Бобо - Горалик Линор (читать книги без txt, fb2) 📗
— Я долго говорить не буду, — сказал митрополит и ласково посмотрел на толпу поверх тонких золотых очков. — Знаю, забот у вас сегодня много. Скажу просто: мысли у меня нынче те же, какие и у вас. Я глубоко верю, что наступит примирение между братскими народами, и наступит скоро, но прежде — скажу я вам с глубоким горем в сердце своем — должна будет наша, русская кровь еще не раз пролиться и не один герой еще долг свой должен будет перед отечеством выполнить, и за каждого такого героя я молюсь, молюсь со слезами денно и нощно… — Тут митрополит вдруг снял очки и протер, словно были они заплаканы, и снова надел, и тяжело вздохнул, и вдруг я услышал свое имя. — Вот слон Бобо, тварь Господня, тварь неразумная, — сказал он, мягко показывая на меня рукою. — А только будь в нем разума хотя бы как в ребенке малом, я бы сейчас же спросил его: «Что ты, Бобо, о том думаешь, чтобы боевым слоном стать и сию же секунду на фронт отправиться?» Знаю, знаю, отлично знаю, куда наш Бобо путь держит и кто его в конце пути ждет, но вот такой я крамольник. — Тут митрополит легонько усмехнулся, и засмеялись услужливо старушки в первых рядах, и хохотнул, качая головой, Зорин. — Но почему-то думаю я, — продолжил митрополит, улыбаясь, — что ради нашей славы военной великий человек, хозяин нашего Бобо, согласился бы своего слона отпустить с врагом воевать, а что история боевых слонов не одно тысячелетие насчитывает, мне вам, наверное, рассказывать не надо… А почему бы я Бобо, вы спросите, на фронт отправил? Да потому что Бобо теперь по русской земле идет, русскую пищу ест и под русским небом спит, а значит, русским слоном стал наш Бобо, и русский народ от притеснений ему до последней капли крови самим Господом защищать положено. Верно я рассуждаю?
Тут митрополит сделал паузу, и старушечьи голоса закричали вразнобой: «Верно, верно, владыка!», а откуда-то с краю донеслось: «Не воюет — не мужик!» Митрополит засмеялся, повернулся неожиданно ко мне и вдруг сказал, обращаясь к Зорину:
— Виктор Аркадьевич, будьте так любезны, подведите Бобо сюда поближе — хочется мне людям показать, какой справный из него боевой слон выйдет! Буду лично перед Его Величеством челом бить, просить Бобо вместе с погонщиком на фронт отправить: днем на врагов страх наводить, вечером солдат наших веселить, дух их боевой поднимать. Была не была — авось не накажут меня за мою дерзость! Похлопаем Бобо!
И митрополит захлопал в ладоши, и вместе с ним захлопали одни руки, другие, пятые, десятые, и меня затрясло от ярости и ужаса, а Толгат гладил и гладил меня по затылку, но это вовсе не помогало, мне делалось только обиднее и страшнее, а Зорин, судорожно подававший Толгату знаки, запрокинув голову, не выдержал и потянул меня за ухо, и это взбесило меня окончательно. Ясная, яркая ярость стала заполнять меня, поднимаясь от груди все выше и выше, к самому темечку. Резко дернул я головою, высвободил ухо и вдруг почувствовал, что ноги мои мелко-мелко дрожат и что мне от этого становится очень-очень смешно. Зорин вдруг стал совсем маленьким, и тут я в ужасе понял, чтó со мной происходит. «Господи, — взмолился я, — Господи, не дай этому случиться!» Счет шел на секунды; мне надо было бежать, бежать отсюда, и я, неся на себе Толгата, рванулся в толпу, ахнувшую хором и расступившуюся передо мной; миг, только миг — и все обошлось бы, но тут Зорин изо всех сил ухватил меня за хвост, за мой бритый, голый, колющийся хвост. Ярость в голове моей стала прозрачной; глаза мои закрылись; я понял, что встаю на задние ноги и иду назад и что страшный звук, разносящийся над площадью, издаю я, я, — и еще понял, что у меня из-за спины раздается жуткий крик, крик боли и отчаяния, и что с ним смешиваются другие крики, и кто-то толкает меня, и бьет кулаками по ногам, и толкает снова, но мне все равно, все равно. Зорин отпустил давно мой хвост, Толгат соскользнул с меня, и я обернулся, чтобы как следует дать Зорину хоботом по голове или сделать еще что похуже, но ни Зорина, ни Кузьмы не было рядом со мною, и вообще никого не было. Только под ногами у меня лежало, не двигаясь, скрюченное сухое тело в ярко-красном пальто, и растекалась под смуглой головой ярко-красная бесформенная лужа крови.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Глава 24. Самара
Я должен его убить.
Я убийца теперь, душа моя погибла, но я могу еще, я еще могу спасти других, если я убью его — его, чьим именем и по чьей воле все это творится. Мысли мои вдруг стали совершенно ясны — так ясны, как не бывало с тех пор, как я, наивный придурок, гордо выступал по набережной Стамбула, полагая, что суждено мне стать русским боевым слоном и новому отечеству моему великую службу сослужить. Ну так вот: суждено, суждено мне сослужить моему новому отечеству великую службу, и теперь я знал какую. Все тело мое было словно искрами набито, и я вторые сутки не мог заснуть. Сердце мое колотилось, я бежал вперед по лесу так быстро, что постоянно оскальзывался на насте, и Гошка в какой-то момент раздраженно крикнул мне вслед:
— Эй, ебнутый, тебе что, скипидару в жопу налили? Из-за тебя этот вояка недоделанный меня кнутом пиздит!
Мрачный Зорин, сидевший на козлах, действительно пару раз прошелся по лошадкам кнутом, чего никогда не делал Мозельский, и привел Гошку и Яблочко в отвратительное настроение; по каждому поводу они назло останавливались и отказывались идти дальше — поваленное ли дерево лежало перед ними, заледенелый ли ручей трещал под копытами, темные ли заросли надо было преодолеть… Я же, напротив, рвался вперед, и наши привалы, прежде так любимые мною за возможность поесть, погреться у костра да послушать веселые разговоры, сделались для меня невыносимы: у меня была теперь цель, а они отдаляли меня от цели; есть я не мог; вместо разговоров же висело теперь над костром тяжелое молчание. Мне казалось, что все стали внимательнее ко мне, чем прежде, и от этого я чувствовал себя стократ хуже и мечтал только об одном: чтобы пришли мы наконец в город Самару и ни у кого больше на меня времени не было. К счастью, ночи стали совсем холодны, и шли мы без сна и вошли в Самару под самое раннее утро. Я видел, что люди мои еле держатся на ногах от усталости, но сам не испытывал ни малейшего желания отдыхать: при мысли, что сейчас мы остановимся и будем терять здесь время, делалось мне дурно. Я, однако, понимал, что повлиять на происходящее никак не могу, и в тоске стал озираться: мы стояли на холме, и слева от нас располагалось огромное строение, больше всего похожее на миску, накрытую еще одной миской; то был стадион, подле которого должны были нас встречать. И правда, совсем скоро подъехали три черные блестящие машины, совершенно одинаковые на первый взгляд, и я с тоскою понял, что встреча предстоит пышная. Тяжело вздохнул и Кузьма; мы обменялись понимающими взглядами. Однако ни из первой машины, ни из третьей никто не появился. Зато открылись дверцы второй, и из нее выступили двое, удивительно похожие друг на друга: сухопарый мужчина с зачесанными назад пышными седыми волосами и почти такой же мужчина лет двадцати пяти, с волосами соломенного цвета и с большим блокнотом в руках. Седой мужчина направился прямо к Кузьме, а его молодой двойник обошел машину и встал от седого сзади и слева, держа перед собой блокнот и явно приготовившись писать.
— Кузьма Владимирович, уважаемый, — сказал седой мужчина, глядя прямо перед собой и мимо Кузьмы, — позвольте отрекомендоваться: Поренчук Георгий Вячеславович, зам. Добро пожаловать в Самару. Выражаю соболезнования по поводу потери вашего коллеги. Поехали дальше. Население Самары — один миллион сто семьдесят пять тысяч четыреста девяносто семь человек. Национальный состав — русские, татары, мордва, украинцы, чуваши, другие. Площадь в границах городского округа — пятьсот сорок один и четыре квадратных километра. Основан в тысяча пятьсот восемьдесят шестом году. По объему инвестиций в основной капитал входит в пятерку крупнейших городов России.
Тут Поренчук запнулся, и стоящий у него за спиной молодой двойник тихо прошелестел: