Родительская суббота (рассказы разных лет) - Екимов Борис Петрович (бесплатные версии книг .txt) 📗
– Катяши убирать! – вернувшись с выгона, сообщал мой приятель. – Корыто – транспорт, лопата – инструмент. Ноги на ширине плеч, накладываем и везем. Иначе за неделю в навозе потонем. У курочек тоже надо прибраться… Теперь кобеля накормить. Вот и все дела. Утренняя зарядка закончена! Можно завтракать. И – гуляй, Вася!
Разговор про «физкультуру» был прошлой осенью. Приятелю моему он помнится и ныне, добавляя аргументы в вечном споре с женой.
– Для здоровья… В городе от врачей не вылезают. В поликлинике народу – не пропихнешься, один на одном. А мы?
– А мы бы и рады к врачу, да где его взять.
– Для какого интересу?
– Для простого. У меня ноги болят. С утра до ночи топ да топ. Вареники со сметанкой… – передразнивает она мужа. – Любишь, коток?
– Люблю, грешный… – нутром ворчит мой приятель. – В каймаке слаже.
– А каймак с возу не падает. Коров надо два раза доить всякий день, да процедить молоко, да перепустить, перетопить, откинуть, заквасить, то в тепло, то на холод. Не захочешь и вареничков. А у тебя все легочко и скоро…
Спор этот – нескончаемый. Хуторское подворье – не скамейка возле городского подъезда. И потому «Гуляй, Вася!» – это для красного словца. Хватает забот.
С недавних пор в летней кухне на стенке мой товарищ вывешивает листок бумаги: «Чтобы не забыть… Склероз…» Там – список дел, не терпящих отлагательства. Каждое утро хозяин трудится над листком, морща лоб. Что-то вычеркивает, исполненное, что-то дописывает. Ныне там значится: 1. Согнать самогон. 2. Отремонтировать «запаску». 3. Нарезать сибирьковых веников для двора и березовых для бани. 4. Продолжить строительство лодки. 5. Делать завалинку у курника. 6. Копать яму под туалет. 7. Подготовить рубильник на столб. 8. Подготовить гумно…
Всего в списке на сегодняшний день значатся двадцать три пункта. И все – важные.
Без «запаски» на машине далеко не уедешь. Риск. И лодка нужна деревянная, с «алюминьки» неловко ставить сети, и парусит она при ветре. Веники – самая пора нарезать. Троица позади. И самогон… Брага поспела. Мой товарищ – не пьяница. Просто на хуторах водку давно отставили. Она – дорогая. Пользуются самогоном. Покупают. Но лучше, конечно, свой. Поставил бражку, отыграла. Перегоняй. Без бутылки в запасе никак нельзя. Тот же Чоков. Дрова привезти, сено, солому. Денег не возьмет. Свои люди. А на стол выставить – это закон. Так что без самогона не обойтись. Надо гнать. И кирпичная завалинка нужна. И электрический рубильник на столб, чтобы подключать пилу-циркулярку. А прошлогоднее сено давно пора в сторону сдвинуть, готовя место под нынешнее. Уже косят… Словом, все пункты надо выполнять, и новые туда просятся всякий день. А еще кажеденное: скотина, птица, огород, картофельник, плодовый сад – хуторская жизнь, в которой день начинается на белой заре, а завтрак обычно поздний, когда утренние дела переделаны.
Солнце уже высоко. Но в тени раскидистого клена еще держится холодок. На столе шкварчит сковородка с яишенкой, рассыпчатый творог желтеет, банка с молоком квашеным запотела, в густую сметану ложку не воткнешь.
– А может, вчерашнюю рыбу?.. – предлагает Валентина. – И каша есть, молочная. Сливки принесть к чаю?
– Принесть, – коротко отвечает супруг ее.
Время завтрака. На хуторе – тихо.
– Кресна! Кресненька! – не вошла, а влетела во двор голенастая невеликая девчонка. – Баба Ксеня вашу Пальму хотит удавить! Говорит, зови Федю-Суслика, нехай он ее удавит!
– Чем она провинилась, Пальма? – недоуменно спросила Валентина.
– Говорит, кутька оставим. Он будет гавкать. А Пальма – старая… – захлебываясь, со слезами рассказывала девочка. – Ее удавить. Федю позвать…
Валентина вздохнула.
– Сами все трухли старые. Кто бы нас передушил… То насилочку выпросила: дай Пальму, дай… С ней не буду бояться… Надежа. А теперь – на сук. Не реви, веди сюда Пальму, – постановила она.
Обрадованная девочка умчалась вихрем. Тимофей, до того лишь рассеянно слушавший девчонку и жену, возразил резонно:
– А нам на кой другая собака? Волчок-то есть.
Услышав имя свое, Волчок – молодой поджарый пес – взвизгнул и загремел цепью.
– Ксеня-премудрая: то надо ей Пальму, то не надо. А ты – простодырая. Ксеня бы Пальму не забирала, мы бы Волчка не заводили. А теперь собачатник разведем.
– Волчка – на скотий баз, – рассудила Валентина. – Там ворота. Кто чужой сунется, Волчок не пропустит.
Тимофей недолго подумал. Он не любил с ходу сдаваться. Но правда была в словах жены. Пришлось одобрить:
– Вообще-то верно. Там – темный угол: сено, солома. А всякая скотина и птица там. У Алика-чечена собака – у скотины. И правильно. А Волчок, он – сторожкий. Никого не пропустит. Да, Волчок, – обратился он к собаке. – Новое тебе назначение. Считай, повышение по службе. Во дворе мы сами себя укараулим. Старуня подможет. А там – основное: куры, утки, поросята, скотина. Будешь стеречь. Понял? Ответственность.
Остромордый, овчаристого вида, но статью потоньше и потому приглядный, Волчок довольно повизгивал, радуясь речам хозяина. Он еще не понял, что новая служба – это скучноватая ссылка. Здесь, во дворе, на глазах у людей – весело. И обеденный стол рядом. Нет-нет да и перепадет сладкий кусок. А на скотьем базу – высылки. Там лишь глупые утки крячут да куры гребутся. Но этого Волчок еще не знал. Валентина отвязывала его и уводила, освобождая место для Пальмы. Волчок повизгивал, норовил лизнуть хозяйку.
Место освободили. Скоро и Пальма прибыла на старые пепелища. К обжитой конуре, к прежним хозяевам, которые помнили ее.
– Моя Пальмочка… Захудала… – лаская старую собаку, приговаривала Валентина и выбирала из собачьей шерсти репьи да колтуны. – Откормим ее. Яичками надо свеженькими, это – полезно. Молочком – парным…
За время отлучки старая собака исхудала, глаза ее потускнели, словно не год, а долгий срок ее не было.
– Она снова будет молодая, веселая… – приговаривала Валентина. – Молочка ей…
– Каймачку… – ехидно добавил Тимофей.
– Она не любит каймак, она молочко любит парное. Старые, они тоже как дети…
Тимофей лишь рукой махнул: еще одна колгота.
Поздний завтрак
В летнем хуторском быту утро начинается на белой заре, до солнца. Подоить, напоить скотину, прежде чем выгонять на пастьбу. Птица кудахчет да крякает, требуя своего. Первые дела огородные и дворовые, на базу за скотиной прибрать – тоже по холодку, пока не припечет солнце. Дело дело цепляет, время летит, солнце поднимается быстро. «Господи, уже почти девять…» Пора завтракать. Первый упряг долгой дневной работы – с плеч долой.
Хуторские дела меряются не часами, а упрягами: утром – первый, второй, самый тяжкий, – дневной, третий – вечерний, уже до звезды.
Первый упряг – спорый: со свежими силами, по холодку. После него – завтрак. Мне нравится время хуторского завтрака. Это не городское хватанье кусков, когда жуешь на бегу. Здесь, на хуторе, в летнюю пору уже отработано три-четыре часа. Первые дела сделаны, и можно, не торопясь, посидеть, еще и побеседовать.
Летний стол – на воле, в тени. На столе в сковородке шкварчит какое-нибудь жарковье: рыба, картошка, мясцо; парит в кастрюле молочная каша, лучше – пшенная, с запекшейся желтой корочкой. Рядом – крупитчатый творог, густая сметана, молоко пресное да кислое, крошеная зелень: огурчики да помидоры, молодой лучок с нежными сладкими луковками, редиска, перец… Глазам и чреву отрада. Похрумкиваешь да причмокиваешь. А потом – чай с молоком, белыми пышками ли, румяными оладушками в каймаке.
Мне нравится этот поздний утренний час. В тени развесистой ивушки еще держится холодок. И еда – в пору: аппетит разгулялся. Торопиться некуда. Самое время для неспешной еды, разговоров, новостей нынешних и прошедших.
Приходят первые гости. Баба Катя – сухонькая востроглазая старушка по прозвищу Газетка; газет она сроду не брала в руки, но знает всё. Дед Федор объявится с первым, но не последним в нынешнем дне визитом.
