Современная американская новелла (сборник) - Зверев Алексей Матвеевич (книги онлайн полные .TXT) 📗
Пока девушка из соцобеспечения заполняет бланки, Дженет прислушивается: не едет ли Дональд. Когда на улице затарахтела ее машина, совсем как старый «чеви», звук на мгновение вернул Дженет в прошлое. Теперь она опасается, как бы он не приехал. Девушка моложе Дженет, еще учится в колледже. Ее зовут мисс Бейли. Она полна оптимизма, будто по сравнению с другими ее подопечными у Дженет не жизнь, а малина.
— А вашему малышу все еще снятся кошмары? — оторвавшись от папки, спрашивает мисс Бейли.
Дженет кивает и смотрит на Родни, который засунул палец в рот и притих.
— У тебя, наверное, язык кошка утащила?
— Покажи-ка тете свои картинки, — просит Дженет и объясняет: — Он не рассказывает про сны, он их рисует.
Родни несет альбом и молча перелистывает.
— Хм, — произносит мисс Бейли. Рисунки хоть и не раскрашены, но для его лет сделаны очень уверенно. — А это что такое? Подожди, дай-ка я сама догадаюсь. Две порции мороженого, да?
На бумаге два больших круга во весь лист, а в уголке три тоненькие фигурки.
— Это сиси Большой Берты, — говорит Родни.
Мисс Бейли прыскает и подмигивает Дженет.
— А что тебе нравится читать, малыш?
— Ничего.
— Он читает, — не утерпела Дженет, — он умница.
— А вы читать любите? — спрашивает мисс Бейли, бросив взгляд на стопку дешевых книжек на кофейном столике. На самом деле она, видно, хочет спросить, откуда взялись деньги на эти книжки.
— Нет, — отвечает Дженет, — и так того гляди свихнешься.
Когда она пожаловалась Маньяку, что не может сосредоточиться на серьезных вещах, он посоветовал ей развлекательное чтиво — помогает отвлечься от действительности. «Проклятая действительность! — сказала она. — В ней-то и загвоздка».
— Ай-ай-ай, — сокрушается Дональд. — Родни куда-то делся.
Родни опять сидит в шкафу.
— Придется Санта Клаусу забрать назад все игрушки. А Родни так понравились бы и велосипед, и электронная игра. Санта Клаусу целый грузовик с фургоном понадобится — столько вещей увозить!
— Ты же ему ничего не привез, ни разу ничего не привез, — взвилась Дженет.
Оказалось, привез: пончики и белье в стирку. Одежда опять выпачкана засохшей глиной, борода выцвела от работы на солнце. В общем, выглядит вполне жизнерадостно, как и всегда перед приступом хандры, которая накатывает ни с того ни с сего, как мигрень; говорят, мигрень тоже вот так — захлестывает вдруг штормовой волной.
Дональд выманивает Родни из шкафа пончиками.
— Ты себя хорошо вел?
— Не знаю.
— Говорят, в торговом центре реву задал.
Да нет, Родни особенно не скандалил. Дженет уже объяснила: мальчик расстроился, потому что ему не купили электронную игру «Атари». Но как его винить за это? Она устала от того, что не может ему ничего купить.
Пока Родни жует пончики, Дональд рассказывает ему длинную, бестолковую историю про Большую Берту и рок-группу. Мальчик перебивает отца, задает уйму вопросов. Место для концерта оказывается свалкой ядовитых отходов, и зараза распространяется по всей стране. Как в такой ситуации собирается поступить Большая Берта — не ясно. Дженет на кухне: придумывает, что бы такое приготовить из картофельных полуфабрикатов и остатков барбекю.
— Так больше нельзя, — говорит она вечером в постели. — Мы мучаем друг друга. Надо что-то менять.
Он улыбается как младенец.
— Когда приезжаешь домой из Мюленберга — это Р и Р. Р и Р — значит «расслабление и роздых». Поясняю: в твоем понимании Р и Р — рок-н-ролл, а может, распутство и разврат. Или рвань и ржа.
Он смеется и сигаретой описывает кружок в воздухе.
— Не такая уж я тупая.
— Ведь я не куда-то уезжаю, а на карьеры. — Он вздыхает так, будто карьеры лежат у него на душе вечным бременем.
Дженет пытается представить, что ее ожидает в будущем: Дональд под замком в палате раскрашивает книжки с рисунками, лепит горшочки из глины. Они с Родни переехали в другой город к какому-нибудь нудному мужчине, с которым и в постель-то лечь противно. И она отваживается:
— Конечно, я не пережила того, что выпало тебе, — говорит она, — и, может, не имею права об этом судить, но иногда мне кажется, что именно после Вьетнама ты стал считать всех недоразвитыми, будто то, что знаешь ты, остальным недоступно. Может, оно и так. Но при этом ноги-то у тебя есть, даже если ты забыл, что там у тебя еще и зачем оно нужно. — Она жалеет о сказанном, не может удержаться от слез, но, не утерпев, добавляет: — И больше не рассказывай Родни эти ужасные истории, а то его кошмары мучают, когда ты уезжаешь.
Дональд поднимается, хватает со столика рисунок Родни и, занеся его над головой, как гранату, говорит:
— Дети нас выдают.
— Если бы ты его любил, сидел бы дома.
Дональд кладет рисунок на место. Она продолжает:
— А мне как быть? Как понять, что у тебя в душе творится? Зачем ты туда ездишь? Разве дело — землю уродовать? И экологи говорят, что это вредно.
— У меня настоящая работа, Дженет. Я сижу на экскаваторе и укладываю назад плодородный слой. Восстанавливаю почву.
Уже спокойнее он рассказывает про работу в карьерах. Правда, все это она уже слышала. Сравнивает Большую Берту с супертанком, сокрушается, что таких не было во Вьетнаме.
— Когда снимают почву, я смотрю, нет ли подземных ходов, в которых прятались вьетконговцы. Ты не представляешь, сколько у них было тоннелей. Вообрази пещеру Маммот, только через весь штат.
— Маммот — знаменитое чудо природы, — подхватывает Дженет и чувствует, что опять сказала не то.
Время — за полночь. Он сидит у обеденного стола и рассказывает про «С-5А». «С-5А» такой огромный, что берет на борт войска, танки, вертолеты, только для Большой Берты он маловат. Ее разве выдержишь? Опять понесло. Когда Дженет показывает ему рисунки Родни с кругами, он улыбается и начинает мечтательно рассуждать о женских грудях и бедрах — широких округлых бедрах и полных грудях американок. А у азиаток они маленькие, изящные, и сравнивать нельзя, все равно что поставить рядом бройлерную курицу и колибри. Дженет успокаивается. Пусть себе вспоминает, ведь это было так давно.
К тому же груди и бедра американок ему, видно, небезразличны, стал бы он иначе распространяться о том, какие на востоке миниатюрные, хрупкие женщины. Но внезапно Дональд опять переключается на танки и вертолеты.
— «Белл хью кобра» — вот это машина! И работает что надо.
Он достает нож от мясорубки из выдвижного ящика, где его хранит Дженет, и говорит:
— Вмиг все искромсает.
— Не надо, — просит Дженет.
Он пытается закрутить нож волчком.
— Вот что будет, если она рубанет провода, хотя там их не так уж много, или дерево. Да и деревьев раз-два, и обчелся, сама подумай, откуда им быть после «эйджент орандж».
Нож падает, задевая открытый ящик, и втыкается в линолеум. Дженет кажется, что кричит она сама, оказывается — Дональд. Она в жизни еще не видела, чтобы кто-нибудь так рыдал: точно летний ливень с грозой. Она подсовывает ему бумажную салфетку, просто ничего другого не приходит в голову. Наконец Дональд бормочет:
— Ты, наверно, подумала, что я хочу ударить тебя.
Вот я и плачу.
— Ничего, поплачь. — Дженет успокаивает, обнимает его.
— Не уходи.
— Я здесь, никуда я от тебя не уйду.
Уже ночь, а она все слушает его, чувствуя, как слова отпечатываются в сознании. Разве это забудешь? Говорит Дональд негромко и шариковой ручкой, которую вертит в руках, протыкает бумажное полотенце. Это, видно, дыры от пуль, думает она. Борода его похожа на птичье гнездо, свитое из потемневших волокон кукурузного початка.
— Я тебе историю расскажу, — говорит он. — Сам не знаю зачем. А ты послушай.
Она примостилась на жестком краю кухонного стула, пальцы ног достают до холодного пола и мерзнут; ждет. Слезы у Дональда высохли, только голос еще слегка прерывается.
