Океан безмолвия - Миллэй Катя (книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Это не то, – говорю я, наблюдая, как она выводит свое имя в пыли на верстаке. – Невозможно делать вид, что ничего не случилось… что все нормально.
– Знаю, – отзывается она, поднимает голову и смотрит мне в глаза, как мне кажется, с надеждой. – А вдруг получится.
Она пробыла у меня еще два часа. Отмеряла и размечала для меня доски, а я отпиливал. Мы не говорили ни о нас, ни о Кевине Леонарде, ни о Ли, ни о травмах руки, ни о тех, кого мы потеряли, ни о давних событиях. Говорили о предметах мебели, инструментах, кулинарных рецептах, художественных конкурсах, занятиях по риторике. Знакомые и удобные темы. В наших отношениях по-прежнему остается некая незавершенность, и вечно игнорировать это нельзя, но сегодня можно. А вдруг получится.
Во втором часу ночи я отвожу ее домой. Мы сидим в моей машине, молча смотрим на входную дверь ее дома. Сегодня что-то чуть-чуть изменилось к лучшему, и нам не хочется расставаться. Я кладу свою руку ладонью вверх рядом с ней на сиденье, Настя не раздумывая накрывает ее левой рукой, которую я сжимаю.
Глава 52
Не могу сказать, сколько мы уже сидим в машине Джоша, держась за руки, окутанные темнотой и облаком невысказанных сожалений. Но достаточно долго. За это время я успеваю понять, что никакие истории и тайны на свете не стоят этой возможности – сидеть с ним рядом, держать его за руку.
Глава 53
Я много думаю обо всех мелочах, которые произошли в тот день, когда на меня напали, и о том, как любая из этих мелочей могла бы все изменить. Думаю, сколько тысяч переменных позволили ему наткнуться на меня в тот день и существует ли столько же переменных, которые помогут мне найти его.
Клэй заехал за мной в восемь утра. Он в брюках и рубашке с длинным рукавом, и это совсем не похоже на привычный мне артистически неряшливый стиль. Да и я, должно быть, выгляжу для него непривычно. Сегодня я – в большей степени Эмилия, впервые за много месяцев. Не уверена, что это соответствует моему внутреннему состоянию, но не так сильно противоречит ему, как прежде.
Я оглядываю Клэя с головы до ног, снова поднимаю глаза, восхищенно наклоняю голову набок.
– Ты тоже, – произносит он, открывая для меня дверцу машины. Не совсем понимаю, зачем он меня пригласил. Сказал, что хочет показать, ради чего я так долго позировала, отсиживая задницу, но ведь все эти работы я уже видела. Вряд ли в них что-то прибавится или убавится, если их повесить на стену.
Выставка открывается в девять часов, все финалисты должны зарегистрироваться и записаться на собеседование до десяти. Ехать чуть больше часа, успеем. У Клэя собеседование в одиннадцать, и у меня есть время походить по выставке, посмотреть на работы его конкурентов, хотя не могу представить, какие у Клэя Уитакера могут быть конкуренты.
– На. – Клэй подключает к автомагнитоле карманный плеер и протягивает его мне. – Я подумал, что в дороге нам понадобится музыка, раз уж все интересные темы для разговора мы исчерпали. Выбирай, что будем слушать.
Да не хочу я ничего выбирать. Хочу прислониться к оконному стеклу, закрыть глаза, представляя, что еду в итальянский ресторан в Брайтоне. Включаю плеер, отыскиваю первый список композиций, нажимаю на него. Пусть играет, лишь бы не классическая музыка и не тоскливые песни о любви.
После того вечера в среду я больше не ходила к Джошу. Когда отпустила наконец его руку и вылезла из машины, я пообещала себе, что в следующий раз приду в гараж, когда буду готова ответить на любой вопрос Джоша, и я намерена сдержать данное себе слово.
Почти всю дорогу я пытаюсь мысленно сформулировать свои ответы, переделываю их по сто раз, потом нахожу новые слова и начинаю все сначала. Час спустя мы подъезжаем к галерее, и я чувствую, что у меня на щеках слезы, а я даже не помню, когда начала плакать.
Клэй зарегистрировался, и мы отыскали зал, в котором выставлены его работы. Это один из больших залов, в нем – работы трех художников. Картины Клэя развешаны на самой большой стене. Большинство работ мне знакомы. Некоторые – из тех, что он готовит для поступления в колледж. Есть и мои портреты. Но сосредоточиться на какой-то из этих работ невозможно: в центральной части стены, куда я и смотрю, расположено нечто уникальное.
И потрясающее.
Это – композиция из 16 рисунков. На них – части моего лица, и они соединены вместе, как пазл. Так вот почему он меня пригласил. Это он мне не показывал. Я даже не знала, что он сделал такую композицию. Мне хочется поскорее выбежать из зала.
В зал входят двое посетителей, они высказывают свои суждения о представленных рисунках, задают вопросы Клэю и двум девушкам, Софи и Миранде, чьи работы тоже вывешены в этом зале. Я стараюсь стоять лицом к стене, будто рассматриваю одну из картин Софи, а потом Клэя вызывают на собеседование.
После его ухода я иду рассматривать остальные работы. Решила начать с конца выставки: туда еще не дошли посетители, и там спокойнее. Я добрела до задней части здания, зашла в один из малых залов.
Я не сразу поняла, куда попала. В третий раз в жизни земля уходит у меня из-под ног, а я изо всех сил пытаюсь устоять.
Вот он.
Это его лицо. И это – не дурной сон. Не воспоминание. Вот он, настоящий, стоит и смотрит на меня. А я на него. Вот и настал тот самый момент, который я представляла себе с ужасом и надеждой с того дня, когда начала вспоминать, как он со мной поступил.
На табличке рядом с картинами его имя и фамилия: Эйдан Рихтер, учится в школе, которая находится в городке неподалеку от Брайтона, лицо передо мной – это лицо того парня, который меня убил.
Все во мне поднялось и одновременно опустилось. Я слаба и сильна. Я напугана и смела. Я потеряна и найдена. Я здесь, и меня нет.
Боюсь, что снова перестану дышать.
Он стал старше, как и я, но ошибки быть не может. Его лицо я помню так же четко, как каждый из шрамов, оставленных им на моем теле.
Мне хочется бежать. Плакать. Орать. Потерять сознание. Я хочу ударить его, сокрушить, убить. Хочу спросить «почему?» – как будто может быть реальная причина.
– Почему? – Это и шепот, и крик.
Я произнесла это слово, и не только мысленно. Я выбрала его из тысяч слов, которые могла бы ему сказать. Задала вопрос, на который нет и не может быть ответа. А вдруг есть? Что, если только он один во всем мире может дать мне ответ?
Даже не знаю, зачем я спрашиваю. Почему ты это сделал? Почему выбрал меня? Почему ты здесь? Почему я здесь? Почему?
Он смотрит на меня, вроде бы с испугом – сейчас только это и может доставить мне радость. Отлично. Меня многие боятся. Девчонки в школе. Мои родители. Иногда даже Джош Беннетт. Но главное, мне очень нужно, чтобы меня боялся этот парень.
Неужели его присутствие здесь – это подарок судьбы? Награда, которую вручили мне, чтобы я могла свести счеты? Своего рода компенсация, выданная Господом Богом?
– Ты не должна была ничего помнить. – Голос у него совсем другой. Это – и он и не он. Он не охвачен мрачной яростью. Парень тот же самый, а голос другой, глаза другие, без бешенства.
– А ты не должен был меня убивать.
– Я не хотел.
– Не хотел? – Мой мозг анализирует его слова, пытаясь отыскать в них смысл. Смысла нет. – Как это – не хотел совершать то, что совершил? Бил меня в лицо, много-много раз. Таскал за волосы, так что выдрал их. Пинал, долго, со всей силы, переломал все кости, некоторые травмы так и не удалось залечить. Ты изувечил мне руку. Кости торчали наружу. Все, какие есть. Ты это помнишь? – Последний вопрос произнесен жалким сдавленным шепотом.
– Нет. – Сказал так, будто просит прощения.
– Нет? – Я и сама не помню, на что была похожа моя рука. Видела только фотографии, которые мне не хотели показывать. Но ведь это он натворил. Он-то должен помнить.
