Триптих. Одиночество в Сети - Вишневский Януш Леон (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Он сказал ей, что выглядит она просто восхитительно.
Они спустились вниз. В ресторане звучала тихая фортепьянная музыка. Гарсон проводил их к столику у окна.
Париж, он, свечи, музыка… Она чувствовала себя такой счастливой…
Меню было только на французском, и она объявила, что сегодня вечером полностью полагается на его вкус.
Он принялся заказывать кушанья, названий которых она не знала, но которые звучали на французском, как имена цветов. Она лишь напоминала ему, что ее бокал опять пуст, и он улыбался и делал вид, будто выговаривает гарсону.
Они шутили, смеялись, обсуждали феномен их дружбы. Рассказывали, что происходит с ними, когда они скучают друг по другу.
А потом он встал и попросил у нее позволения выйти из-за стола.
А она думала, как дать ему понять, что после ужина она хочет вернуться к нему в номер.
Она знала: если его не подтолкнуть, сам он ни за что не предложит.
Из задумчивости ее вырвал поцелуй в шею. Якуб стоял за ее стулом; он приподнял волосы на шее и целовал. Ей хотелось, чтобы это длилось бесконечно.
Она повернула голову, провоцируя встречу губ, однако он успел выпрямиться и сел напротив нее.
Она пыталась понять, почему он так ведет себя: от робости или боится отказа?
После ужина он предложил отвезти ее в гостиницу.
Она была разочарована, хотя знала, что так оно и будет. Она лишь улыбнулась и согласно кивнула. Заодно он предложил показать ей ночные Елисейские Поля.
Поток машин был просто невероятный. Они ехали со скоростью улитки, и их приветствовали такие же, как они, туристы. Все знали — и полиция в том числе, — что у подавляющего большинства водителей в крови имеется алкоголь, по в Париже после полуночи это никого не интересовало. И она радовалась, что участвует во всем этом. И ощущала возбуждение.
И вдруг ей пришла в голову гениальная мысль. Она спросила Якуба, могла бы она повести машину.
Ей хотелось узнать, как чувствует себя водитель ночью на Елисейских Полях около Триумфальной арки в сплошном потоке автомобилей.
Якуб моментально согласился. Они остановились и поменялись местами.
Она объехала Триумфальную арку и свернула на улицу, ведущую к его гостинице.
Он с любопытством взглянул на нее. Она с улыбкой сообщила, что оставила у него в номере одну важную вещь, а именно привезенный им подарок, и прибавила газу.
Она знала: он понял, что она дает ему позволение.
Он притронулся пальцем к ее губам и произнес:
— Езжай побыстрей.
Уже в лифте она сняла с шеи косынку, сняла обручальное кольцо, золотую цепочку, которая была у нее под косынкой. А прежде чем выйти из лифта, сняла туфли.
Едва они вошли в номер, она расстегнула на нем рубашку.
Он раздел ее, взял на руки и отнес на кровать.
Он целовал ее. Целовал всюду. Делал с ней совершенно чудесные вещи.
Наконец-то он ни о чем не спрашивал.
Он все время шептал, как она прекрасна, как безумно необходима ему и как страшно он тосковал без нее. Но до настоящего экстаза он доводил ее, когда шепотом сообщал ей, что сделает сейчас — где поцелует, где прикоснется и что чувствует, когда это делает.
Уже под утро, засыпая с улыбкой, она чувствовала его руку, лежащую у нее на груди, и даже не пыталась задуматься над тем, что произошло.
Потому что она знала: то, что произошло, продолжится, и сейчас и музыка, звучавшая в номере, и тишина, они только для успокоения. Она провела пальцем по его губам. Он не спал и повернулся к ней.
Она ждала, что он это сделает.
@10
Полтора месяца спустя…
ОНА:Она одевалась за низкой ширмой из ткани с восточными цветами. В кабинете было чудовищно душно. Гинеколог, пожилой седой мужчина в очках, сидел за столом, стоящим посреди комнаты на полпути между ширмой и гинекологическим креслом. Он что-то записывал в карточку.
Она подумала, почему она не чувствовала стыда, когда лежала, раздвинув ноги, на этом жутком кресле, но как только обследование закончилось и ей, голой ниже пояса, надо было пройти несколько шагов до ширмы, она сразу же ощутила и стыд, и какую-то скованность.
— Вы на шестой неделе беременности, — объявил гинеколог, встав из-за стола и зайдя к ней за ширму. — Если вы хотите родить этого ребенка, вам придется радикально изменить образ жизни. Полагаю, после последнего выкидыша вы это понимаете не хуже меня, не так ли?
Ее муж был категорически против детей.
«Я хочу еще немножко пожить. Посмотри на Асю, она же совершенно опустилась с этим ребенком. Нет! Нет! Только не сейчас. Подождем еще годика два-три», — говорил он и возвращался к своим проектам, которые, подобно тюремным решеткам, удерживали его в комнате, где стоял компьютер.
Как-то она перестала принимать таблетки, не сказав об этом мужу. Ей исполнилось тридцать, и она почувствовала, что время уходит. Реакция испуганной «стареющей» женщины, ощутившей себя биологически бесполезной.
«Когда это произойдет, он согласится», — думала она.
Но у нее случился выкидыш. Муж об этом так и не узнал. Она посылала его в аптеку покупать мешками суспензории. Искровенила несколько простыней. Его она убедила в том, что у нее «исключительно тяжелый период». Он только удивлялся, что она пять дней должна лежать в постели. А когда она плакала, он считал, что это от боли. В общем-то он был прав. Но только он путал физическую боль в животе с болью совершенно иного рода.
Из задумчивости ее вырвал голос гинеколога:
— Только не беспокойтесь. На этот раз мы за вами проследим, и все будет хорошо.
— Да, конечно, — смущенно пробормотала она, застегивая пуговицы на юбке. — Вы не могли бы точно сказать, когда… когда я забеременела?
— Я уже говорил вам. По моим оценкам, у вас шесть недель. Плюс-минус четверо суток.
Он заглянул в календарь, лежащий на столе.
— Приходите ко мне через неделю. В это же время. Нам надо будет установить подробный план, что мы будем делать во время беременности. Постарайтесь привыкнуть к мысли, что последние месяцы вы проведете на сохранении в клинике.
Врач встал из-за стола, подал ей руку и сказал:
— Избегайте стрессов и хорошо питайтесь.
Она вышла из его кабинета прямо на темную лестничную площадку, заполненную табачным дымом.
Опершись спиной на стену возле самой двери в кабинет, она тяжело дышала, с трудом ловя воздух. Через несколько секунд, держась за стену, она ощупью стала продвигаться к лифту.
«Плюс-минус четверо суток…» Эти слова гинеколога эхом отдавались у нее в голове.
ОН:«Уже прошло полтора месяца», — подумал он, глянув в календарь. Позвонил сам директор института и попросил его определить дату отпуска. В сущности, это был приказ.
— Вы уже четыре года не брали отпуск. Мне только что из администрации прислали официальное замечание. Так дальше продолжаться не может. У меня будут неприятности с профсоюзами. Съездите еще в Принстон, а потом — чтобы полтора месяца я вас здесь не видел. Так что завтра до двенадцати извольте сообщить мне дату вашего ухода в отпуск.
Ровно полтора месяца назад он прижал ее к себе в парижском аэропорту. Потом, сидя на скамейке, целовал ей запястья, глядя в ее полные слез глаза. А вечером она была нагая. Полностью нагая. И хоть он целовал ее всюду и по многу раз, сильней всего ему запомнились ее запястья.
Она прекрасна. Ошеломляюще прекрасна. Притом она чуткая, тонкая, романтичная и мудрая. Она восхитительна. Он не может забыть, как в ту ночь она, утомленная, вжалась в него спиной и ягодицами и прошептала:
— А знаешь, с тобой мне вспоминаются все стихи, которые когда-либо трогали меня.
Он прижал ее к себе, губами закопался в ее волосы. Они так дивно пахли.
— После того, что случилось с тем самолетом, у меня ощущение, будто мне подарили сегодня новую жизнь, — шепнул он.
Правую ее ладошку он прижал к губам. Стал ласково сосать ее пальцы. Один за другим. Прикасался к ним языком.
