Какого года любовь - Уильямс Холли (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt, fb2) 📗

Как состоять в тори и искренне считать, что действуешь во благо, Вай постигнуть была не в силах. Пытаясь уложить это в голове, она видела перед собой смутную мельтешню, как на телеэкране при помехах. Но и в глубинах отчаяния, ввергнутая туда то введенным Тэтчер подушным налогом на избирателей, то экзитполами девяносто второго года, все‐таки хваталась за веру в то, что и тори убеждены, что поступают, как должно.

– Ну, как бы там ни было, а наша команда дело, похоже, завалила.

Вай потребовалось усилие, чтобы осознать сказанное.

– Вы в самом деле так думаете?

Усмехнувшись, Гарольд потянулся потрепать Гектора по голове. Пес блаженно прикрыл глаза. Будто бы обращаясь к собаке, Гарольд продолжил тем тоном покорности судьбе, которая являет собой плод многознания:

– О да. Конечно. Я же не слепой. Мейджор больше не контролирует ситуацию – пустая трата времени, этот треклятый европейский вопрос. В итоге он всех нас еще перессорит, если хочешь знать мое мнение. И еще – война компроматов, что и пошло, и подло.

– Ну да, а мы чистенькие…

– Именно. Что‐то вроде того. У вас обновление, наконец‐то. Больше никакой чепухи с деприватизацией и ренационализацией. А Тони… Что ж, он хороший оратор. Очень хороший. Увертливый, да. Но убедительный. И по‐своему жесткий.

– Только не говорите мне, – с удовольствием поддразнила его Вай, – что поддались его обаянию!

Гарольд поднял голову. По лицу его мелькнула улыбка, не пропавшая, даже когда он, нахмурясь, откинулся на спинку кресла.

– Гарольд, да неужто это из‐за меня вы пересмотрели свои партийные взгляды? – Опершись на колени, Вай подалась вперед, не в силах скрыть свой восторг от заведомо нелепой идеи, будто ради нее он способен перейти в ряды лейбористов.

– Ну, нет, староват я для такой драматической ерунды! – Гарольд со смешком отмахнулся и, не торопясь, отпил из своего бокала. – Но мне всегда нравилось то, что ты пишешь, моя дорогая. Неизменно был впечатлен. И твои амбиции. Возможно, я недостаточно часто говорю о таких вещах, но, знаешь, всегда полезно видеть, что кто‐то дает себе труд вырасти над собой.

“Можно подумать, я из трущоб”, – вскинулась Вай. А потом вспомнила, как домик, в котором выросла ее мать, в какой‐то момент официально сочли трущобой – и снесли, на что старшее поколение родни по сей день осуждающе покачивает головами.

– Конечно, придется соблюдать осторожность, но можешь смело рассчитывать на мое участие. Публично, само собой, я тебя поддержать не смогу, однако ж сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь твоей кампании таким образом, что никто не сможет вменить тебе это в вину. – Он сделал паузу и поглядел на нее критически, с неодобрением одновременно искренним и притворным, но Вай это виделось размыто, от чувств и еще, возможно, от коньяка. – И для начала мы тебя приоденем!

– Ну, правду сказать, я и сама не собиралась вести кампанию в этом ношеном джемпере…

Вправе ли она принять его деньги? Господь свидетель, ее предвыборная кампания отчаянно нуждается в помощи. И ведь это на общее благо – во имя партии лейбористов. Во имя перемен. Как не углядеть некую отрадную цикличность, некую, в каком‐то приближении, форму перераспределения средств в том, что консерватор лорд Гарольд Бринкхерст поддержит финансами стремление Вайолет Льюис стать членом парламента от лейбористов?

– В любом случае, до выборов еще далеко. Думаю, они пройдут не раньше, чем в мае. Но я буду следить за тобой с интересом. – Они встретились взглядами, и на секунду Вай приметила Элберта в загадочном озорстве его глаз. – В конце концов… откуда кому знать, в какой ячейке бюллетеня ты поставил свой крестик, не так ли?

Вай выпрямила спину, улыбаясь в растерянности.

– Спасибо вам, Гарольд. Это… Я правда даже не знаю, что на это сказать.

– Еще коньяку?

– Что ж! С удовольствием выпью за ваш зачаточный коммунизм… – (Не зашла ли она слишком далеко?) – Шучу! Я знаю, что бледно-фиолетовый – это все, на что можно надеяться в предпочтениях такого прожженного тори, как вы…

– Отчего ж! Надейся на насыщенно-фиолетовый!

– Здорово! – Вай улыбнулась. – Но, серьезно, ваша поддержка очень, очень много для меня значит. Хотя сейчас, думаю, самая пора пойти мне взглянуть, чем занят ваш сын.

– Что ж, удачи тебе и там.

В прихожей ботинок Элберта не было. Значит, смолит на улице одну за другой. Запахнув поплотней длинное черное пальто, Вай вышла через заднюю дверь. Тлеющий кончик сигареты указал, куда ей идти.

– Привет!

– Привет, – мрачно ответил он. То ли угрюмо, то ли в раскаянии. – Прости меня.

– Иди ко мне, – сказала Вай, обнимая его.

Элберт вздохнул, коротко и сердито.

– Нет, мне правда совестно. Он прямо‐таки заводит меня, как часы. Раз – и все. Но ведь ты знаешь, я всегда за тебя…

– Хватит об этом. Конечно, я знаю. Послушай лучше, какая у нас новость… – Отняв у него сигарету, Вай затянулась.

– Что, неужто ты спасовала?

– Элберт! Сейчас не время! – высоким голоском одернула она, не выпуская из легких дым.

– Извини. Ну так что там за новость?

Долгий, медленный, удовлетворенный выдох.

– Новость в том, что… думаю, твой отец может проголосовать за лейбористов.

– Что?!

– Да!

– Нет, серьезно: что?!

– Ну, может, на самом деле и не проголосует, не сумеет заставить себя, но определенно он обдумывает эту идею. Ему нравится Тони Блэр. И я ему нравлюсь!

– Еще б ты ему не нравилась!

– Ну, вообще‐то я этого не знала.

– Он считает, что ты – единственный правильный выбор, который я в жизни сделал.

– Как мило, что ты думаешь, будто у тебя был выбор.

Элберт рассмеялся своим мягким, низким смехом, в котором таилось обещание секса. Отобрав у Вай сигаретку, он нежно поцеловал ее в губы, а потом отстранился, будто бы что‐то вспомнив.

– Так что, ты серьезно? Он за Блэра?

– Да, похоже на то.

– Черт побери. Мир полон чудес

И тут возбуждение прошлось мурашками по телу Вай. Она поежилась. Отчасти из‐за того, что озябла, но больше от потрясающего ощущения, какие возможности перед ней открывались.

– Это и есть хорошая новость, – сказала она. – Лучше не бывает. Твой отец, Элберт, он же в буквальном смысле натуральный, черт побери, зубр! Консерватор из консерваторов. Тори! И мы его побороли!

Стиснув руки, она только что не подпрыгнула.

– И ты что, в самом деле считаешь, что это повод для ликования? – с сомнением в голосе уточнил Элберт.

– Да, да! – Вай толкнула его бедром. – Еще как! Во-первых, на чисто шкурном уровне, твой отец только что намекнул, что готов помочь нам финансово, и это будет очень и очень кстати. Разумеется, на “личных”, а не на партийно-политических основаниях.

Элберту стало не по себе.

– Но куда важней то, что если уж мы способны переманить на свою сторону таких, как он, то убедить остальных, всю страну, будет раз плюнуть. Получив подавляющее большинство, мы сможем кардинально изменить ситуацию. Сделаем общество добрей, справедливей, чище, лучше! Для всех!

Она явно впала в агитационный раж.

– Да, но с какой стати такой человек, как он, станет голосовать за партию, которая всего этого хочет? Нет, наверняка он видит в этом что‐то еще! – Элберт повысил голос. – Это красный флаг, Вай!

– Красный флаг? – Она не сдержала вырвавшийся наружу смешок, слишком громкий.

– Ну, ты понимаешь, что я имею в виду, тот флаг, который предупреждение об опасности. А опасность в том, что новый лейборизм – это всего лишь пустая, бессильная болтовня!

Он пожалел о том, что сказал, едва слова сорвались с его губ.

– Вот как? Ух ты, спасибо.

Наступило молчание, густое и холодное, под стать ночи.

– Сверни‐ка нам сигаретку, – тихо, сухим тоном велела Вай.

Элберт свернул и протянул ее с зажигалкой. Вай все никак не могла бросить курить, и когда накануне вечером вернулась домой, от нее разило ментоловыми.

Он и сам не заметил, как ноги понесли его по саду, скудно освещенному полумесяцем и одиноким окном в верхнем этаже. Но извилистые тропки исхожены так, что он мог не сбиться с пути, даже закрыв глаза.