Вальсирующие, или Похождения чудаков - Блие Бертран (лучшие книги .TXT) 📗
Снова молчание, ни тени улыбки. Нашу былую Дульсинею не узнать. Страсть делает человека мрачным, она разрушает его хуже, чем рак. Может, они поссорились? Тогда зачем нас приглашать? Меня что-то смущает на этой вечеринке. Протягиваю Мари наши тарелки, она наполняет их. С салфеткой за воротником, Жак ведет себя как истинный обжора, сидя рядом с Мари, которая лишь ковыряет вилкой.
Жаркое приготовлено недурно. Хотя диссертацию на эту тему не напишешь, все сделано гладко. С необходимыми специями.
Мы клюем еду, ожидая, когда нам все объяснят. С чего бы это неожиданное приглашение? Наверняка у них есть к нам разговор. Но о чем? Либо они собираются сообщить дурные новости, думаю я, – например, что собираются пожениться и уехать за границу, – либо попросят об услуге…
Оказалось второе. Все ясно. Эта идеальная пара нуждалась в нашей помощи.
– Так вот, – говорит она, – десерта не будет. Деньги кончились. Ничего не осталось. Мы ели из последних запасов.
– Ах, – говорю, – как печально…
И подбираю соус хлебом. У Пьеро появилась на губах улыбка, он думает о том же. Мы стали им необходимы. Им понадобились наши таланты.
Здоровенный амбал озабочен только телячьим боком. Он обсасывал все косточки.
– Нужны бабки, – говорит Мари-Анж. – Без них жить нельзя.
Я поворачиваюсь к Пьеро.
– Ты чувствуешь в себе призвание работяги?
– Как сказать, – отвечает…
В этих словах никакого восторга.
– Нам требуется помощь, – добавляет Мари.
Делаю вид, что ничего не понимаю.
– Помощь в чем?
И тут – о чудо! Жак решает нарушить обет молчания.
– Десять «лимонов», – объявляет он, – а дельце простое, никакого риска. Есть тут одни старики…
Я сухо обрываю его:
– Риск мы выбираем сами.
Расстроенная Мари цепляется за руку хахаля.
– Видишь? – говорит. – Я была уверена, что они сдрейфят. И они правы. Это слишком опасно. Чистое безумие!
Хлоп! Врезаю ей по роже.
– Кто сказал «сдрейфили»?
Нет, в самом деле! С каких это пор бабы стали совать свой нос в дела?
XXII
Иногда пенсионеров представляют эдакими простаками, живущими в стареньких особнячках на какой-нибудь тихой улочке, обсаженной пышными каштанами. Крыша у дома в завитушках, окна скрыты под плющом, а вокруг зеленый садик. Да еще не забудьте собачку-жокера и телеантенну на кухонном балконе.
Так вот, все оказалось как раз наоборот. За исключением антенны.
Эта была огромная антенна, настоящий радар, устремленный в небо и удерживаемый четырьмя проводами на плоской крыше курятника. Антенна была совершенно новенькая и выглядела свалившейся с неба на этой тупиковой улочке без названия и без номеров домов, которая упиралась в заурядный пустырь. Последний дом в Энзисхейме. В конце полосы, на которой мы собирались сделать взлет с десятью «лимонами» в багажнике.
Легко догадаться, в каком лихорадочном состоянии мы находились.
Ночь была великолепная. Без туч, с луной и звездами, словно пришедшими в полном сборе на свидание с нами. Видно как днем. Обратное необходимому инкогнито нам гарантировано. Да и спрятаться негде. На бетонной площадке стоят три помоечных бака, а вокруг несколько худосочных деревьев. Если бы по нам вздумали стрелять, промахнуться просто невозможно. Мы были обречены. Но придумать более тихое и подходящее место тоже было бы трудно.
Еще с угла улицы слышно, как работает телевизор. Он изрыгал что-то вроде кретинической игры «Входите не стуча». Здесь для полной картины не хватало только нас.
Но вот и мы, успокойтесь!
Жак шел первым посредине улицы, засунув руки в карманы.
Под предлогом, что «всё» организовано им и что он несет «всю» ответственность, он забрал наш револьвер. Мы нужны были для подкрепления и в качестве моральной поддержки.
Я не возражал против такой роли. Однако в результате главарем оказался он, а это мне не очень нравилось.
Но отступать было поздно, да это и не в моих привычках.
Мы с Пьеро следовали за ним, каждый по своему тротуару, словно в дурном сне. С тем чувством страха, который подчас накатывается во сне и сам не знаешь почему. Однако в данном случае нам все было понятно. По своему характеру страх был вполне конкретный.
Жак твердил нам, что там никто не вооружен. Так, по крайней мере, утверждал его подельник в камере, который и навел его на это дело, оговорив себе небольшую долю, чтобы, выйдя через два месяца после него, не оказаться без средств. Прекрасное доказательство слепого доверия заключенных друг к другу!
Мари-Анж дожидалась нас на канале. В каком состоянии – я легко себе мог представить. Я представлял себе и то, как она мечется по кухне, не отрывая глаз от часов. Или сидит у воды, поджидая, когда появятся фары «дианы» на бурлацкой тропе. Она немало сделала, чтобы отговорить нас…
Десять часов… Мы попросили ее быть готовой к окончательному и поспешному отъезду. Мы должны были заскочить за ней на минуту, чтобы потом смотаться куда-нибудь в альпийскую глушь. Июнь приближался к концу. С минуты на минуту следовало ожидать притока отдыхающих на пляжи. И мы подумали, что лучшим местом, чтобы ускользнуть от каникулярного безумия, могла стать какая-нибудь лыжная станция. Ведь зимними видами спорта летом обычно не занимаются. Там не будет ни души, и мы сможем схорониться, пока о нас снова не забудут.
Оставалось только незаметно проникнуть в одно из пустующих шале. Да еще нашей девочке хотелось оказаться в горах. Кроме того, давно следовало сменить обстановку. Оставалось несколько формальностей, прежде чем смыться отсюда. Мы уже видели горы и коров у их вершин.
Дверь оказалась заперта на ключ. Нормально в таком глухом месте.
Жак несколько раз позвонил, но никто на звонок не среагировал. Наших клиентов интересовало только одно – телевизор.
Отлично владея нервной системой, Жак переместился на три шага вправо и постучал по ставне. Стук неприятно отозвался в тишине улицы. Это было похоже на стук гестапо.
– Почему ты не вынимаешь пушку? – спрашиваю его.
Но тут открывается ставня, и высовывается голова. Круглая, рыхлая, скорее даже симпатичная, да и не такая уж старая голова мужчины в берете.
– Пироль! – восклицает он.
И добрая улыбка освещает его лицо.
Ну и дела! У нас с Пьеро даже руки взмокли. Оказывается, этот пенсионер ему знаком… Почему же он ничего нам не сказал?.. Что скрывается за этим?..
Никакой радости, присутствуя при этой встрече, я не испытываю. Мною владеет только дьявольское желание отвалить и скрыться в ночи, бросить его с друзьями!
Может, это шутка? Тщетно роюсь в памяти и не припомню, чтобы Жак имел склонность к розыгрышам. Может быть, в нем неожиданно проявился талант специалиста по зловещему юмору, холодному английскому юмору?
– Так славно, что ты пришел, – говорит явно довольный берет.
– Я с двумя товарищами…
– Прекрасная мысль! Сейчас открою!
Ставня захлопывается. Я бросаюсь к Жаку:
– Минутку! Я бы хотел, дружок, разобраться в том, что происходит.
Но дверь уже открывается. После полной бездеятельности мой мозг не поспевает за событиями. Входим. Нас обволакивает волна телезвуков.
– Заходите же! – слышу я.
Жак берет меня за руку. Веселым его никак не назовешь. Он выглядит скорее мрачным. Толкнув вперед, представляет:
– Жан-Клод… Пьеро…
Что за мудак! Мог бы назвать другие имена! Мужичок с пирогом в одной руке протягивает нам другую.
– Вы как раз вовремя, у нас еще осталось шампанское…
Затем отечески обнимает Жака за плечи.
– Как приятно тебя видеть, Пироль!
В холл доносится запах копченой рыбы. Телик гремит на всю катушку. Едва открывается дверь в гостиную, как я понимаю, что никаких десяти «лимонов» нам не видать как своих ушей. Там полно народа. Одни закатали рукава, другие в помочах, кто-то в шиньоне, в очках, трое малолеток сидят на полу, а еще один младенец сосет грудь матери. Старушенция в черном что-то вяжет, считая петли. Стоя полукругом, вся эта компания людей уставилась на телеведущего. Мы попали на семейную вечеринку. Все оборачиваются к нам, встают, улыбаются. Кроме старухи, младенца и трех малолеток у экрана телевизора.
