуже.
На следующий день на уроке географии США мистер Блэк стоит у доски, на которой он пишет «Четвертое июня» и подчеркивает дату.
– Время подошло… ребята… вам скоро сдавать проекты… так что сосредоточьтесь, сосредоточьтесь… сконцентрируйтесь. Пожалуйста, приходите ко… мне с любыми… вопросами, иначе я стану… ожидать от вас… их сдачи в срок… если не досрочной.
Когда звенит звонок, он произносит:
– Я хотел бы… поговорить с тобой, Вайолет.
Я сижу на своем месте рядом с партой, за которой когда-то сидел Финч, и жду. Когда выходит последний ученик, мистер Блэк закрывает дверь и опускается в кресло.
– Я хотел удостовериться… вместе с тобой… нужна ли тебе помощь… а также сказать тебе… что ты можешь сдать все… что успела собрать… Я, разумеется… понимаю… что существуют исключительные… обстоятельства.
Исключительные обстоятельства. Это я. Это Вайолет Марки. Бедная, навсегда изменившаяся Вайолет и ее исключительные обстоятельства. С ней надо поосторожнее, потому что она хрупкая и может разбиться, если с нее спрашивать так же, как с остальных.
– Спасибо, но у меня все в порядке. – Я справлюсь. Я покажу им, что я не фарфоровая кукла с ярлыком «Осторожно! Стекло!». Просто жаль, что мы с Финчем не систематизировали все наши путешествия и не задокументировали их чуть лучше. Мы так были поглощены моментом, что мне нечего показать, кроме наполовину исписанной тетради, нескольких фотографий и карты с пометками.
Тем же вечером я занимаюсь самоистязанием, читая с самого начала нашу ленту сообщений в «Фейсбуке». А потом, зная, что он никогда этого не прочтет, открываю нашу тетрадь с записями и начинаю работать.
Письмо человеку, совершившему самоубийство, от Вайолет Марки
Где ты? Почему ты ушел? Кажется, я никогда этого не узнаю. Может, потому, что я тебя разозлила? Потому, что пыталась помочь? Потому, что не откликнулась, когда ты бросал камешки в мое окно? А если бы откликнулась? Что бы ты тогда мне сказал? Смогла бы я уговорить тебя остаться или отговорить от того, что ты сделал? Что бы вообще произошло?
Ты знаешь, что отныне моя жизнь навсегда изменилась. Я раньше думала, что это так, потому что ты вошел в мою жизнь и показал мне Индиану, вытащив из комнатки в огромный мир. Даже если бы мы не путешествовали, ты все равно показал бы мне мир, даже с пола своего шкафа. Я не знала, что моя жизнь навсегда изменится оттого, что ты любил меня, а потом ушел – безвозвратно.
