Последнее искушение Христа - Казандзакис Никос (бесплатные версии книг .txt) 📗
Услыхав в глубине таверны приглушенную перепалку, он обернулся.
— А я говорю, надо возвращаться в Галилею — там мы будем в безопасности. Вспомните наше озеро, ребята! — говорил, вздыхая, Петр.
Он видел, как его зеленая лодка покачивается на голубой волне, и сердце его трепетало. Видел гальку, олеандры, наполненные рыбой сети, и на глазах у него выступили слезы.
— Пошли отсюда, ребята! — сказал Петр. — Пошли!
— Мы дали слово ожидать его в этой таверне. Это дело нашей чести — сдержать слово, — сказал Иаков. — Поручим Киреняняну устроить все и переговорить с ним, если он явится.
— Нет! Нет! — возразил Андрей. — Разве мы можем оставить его одного в этом свирепом городе? Подождем его здесь.
— А я говорю, надо возвращаться в Галилею, — упрямо повторил Петр.
— Братья! — сказал Иоанн, умоляюще прикасаясь к рукам и плечам товарищей. — Братья, вспомните последние слова Крестителя. Протянув руку к мечу палача, он воскликнул: «Иисусе Назаретяннн, оставь пустыню, я ухожу. Приди к людям! Приди, не оставляй людей сиротами!» Эти слова полны глубокого смысла, друзья. Да простит меня Бог, если я скажу нечто святотатственное, но…
У него прервалось дыхание. Андрей схватил Иоанна за руку.
— Говори, Иоанн! Какое страшное подозрение мучит тебя в тайне от нас?
— …но что, если наш Учитель есть… Он запнулся.
— Кто?
Голос Иоанна прозвучал тихо, словно он задыхался, исполненный ужаса:
— …Мессия!
Все вскочили. Мессия?! Столько времени провели они рядом с ним и ни разу не подумали об этом?! Вначале его приняли за доброго человека, за святого, несущего людям любовь, затем — за пророка, но не свирепого, как древние пророки, а радостного и спокойного — он низводил на землю Царство Небесное, которое есть доброта и справедливость. Непреклонного прадавнего Бога Израиля Иегову он называл Отцом, и, едва лишь называл Его Отцом, Тот сразу же становился мягче и все мы становились детьми Его… И вот теперь, что за слово сорвалось из уст Иоанна! Мессия! Ведь это значит — меч Давидов, мировое владычество Израиля, война! А они, ученики, первыми последовавшие за ним, — великие властители, тетрархи и патриархи, стоящие вкруг престола его! А то ведь зачем на небесах Бога окружают ангелы и архангелы? Равным образом и они суть на земле владыки народов и патриархи. Глаза у них заблестели.
— Беру свои слова назад, ребята, — сказал Петр и густо покраснел. — Я никогда не покину его!
— И я! И я! И я!
Иуда гневно сплюнул и ударил кулаком по дверному косяку.
— Эх, добрые молодцы! — вскричал он. — Пока вы считали, его немощным, то думали только о том, как бы смотаться. А теперь, едва учуяли его величие, так — «никогда не покину его!» Да все вы в один прекрасный день выдадите его с руками и ногами и — запомните хорошенько! — только я, один только я не предам его. Симон Киренянин да будет тому свидетелем!
Хозяин таверны, который все слышал и посмеивался в обвислые усы, подмигнул Иуде:
— Ну и морды! А еще хотят мир спасать!
Тут его ноздри учуяли доносившийся из печи запах.
— Головка подгорает! — завопил Симон и одним прыжком очутился во дворе. Товарищи в замешательстве переглянулись.
— Вот почему Креститель, увидав его, так и застыл на месте! — сказал Петр, ударив себя по лбу. Волнение охватило их, воображение их разыгралось.
— А помните голубя, появившегося у него над головой, когда он принимал крещение?
— Это был не голубь, а молния.
— Нет! Нет! Голубь! Он еще ворковал.
— Не ворковал, а говорил. Я собственными ушами слышал, как он сказал: «Святой! Святой! Святой!»
— Это был Святой Дух! — сказал Петр, перед глазами которого мелькали золотые крылья. — Святой Дух снизошел с небес, и все мы замерли — разве не помните? Я хотел было подойти ближе, но нога моя онемела — не шевельнуть! Попробовал закричать, но губы не повиновались мне. Ветер улегся, камыши, река, люди, птицы — все, все окаменело от ужаса, и только рука Крестителя медленно двигалась, совершая крещение…
— Ничего я не видел, ничего не слышал! — раздраженно сказал Иуда. — Ваши глаза и уши захмелели.
— Ты не видел, потому что не желал видеть, рыжебородый! — отрезал Петр.
— А ты видел, потому что желал видеть, всклокоченная борода! Захотелось тебе увидеть Святой Дух, ты и увидел Святой Дух. А теперь еще заставляешь увидеть Его и этих вот взбалмошных, вводя их в собственное заблуждение!
Иаков до сих пор только слушал, не говоря ни слова. Грыз ногти и молчал. Но тут он не выдержал:
— Прекратите! Не будем путать огонь с кремнем, а лучше поразмыслим хорошенько, как было дело. Действительно ли Креститель произнес эти слова, перед тем как ему отрубили голову? Мне это кажется мало вероятным. Прежде всего: кто из нас был там и слышал это? И вот еще что: даже если эти слова и возникли в мыслях Крестителя, он никогда не произнес бы их вслух, потому как царь проведал бы про то и послал соглядатаев разузнать, кто таков этот Иисус, пребывающий в пустыне, а затем схватил бы его и тоже отрубил ему голову. Дважды два — четыре, как говорит мой почтенный батюшка. Так что не предавайтесь пустым мечтаниям!
— А я говорю, что дважды два — четырнадцать! — разозлился Петр. — Чтобы там ни говорил разум, будь он неладен! Налей-ка, Андрей, выпьем, заглушим голос разума и вот тогда посмотрим!
Какой-то верзила, со складками на щеках, босой, завернутый в белую простыню, со связками амулетов на шее, ворвался в таверну, приветствовал собравшихся, приложив ладонь к груди, и воскликнул:
— Здравствуйте, братья! Я ухожу. Иду к Богу. Может быть, передать ему что от вас?
И не дожидаясь ответа выскочил наружу и вбежал в соседний дом.
Тут вошел хозяин таверны со сковородкой в руках, и все вокруг наполнилось благоуханием. Заметив чудаковатого верзилу, он закричал ему велед:
— Скатертью дорога! Передавай привет! Еще один… — Симон засмеялся.
— И вправду наступил конец света: мир полон сумасшедших. Этому, видите ли, Бог привиделся позавчера ночью, когда он шел по нужде, и с той минуты разве может он оставаться на белом свете? Не желает принимать пищи: я, видите ли, призван на небо, там и поем. Вот и облачился в саван, ходит по домам, берет поручения, прощается и уходит… Это случается с теми, кто чересчур приблизился к Богу. Смотрите, ребята, держитесь от Него подальше, говорю вам это для вашего же блага, — я тоже молюсь Его Милости, но только издали. Дайте-ка поставлю!
Он поставил на середину стола сковороду с дымящейся бараньей головкой. Его губы, глаза, уши смеялись.
— Свежая головка! — воскликнул Симон. — Иоанн Креститель! Пожалуйте откушать!
Иоанн почувствовал тошноту и отшатнулся. Андрей протянул было руку, которая так и застыла в воздухе. Лежавшая на сковороде головка смотрела на них — то на одного, то на другого — широко раскрытыми неподвижными, мутными глазами.
— Подлый Симон! — сказал Петр. — Ты намеренно вызываешь у нас отвращение, чтобы мы не притронулись к ней. Как теперь вынуть из нее глаза — мое любимое лакомство?! Мне будет казаться, что я ем глаза Крестителя.
Хозяин таверны расхохотался.
— Не беспокойся, любезный Петр, я сам их съем. Но перво-наперво — язычок, столько радовавший меня своей болтовней: «Покайтесь! Покайтесь! Настал конец света!» Прежде тебе самому пришел конец, злополучный!
С этими словами Симон вынул нож, отрезал язык и мигом проглотил его. Затем он выпил полный стакан вина и горделиво посмотрел на пару своих бочек.
— Ну, будет, ребята, жаль мне вас. Поговорим лучше о другом, чтобы вы забыли о голове Крестителя и могли отведать бараньей… Итак, как вы думаете, кто нарисовал эти восхитительные метки, которые красуются на бочках, — петуха и свинью? Я, собственной персоной, вот этими руками… а вы как думали? А знаете, почему именно петуха и свинью? Откуда вам знать, недотепы галилейские! Сейчас я вам это растолкую, чтобы просветить ваш умишко!
Петр смотрел, как головка стынет, но все не решался протянуть руку и вынуть из нее глаза. Он непрестанно видел перед собой Крестителя: и он вот так же смотрел на людей глазами навыкате.
