Бог Мелочей - Рой Арундати (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Они были переданы матери крепко спящими, плывущими на волне этой иллюзии.
До следующего утра, когда Амму растрясла их и вернула к действительности. Но тогда было уже поздно.
Инспектор Томас Мэтью, дока в этих делах, оказался прав. Велютта не протянул дальше ночи.
В половине первого его постигла Смерть.
А маленькую семейку, спящую одним клубочком на вышитом синим крестиком покрывале? Что ее постигло?
Не смерть. Просто конец житья.
Когда Амму после похорон Софи-моль привезла их обратно в полицейский участок и инспектор выбрал свои манго (раз, два), тело уже ликвидировали. Кинули в теммади кужи – яму для нищих, куда полицейские обычно кидали своих мертвецов.
Узнав о приходе Амму в полицию, Крошка-кочамма ужаснулась. Все, что она, Крошка-кочамма, совершила, основывалось на одном допущении. Она сделала ставку на то, что Амму, как бы она ни вела себя, в каком бы ни была гневе, никогда не признается публично в своей связи с Велюттой. Поскольку, как считала Крошка-кочамма, это значило бы погубить и себя, и детей. Окончательно. Но Крошка-кочамма не учла, что Амму могла стать Опасной Бритвой. Что в ней смешалось то, что не смешивается, – бесконечная нежность материнства и безоглядная ярость самоубийцы-бомбометательницы.
Реакция Амму ошеломила ее. Земля стала уходить у нее из-под ног. Да, у нее был союзник в лице инспектора Томаса Мэтью. Но надолго ли? Что, если его переведут в другое место и примутся пересматривать дело? Это было вполне возможно, ведь вон какую кричащую, скандирующую толпу партийных активистов сумел собрать товарищ К. Н. М. Пиллей и привести к воротам фабрики. Они вынудили персонал прекратить работу, и манго, бананы, ананасы, чеснок и имбирь огромными кучами лежали и медленно гнили на территории «Райских солений».
Крошка-кочамма понимала, что надо как можно скорее изгнать Амму из Айеменема.
Ради этого она пустила в ход то, в чем была сильна. Кто-кто, а она умела орошать свои поля и питать свои урожаи страстями других людей.
Словно крыса в кладовку, проникла она в горехранилище Чакко. Там она воздвигла простую, доступную мишень для его безумной ярости. Ей нетрудно было изобразить Амму подлинной виновницей смерти Софи-моль. Амму вкупе с ее двуяйцевыми.
Ломающий дверь Чакко был всего-навсего горестным быком, беснующимся на привязи у Крошки-кочаммы. Это ее идея была, чтобы Амму собрала пожитки и уехала. Чтобы Эста был Отправлен.
Глава 20
Мадрасский Почтовый
И вот на Приморском вокзале Кочина за решеткой вагонного окна – Эста Один. Представитель Э. Пелвис. Жерновок с зачесом. И вздымающееся, кренящееся, тинисто-зеленое, набухающе-водное, морское, плывущее, бездонно-тяжелодонное ощущение. Его именной сундучок был задвинут под сиденье. Его коробка, набитая сандвичами с помидорами, и его Орлиная фляжка стояли на откидном столике.
Жующая рядом дама в пурпурно-зеленом канчиварамском сари, с брильянтами, облепившими крылья носа, как блестящие пчелки, протянула ему коробку с желтыми ладду – сладкими шариками из теста. Эста покачал головой. Она все улыбалась и не отставала, ее добренькие глаза превратились в щелочки за стеклами очков. Она причмокивала губами.
– Ну хоть одну штучку. Сладкие-пресладкие, – сказала она по-тамильски. Ромбо мадурам.
– Сладкие, – подтвердила по-английски ее старшая дочка, которой было примерно столько же лет, сколько Эсте.
Эста покачал головой еще раз. Дама взъерошила ему волосы и испортила зачес. Ее семья (муж и трое детей) уже вовсю жевала. Крупные желтые округлые крошки ладду на сиденье. Железнодорожные вздроги под ногами. Голубой ночной свет пока не включен.
Маленький сынишка жующей дамы потянулся и включил его. Дама потянулась и выключила. Она объяснила ему, что это свет для спанья, а не для бодрствования.
В вагоне первого класса все было зеленое. Сиденья – зеленые. Спальные полки – зеленые. Пол – зеленый. Цепочки – зеленые. Одно темно-, другое светло-.
ДЛЯ ЭКСТРЕННОЙ ОСТАНОВКИ ДЕРНИТЕ ЦЕПОЧКУ, было написано зелеными буквами.
ЯЛД ЙОННЕРТСКЭ ИКВОНАТСО ЕТИНРЕД УКЧОПЕЦ, подумал Эста зелеными мыслями.
Сквозь решетку окна Амму дотянулась до его руки.
– Храни билет, – сказали губы Амму. Ее силящиеся не плакать губы. – Придут и проверят.
Эста кивнул, глядя в лицо Амму, поднятое к окну. Глядя на Рахель, маленькую и чумазую от вокзальной пыли. Всех троих связывало четкое, раздельное знание, что их любовь загубила человека.
Об этом в газетах ничего не было.
Годы прошли, прежде чем близнецы поняли роль Амму в случившемся. На отпевании Софи-моль и все время до Отправки Эсты они видели ее опухшие глаза и с детским эгоцентризмом считали себя единственной причиной ее сокрушения.
– Сандвичи съешь, пока они свежие, – сказала Амму. – И не забывай писать письма.
Она осмотрела ногти на маленькой ручке, которую держала, и вычистила черный серпик грязи из-под ногтя большого пальца.
– Присматривай сам за моим родненьким. Пока я не приехала и не забрала его.
– Когда, Амму? Когда ты заберешь меня?
– Скоро.
– Когда? Если точно?
– Скоренько, родной. Как только смогу.
– Через месяц и еще месяц? Да, Амму? – Нарочно делая срок очень долгим, что бы Амму сказала: Раньше, Эста. Ты думай головой. Ведь тебе в школу.
– Как только я найду работу. Как только уеду отсюда и устроюсь, – сказала Амму.
– Но ведь это ждать не дождаться! – Волна паники. Бездонно-тяжелодонное ощущение.
Жующая дама доброжелательно прислушивалась.
– Слышите, как он по-английски хорошо? – сказала она своим детям по-тамильски.
– Ждать не дождаться, – задиристо повторила за ним старшая дочка. – Ждать-не-до-ждать-ся.
Произнося эти слова, Эста хотел только сказать, что ждать надо будет долго. Что это не случится вот-вот, что это не случится скоро.
Говоря: «Ждать не дождаться», он не хотел сказать: «Этого никогда не будет».
Так уж вылетело.
Но ведь это ждать не дождаться!
Они взяли и поймали его на слове.
Кто – они?
Государство.
Которое забирает людей Как Миленьких исправляться.
И вот как все обернулось.
Ждать. Не дождаться.
Это его вина была, что человек в груди Амму перестал кричать. Его вина, что она умерла одна в гостинице, где некому было лечь сзади и поговорить с ней.
Потому что именно он произнес слова. Амму, ведь это ждать не дождаться!
– Не глупи, Эста. Скоро, – сказали губы Амму. – Я стану учительницей. Открою школу. И вы с Рахелью будете в ней учиться.
– И нам это будет по карману, потому что она будет наша! – сказал Эста с его неистребимым прагматизмом. Не упускать из виду свой шанс. Бесплатные автобусные поездки. Бесплатные похороны. Бесплатная учеба. Малыш-Морячок. Дверь открыл бум-бум.
– У нас будет свой дом, – сказала Амму.
– Маленький домик, – уточнила Рахель.
– А в школе у нас будут классы и доски, – сказал Эста.
– И мел.
– И Настоящие Учителя по всем предметам.
– И наказания кому за что, – сказала Рахель.
Вот из какого материала были скроены их мечты. В день, когда Эста был Отправлен. Мел. Доски. Наказания кому за что.
Они не просили отпустить их безнаказанными. Они только просили о наказании, соответствующем тяжести проступка. Не о таком, которое похоже на шкаф со встроенной спальней. Не о таком, в котором можно провести всю жизнь, бродя по лабиринту темных полок.
Без всякого предупреждения поезд пошел. Медленно-медленно.
Зрачки Эсты расширились. Его ногти впились в руку Амму, двинувшейся вместе с поездом. Сперва шагом, потом бегом, потому что Мадрасский Почтовый набирал скорость.
