Дом Кёко - Мисима Юкио (смотреть онлайн бесплатно книга txt, fb2) 📗

Один из гостей и являл собой заурядность. Толстый карлик, известный в Японии деятель культуры, в сорок с лишним лет впервые оказался за границей. Он совсем не говорил по-английски, везде вращался в обществе японцев. Мадам Ямакава смотрела на него таким взглядом, каким смотрят на смешное неуклюжее насекомое, например на жука-навозника.

— Она ещё страшней, чем я слышала, — прошептала мужу окончательно струсившая Фудзико. Мадам смотрела на Фудзико как на сонливую девчонку.

Внутреннее убранство комнат представляло смесь викторианского и японского стилей. Это позволяло создать у японских гостей знакомое ощущение. Витрины из тёмной махагони гармонировали с лаковыми вещицами, с перламутром, старым китайским фарфором. Мебель с резными ножками была расставлена перед ширмой эпохи Момояма;[56] над жарко горевшим камином, на доске из итальянского мрамора, стояла большая ваза керамики Кутани.[57]

Гости пили аперитив. Затем официанты стали вносить один за другом подносы с закусками, где, по замыслу повара, которого Тацуно Нобухидэ перед войной вызвал из Японии, красовались съедобные сады: гора Фудзи, храмовые ворота, храм синто, буддийский храм, горбатый мостик, журавль. Появление этих блюд всякий раз вызывало аплодисменты гостей.

Глава филиала, получив согласие мадам, с японским фотоаппаратом подошёл к Сэйитиро и его жене.

— Особый случай, поэтому я попросил госпожу, чтобы на память семье Сугимото…

Мадам уверенно втиснулась между супругами, не поздоровавшись, уставилась прямо в камеру. Сэйитиро почувствовал, что её открытые плечи горят от выпитого спиртного. Чтобы навести фокус, понадобилось время. Один американец проявлял назойливый интерес к японскому фотоаппарату и очень мешал нервному фотографу.

— Отец жены, увидев эту фотографию, обзавидуется.

— A-а, вы о господине Курасаки. Я тоже была молодой, — проговорила довольным сухим голосом мадам, как обычно не глядя на собеседника. — Это был тысяча девятьсот двадцать седьмой год. Когда я впервые отправилась в путешествие по Индии, и он меня сопровождал. Я хорошо помню.

— После этого отец всегда говорил, что видит вас во сне.

— Страдал кошмарами. Жаль его.

Фудзико от страха затаила дыхание, это ощущение передалось Сэйитиро через дивные плечи мадам.

— До сих пор видит плохие сны.

— Вот упрямый, в точности как я.

Мадам на этот раз повернулась к Сэйитиро и, как это часто делают латиноамериканки, широко распахнула от удивления глаза. К этому моменту затвор фотоаппарата был взведён, и глава филиала громко призвал к вниманию. Лица гостей обратились к нему.

— Послушаем, что нам скажут. — Мадам развернулась. Её палец с бриллиантовым перстнем коснулся ладони Сэйитиро. — Что за неумелый фотограф, — не умолкала она, холодно уставившись на главу филиала и его фотоаппарат взглядом, каким смотрят на мошек.

Фудзико никак не могла побороть дрожь. Она впервые видела мужа с такой стороны. Он вёл себя очень дерзко, обращался к мадам Ямакаве развязным тоном, словно к женщине из бара.

Сэйитиро удивлялся сам себе. Когда он заговорил с мадам, ему показалось, что он говорит с Кёко, и, бессознательно отбросив правила приличия, показал ту часть себя, которую прежде нигде, кроме дома Кёко, не выпускал. Это нельзя было назвать наигранным, просто у него появлялся естественно-пренебрежительный тон. Он оживился. Короткий разговор принёс ему уверенность, что в этом они похожи.

«Теперь я стану говорить с ней только таким тоном, — подумал Сэйитиро. — Да и приятно, что мы вдвоём сразу же пресекли насмешки над Курасаки Гэндзо».

Фудзико отошла от мадам и вскоре оказалась в углу вдвоём с мужем. Ей вовсе не казалось, что над её отцом смеются. Она немного пришла в себя, к ней вернулась циничная весёлость, и она ободрила Сэйитиро словами:

— А ты храбрец. Я не ошиблась.

На стуле перед камином сидела американка с японской игрушкой-яйцом — мозаикой из Хаконэ. Сложное соединение множества крупных и мелких кусочков дерева создавало яйцо, но, разобрав его, не так-то просто было вернуть прежнюю форму. Вокруг толпились зрители, заинтересованные усиленной работой мысли.

Американка возилась с яйцом, у которого то где-то появлялась дырка, то вырастал рог. В конце концов она с досадой отложила игрушку. Родственник прежнего императора взял яйцо пухлыми пальцами, снова бережно разобрал его и начал складывать.

Сэйитиро заметил, что Фудзико у дальней стены салона взяла в плен американская пара средних лет. Рядом с ними стоял консул. Далёкая фигурка выглядела по-детски, но очень красиво.

Сэйитиро опять почувствовал, как его кожу колючкой цепляет холод кольца. На этот раз, может быть и без всякой задней мысли, на его ладонь нажали.

— Благодаря этому яйцу хозяйка может перевести дыхание, — начала разговор мадам Ямакава. — Идеально, чтобы она походила на это яйцо. Умудрённая жизнью, непостижимая, загадочная. Состоящая из кусочков дерева.

— Это не про вас.

— Да. Я не люблю ничего загадочного.

Она, оберегая бокал с коктейлем, провела Сэйитиро в угол, где можно было поговорить вдвоём. Ветка с красными листьями клёна, по-японски поставленная в роскошную вазу, скрывала их от посторонних взглядов.

— Каким же спортом вы занимаетесь? — спросила мадам.

«Вот, опять. Вечная ошибка. Меня принимают за обычного мужчину, который разбирается в спорте».

— Да так, немного тем, немного этим.

Сэйитиро всегда держался скромно.

Тон мадам вдруг опять стал надменным, приказным, она быстро, но чётко произнесла:

— В городе иногда бывают интересные тайные вечеринки, не чета этому дурацкому приёму. Если захотите сходить, я могу взять вас с собой.

— Буду очень благодарен.

— Я вам доверяю, поэтому сохраните всё в секрете. Я позвоню вам на фирму и сообщу день. Назовусь Кимурой, так что меня там не узнают.

Сэйитиро с простодушной, довольной улыбкой кивнул. Мадам легонько пожала его пальцы и быстро отошла.

Раздвижные двери банкетного зала широко распахнулись, и дворецкий сообщил гостям, что ужин подан.

Родственнику бывшей императорской семьи, увлёкшемуся сборкой яйца, было не до еды. Он, маленькая копия прежнего монарха, не мог своими пухленькими пальчиками справиться с игрушкой.

— Сделайте поскорее яичницу и покончите с этим, — посоветовала, коснувшись его плеча красным ногтем, американка, которая не смогла сложить яйцо.

Фотографии напечатали быстро, и Фудзико отправила их отцу. Ответ пришёл с обратной почтой. Отец описал свои впечатления, где прежние мечты сливались с реальностью, совсем иначе, не так, как в обычных коротких деловых письмах. Он был рад видеть свою взрослую дочь рядом с женщиной, занимавшей высокое положение в обществе, объяснял, что за это она должна благодарить мужа — Сэйитиро, который выбрал работу в компании «Ямакава-буссан». Столь длинное излияние чувств дало Фудзико повод взглянуть на отца свысока. Ей казалось, что в его словах есть что-то от признаний лавочника. И сразу вспомнилось, как она под влиянием отца боялась встречи с мадам Ямакавой.

Почему мадам была с ней так холодна? Она почти не обращалась к Фудзико. Тогда Фудзико это не слишком тронуло, но через несколько дней, особенно сейчас, когда пришло письмо, её охватили унижение и досада. Мадам Ямакава, казалось, объединила все презрительные взгляды, которыми смотрели на Фудзико живущие здесь соотечественники. Полагая, что в таком тяжёлом положении, с ярлыком «плохой жены» она оказалась из-за того, что отец отправил её в Америку одновременно с Сэйитиро, Фудзико забывала, что сама страстно того желала, а теперь сердилась, будто он её тогда пожалел. В мыслях она была груба. Сейчас эгоистичная дочь могла думать лишь о том, что отцовская любовь и позиция лавочника — это намертво прилипшие к отцу символы дешёвки.