Завидное чувство Веры Стениной - Матвеева Анна Александровна (книги бесплатно .txt) 📗
– Давайте её выбросим, – предложила бабушка Андреевна, но Евгения, конечно же, заплакала. Она любила скользкую гадину, как другие девочки любят бархатных котиков и плюшевых собак.
Решили выпустить Марину в Исеть – и через два дня действительно увезли и выплеснули вместе с водой, как младенца из пословицы. Безутешной Евгении подарили черепаху, назвали Дашей. Черепаха тут же уползла куда-то в дебри квартиры и появилась только через месяц – вытягивала шею в поисках еды. Потом бабушка Евгении куда-то сбагрила черепаху, придумав для внучки историю про Дашино бегство. Бедняжка Евгения написала объявления и развесила их по всему району – «Убежала черепаха!». И долго не понимала, почему все так смеются над этими грустными словами.
Как сложилась судьба Марины, неизвестно. В теленовостях через пару месяцев прошёл взволнованный репортаж о загадочном появлении в водах Исети таинственного зубастого монстра – и Лара, и Евгения очень надеялись, что монстром была Марина. На этом глава про домашних питомцев окончилась, а вот глава про Ереваныча – та, к сожалению, ещё только начиналась.
Глава тридцать шестая
Стиль – это душа.
Мать переводила взгляд с Лары на Серёжу, как будто пыталась найти в них сходство – или отличия, как в детских задачках. А ведь мы правда похожи, подумала вдруг Лара – не с матерью, конечно, с ней-то у нас ничего общего, кроме того что мы семья. Но вот с этим чужим Серёжей, явившимся как бог из машины, действительно похожи. У него такая же белая кожа и волосы раньше были рыжими – кое-где в седине дотлевали огненные пряди. Что, если мать всю жизнь её обманывала и настоящим отцом Лары был как раз этот врач, к которому притягивает незнакомая, властная сила? Может быть, это и есть чувство родства, правда крови? Тогда всё становится по местам, как в чисто убранной квартире. Мать встретилась с отцом (какое приятное слово!), открыла ему тайну Лариного рождения – а всё остальное они придумали для того, чтобы познакомить Серёжу с дочерью. Евгения, которая почему-то не может сама добраться домой из аэропорта, тётя Юля, которая никогда не отвечает на телефонные звонки, – эти важные для Лары люди вдруг превратились в статистов, а на главную роль в спектакле внезапно утвердили её, Лару.
– Смотри, там Ереваныч! – вскрикнула мать. Лара повернула голову – и увидела крупного мужчину с квадратной стрижкой. Он быстро шёл к выходу, но его ещё можно было догнать. Лара вскочила с места, уронив недоеденный бутерброд, и побежала за Ереванычем, надеясь, что Серёжа (папа!) смотрит ей вслед и любуется тем, какая она у него быстрая и ловкая.
…Большая машина долго везла их по городу, а потом вылетела из Екатеринбурга, как ракета – и понеслась по тракту, мимо лесов и шашлычных. Водитель был молчалив, но в зеркале подмигивал. Его звали Марат – «как революционера», объяснила шёпотом Евгения.
Мать молчала, переживая за рваную юбку, а тётя Юля нервно болтала всю дорогу, пока машина не въехала под шлагбаум и не остановилась перед большим красивым домом за оградой, напомнившей Ларе заточенные копья. Двери открылись сами собой, где-то залаяла собака. Тётя Юля с проворством постоянной гостьи поднялась на крыльцо – и махала оттуда девочкам: что вы там копаетесь! Верка, не страдай из-за юбки – зашьём!
Марат тоже шёл следом, и Лару это обрадовало – мысленно она уже вышла за него замуж, наивно приписав водителю и обладание хозяйской машиной, и даже какие-то права на этот удивительный дом.
А дом был правда удивительный. Лара в таких раньше не бывала – и полагала, что загородный дом должен быть похож на убогую хибарку тёти Эльзы в коллективном саду «Комсомолец». Дом Ереваныча состоял из десяти, а то и больше комнат, наполненных самой разнообразной мебелью, какую только можно было купить в те годы. Лару особенно потряс белый кожаный диван – она с удовольствием представила себе, как кто-нибудь садится на него в грязной одежде. Полы во всех комнатах были устланы мягкими коврами, а в гостиной, где стоял белый рояль, пол оказался прозрачным, как аквариум – и под ним плавали рыбы! Лара с Евгенией помянули добрым словом несчастную Марину, давным-давно издохшую в исетской клоаке, и тут их позвали в следующую комнату.
Экскурсию по дому вела тётя Юля на правах даже не постоянной посетительницы – а хозяйки:
– Обратили внимание, что свет во всех комнатах включается автоматически? Это он реагирует на наше появление.
– А почему хозяин на него не реагирует? – спросила мать. Она первым делом оглядела себя сзади в зеркале – и успокоилась. Разрез на юбке стал чуть глубже, ну и ладно.
– У него срочный разговор с Лондоном, – объяснила тётя Юля. – Прошу к столу!
Стол был накрыт как для парадного банкета в ресторане, куда Сарматов однажды водил Лару с матерью. Всё сверкало, искрилось и сияло. Еду подавала строгая женщина в белом, как раньше был у школьниц, фартуке – она поморщилась, увидев девчонок, а Евгения потом уверяла, что у неё ещё и задёргался левый глаз.
Тётя Юля называла женщину в фартуке просто по имени – Люда и вела себя с ней так, будто очень хотела этой самой Люде понравиться. Вообще-то тётя Юля всегда всем нравилась – у неё постоянно спрашивали дорогу на улице, а случайные знакомые в поезде обязательно давали ей свой адрес и телефон, чтобы она приехала к ним когда-нибудь в Москву, Воронеж и Череповец. Но на строгую Люду в фартуке тёти-Юлины чары почему-то не действовали – она раздражённо плюхнула на стол очередную тарелку (с печёночным паштетом) и ушла восвояси.
– Мало радости – жить в таком доме и не быть в нём хозяйкой, – заметила мать, а тётя Юля возмутилась:
– Люда здесь не живёт! Это домработница, Марат её привозит и увозит.
– Я не про Люду, – сказала мать, но тётя Юля в отличие от Лары её не услышала – вся вскинулась навстречу мужчине, который входил в комнату:
– Юрочка! Знакомься, Вера, Лара. Евгению ты, надеюсь, помнишь.
– Как тут забудешь, – задумчиво сказал Ереваныч, глядя на несчастную Евгению таким взглядом, что все поняли: он рад бы о ней забыть, да не знает, как это сделать.
Лара надеялась, что Марат сядет с ними ужинать – но в этом доме прислугу держали строго. Через минуту водитель мелькнул в дальних комнатах, за ним семенила непреклонная Люда. Дверь, мотор, шелест шин по гравию…
Ереваныч общаться не спешил, всем своим видом показывая, что мысли его заняты значительно более интересными и важными вещами, чем гости. К Юльке он обращался благосклонно, подливал ей вина, шептал что-то на ухо, и шея его становилась при этом тёмно-розовой, как ветчина. Мать почти ничего не ела, хотя на столе было много всего вкусного, а поужинать дома они не успели.
Наконец Ереваныч снизошёл до неё:
– Юля сказала, вы по части искусства?
Мать начала рассказывать о своей работе, но Ереваныч не слушал – ему достаточно было задать вопрос, а ответ его не интересовал. Ответы он и сам знал, на любые вопросы. Так что мать замолчала, на глазах вскипая возмущением, а Ереваныч тем временем принялся кормить тётю Юлю с ложечки – как маленького ребёнка. Это было невероятно противное зрелище, но тётя Юля послушно облизывала ложечку и открывала рот, как птенец.
– Ну что, нам, пожалуй, пора! – решилась мать и встала из-за стола, решительная, как Родина-Мать из Волгограда (недавно Лара видела этот памятник в слайдовой презентации на уроке истории).
– Да уж посидите ещё, пожалуйста! – сказал Ереваныч таким голосом, что все опять же сразу поняли: он нисколько не хочет, чтобы они тут сидели, но при этом ему приятно хвастаться перед ними своим красивым домом и послушной тётей Юлей, которая опять раскрыла рот в ожидании ложечки.
Вечером по телефону мать сказала тёте Юле, что на её месте она бы ткнула Ереванычу ложкой в глаз (Лара подумала, что лучше бы – вилкой). А тётя Юля обиделась на маму, и они целую неделю не разговаривали. Но до вечера и телефона ещё нужно было дожить – Ереваныч долго не разрешал им уходить и после чая с красивым, но приторным тортом повёл их вниз по лестнице, в бассейн и сауну.
