Это моя война, моя Франция, моя боль. Перекрестки истории - Дрюон Морис (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗

Он мне очень помог на анжерском аэродроме. Мы без помех проехали по мосту через Се. Также без помех заправились на складе, который не охранялся. Баки моих танкеток были полны до краев, и я велел залить горючее во все канистры и бидоны, способные его содержать. Моторы, питаясь авиационным бензином, закрутились веселее.

На обратном пути я должен был позаботиться о другом питании: моих людей.

Нам уже не выдавали довольствия, и мы не встретили по пути никакой передвижной столовой. Пришлось решиться жить за счет обывателя, захватывая в еще открытых лавках овощи, птицу, сахар, сардины.

Будучи побежденными, мы с Амори были вынуждены вести себя как победители. Единственное различие состояло в том, что я оставлял хозяевам талоны о реквизиции. Кто по ним заплатил?

Следил я и за тем, чтобы у моих людей всегда было что выпить и покурить. Ради этого приходилось время от времени грабить какой-нибудь табачный ларек. И я постоянно держал в головной машине открытый бочонок вина, чтобы солдаты могли подкрепиться на стоянках. Может быть, именно поэтому во время той кампании численный состав моих подчиненных постоянно увеличивался. Потерявшиеся солдаты, ищущие свою часть или отчаявшиеся ее найти, примыкали к колонне, которая выглядела почти упорядоченной, и, запрыгнув в мои танкетки, делили с нами наш провиант.

Мои люди трогали меня своей предупредительностью и услужливостью. Когда мы ели на откосе дороги, они жарили мне цыпленка или кролика.

Мне предстояло еще два-три дня двигаться вдоль Луары. Я проехал через дорогой мне Сомюр, где курсанты следующего выпуска готовились к бою. Это было единственное место, оставлявшее утешительное впечатление.

Знаменитую битву за Луару они дадут в одиночку и продержатся три дня — ради чести.

Книга вторая

Бордоские сумерки

I

Скорбная столица

Немногие приморские города могут сравниться с Бордо по красоте и богатству. И ни один, кроме Венеции, его не превосходит, к тому же в Венеции меньше античных древностей.

Бордо был римским городом, притом блестящим. Соседние с ним земли уже тогда засадили виноградной лозой, происходившей из Эпира, и виноградники процветали. Его школы, его ораторы были знамениты. У него был даже свой поэт: Аузон — грамматист, воспитатель императорских детей, префект Галлии, то есть премьер-министр всей Западной и Центральной Европы.

Потом Бордо долго был английским или, скорее, французским украшением британской короны и пришелся ей так кстати, что она до сих пор испытывает по нему ностальгию.

Вернувшись под власть короля Франции, Бордо ревниво оберегал свои вольности и привилегии. Во времена Фронды это была наиболее мятежная из наших провинциальных столиц, дело дошло до того, что Мазарини пришлось явиться сюда с королевой-регентшей и маленьким Людовиком XIV во главе настоящей армии, чтобы потоптаться какое-то время у городских ворот и в итоге сесть за стол переговоров.

Названия всех окрестных городов и местечек — Кутра, Либурн, Вейрак, Монсеррат, Кадийяк, Лормон — напоминают об оборонительных укреплениях, о битвах и осадах, которые надо было дать, снять или выдержать, чтобы взять или освободить Бордо, принудить или задобрить.

XVIII век даровал ему красивейшие в Европе фасады. Какой другой город додумался назвать одну из своих главных артерий в честь книги? Это улица Духа Законов, на которой была устроена первая префектура.

Веллингтон занял его в 1815 году самым учтивым образом.

В течение Июльской монархии и Второй империи Бордо, будучи оживленным портовым городом, смог торговать своими винами по всему миру, установив их приоритет.

Так же как и в «ужасный год», [6]ему выпало стать убежищем власти во время вторжения.

С середины сентября 1870 года делегация правительства, провозгласившего Третью республику, обосновалась в Бордо. Гамбетта, отправившись в путь на воздушном шаре, достиг его 1 января.

В феврале 1871 года Учредительное собрание, созванное в величественном здании театра работы архитектора Луи, избрало Адольфа Тьера главой исполнительной власти и приняло предварительные статьи Франкфуртского договора, после чего переехало в Версаль.

Другой сентябрь, сорок четыре года спустя. 3 сентября 1914 года, когда войска Вильгельма II угрожают Парижу, президент Пуанкаре приезжает в Бордо со всей своей военной и гражданской свитой. Там он обнародует декрет о закрытии сессии обеих палат, председателей которых взял с собой. Правительство заседает в городской ратуше.

Несмотря на сообщение 12 сентября о победе на Марне, Пуанкаре и председатель Совета Вивиани возвращаются в Париж только 8 декабря, особым поездом.

Бордо понадобилось подождать всего лишь двадцать шесть лет, чтобы вновь стать нашей скорбной столицей.

Вечером 14 июня 1940 года длинная вереница черных машин проехала по Каменному мосту, перевозя все власти республики. Президент Лебрен, как до него Пуанкаре, был помещен в особняке префекта на улице Виталь-Карл, бывшем дворце правителей Гиени. Особняк военного командования, совсем неподалеку, был предоставлен председателю Совета Полю Рейно и его любовнице, графине де Порт. Жорж Мандель, верный своей привычке, обосновался в здании самой префектуры, на рабочем месте.

Город был наводнен беженцами. На улицах и площадях царили столпотворение и замешательство. Мэр Адриен Марке, громогласный человек высокого роста, управлявший Бордо пятнадцать лет, делал все, что мог, чтобы удержать ситуацию под контролем.

Что касается маршала Петена, то он выбрал для проживания периферию Бордо, бульвар Вильсона, 304, большой частный особняк, владельцы которого отсутствовали.

Почему такое отдаленное положение? По причинам безопасности, как утверждает его военный секретариат? Или же чтобы держаться подальше от мест политической суеты?

Очень любопытна позиция Петена в течение этих часов, одновременно мрачных и беспокойных. Бедный президент Лебрен подавлен; он внезапно разражается слезами и поддерживает себя только стаканами анисового алкоголя. Поль Рейно встревожен и возбужден. Графиня де Порт, в блузке кремового шелка, которую не меняла уже несколько дней, отчего та приняла сомнительный оттенок, присутствует при всех его беседах, а когда он пишет, склоняется к его плечу.

Петен же спокоен и словно безразличен. Прекрасные голубые глаза, короткие, аккуратно подстриженные седые усы, свежие щеки, гладкие руки; у него слегка дрожит голос, но не из-за волнения, а от старости. Он неподвижно сидит в своем кресле.

И бульвар Вильсона становится центром активности вокруг бесстрастного старца. Телефон звонит не переставая, толпятся визитеры, принося не поддающиеся проверке новости, которые маршал спокойно выслушивает. Именно сюда беспрерывно прибывают курьеры, разносчики переданных через министерства телеграмм из войск. Отсюда же маршал дает приказ генералу Вейгану, еще находившемуся в Бриаре, эвакуировать Генеральный штаб из Виши и прибыть в Бордо в кратчайшие сроки.

Маршал ждет.

С 10 мая события теснили людей, преследовали, подавляли, пугали. Сейчас же именно люди, с их противоположными характерами и разнообразными слабостями, собирались придать форму развязке.

Множились личные инициативы. Каждый, считая, что способен отдавать приказы, барахтался в силках несчастья.

15 июня в восемь тридцать утра генерал Лафон, комендант военного округа и верный сторонник Петена, прибывает на бульвар Вильсона, 304, чтобы доложить маршалу, что Поль Рейно возымел намерение продолжить войну в Северной Африке.

— Я люблю Северную Африку и наши колонии, быть может, даже больше, чем кто бы то ни было. И знаю их важность, — отвечает маршал. — Но Франция здесь. Если мы покинем отчизну, то как и когда обретем ее вновь?

Для него три французских департамента Алжира, протектораты Тунис и Марокко — не более чем колониальные территории.