Дар дождя - Энг Тан Тван (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
Что стояло у меня в глазах – капли дождя или слезы осознанного отказа от того, что стало неотъемлемой частью моей жизни? Я действительно не хотел этого знать.
Эндо-сан поднялся и сказал, не глядя на меня:
– Побудь здесь еще немного. Мне пора на работу.
Необычный тон его голоса заставил меня повиноваться. Откинувшись назад, я смотрел, как он идет к ждавшей его машине и как уезжает прочь.
Опустив глаза, я увидел на скамье оставленную им коричневую папку, забрызганную дождем, похожую на шкуру животного. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никому нет до меня дела, я открыл ее. Он забрал основную часть документов, потому что папка стала намного тоньше, чем была у Саотомэ на совещании.
Я прочитал несколько листов. На каждом стояла красная печать Саотомэ, как шрам от удара. Они подтверждали то, что я услышал за дверью кабинета Хироси, и кое-что еще.
Боясь, что Кон не проглотит наживку, Саотомэ приказал схватить сэнсэя Кона, Танаку. Конвой, сопровождавший Саотомэ обратно в Куала-Лумпур, должен был доставить Танаку к месту казни за то, что тот не передал себя в распоряжение японских властей после захвата острова и не стал с ними сотрудничать. Обвинение было безосновательным, сфабрикованным Саотомэ с единственной целью – выманить Кона из джунглей, чтобы спасти учителя, который уехал так далеко от Японии, потому что некто попросил его приглядеть за Эндо-саном и потому что когда-то давно, в детстве, они были друзьями.
В тот вечер я вышел на лодке в океан, наблюдая за огоньками рыболовецких траулеров, выходящих на лов. Мои мысли качались на плаву, как рыболовные сети, захватывая все попадавшееся на пути.
Я подумал о братьях и об Изабель, понимая, что страдания Эдварда в лагере и смерти Уильяма и Изабель отчасти случились из-за меня и моей связи с японцами. Я спрашивал себя, как бы все получилось, не встреть я Эндо-сана, но не находил ответа.
Внезапно нахлынули мысли о событиях последних недель, против которых, как мне казалось, я отгородился непробиваемым барьером. Силы были на исходе, я понял, что бой пора прекратить, и всецело отдался горю. В тот миг я ясно увидел, что готовило мне будущее, что сколько бы жизней я ни прожил и как бы ни пытался искупить свои грехи, ничто не поможет мне вновь обрести мир в душе. Изабель была права: я никогда не смогу забыть.
Я провел ту ночь на берегу острова Эндо-сана, не в силах войти в дом и посмотреть ему в глаза. Когда на рассвете я вернулся, в доме царила тишина. Я позвал его, но он уже уплыл на собственной лодке. Меня кольнуло чувство утраты, но я не обратил на него внимания. Скатав футон, на который так и не лег в ту ночь, я положил его в шкаф. Собрав всю свою одежду, я огляделся. Меча Нагамицу, подаренного мне Эндо-саном, на месте не было, но его меч лежал на подставке. Я смотрел на него, не понимая, как творение такой красоты могло в то же время быть совершенным орудием убийства.
Я быстро вернулся на берег и сел в лодку. Вставшее над морем солнце тут же растворилось в неподвижных тяжелых тучах. Море было враждебным и топило каждый луч света, коснувшийся его поверхности.
Приблизившись к берегу, я направил форштевень лодки на Истану и предоставил волнам и воле океана нести меня домой. Оглянувшись на остров Эндо-сана, от которого меня относило все дальше, я гадал, вернусь ли туда еще когда-нибудь.
Лодка ударилась о песок в шаге от того места, где умерла Изабель. Я ступил на него и прочитал короткую молитву в ее память. Подняв взгляд на дерево, я увидел прислонившегося к нему отца; они стояли рядом, дерево и тот, кто его посадил. Я поднялся по узкой лестнице и подошел к нему, не давая себе труда скрыть шок. Он чудовищно постарел, волосы висели безжизненными поникшими прядями, глаза ввалились, превратившись в окруженные морщинами воронки. Вся моя решимость рухнула, и мне пришлось напрячься, чтобы собрать ее снова.
– Мне придется ненадолго уехать. Увидеться с дедом… и кое-что исправить.
– Понимаю. Рано или поздно каждому приходится это делать. И прости меня.
Я сказал, что не понимаю, что он хочет этим сказать.
– Я обещал отвести тебя на реку, где мы с твоей матерью нашли светлячков. Но так и не отвел.
– Неважно. Мы сможем пойти туда после войны, и ты мне все покажешь. Но сейчас ты должен поехать со мной. Я найду безопасное место, чтобы ты мог спрятаться.
Он покачал головой:
– Делай то, что должен, и возвращайся обратно. Я буду ждать тебя здесь. И мы вместе пойдем на реку.
Он наклонился, и я увидел футляры с его коллекцией бабочек, составленные один на другой, все сломанные и раздавленные людьми Фудзихары. Он уже вытряхнул разбитые стеклянные крышки и теперь зачерпнул пригоршню засушенных крыльев.
– Пора выпустить их на волю.
Он помедлил, глядя на макушки деревьев, чтобы оценить направление ветра. Дождавшись нужного момента, отец взмахнул рукой, и ветер подхватил невесомых бабочек, унося их в потоке на небо, где ранние лучи солнца вернули им цвет и жизнь, и они словно вновь замахали хрупкими крыльями в поисках неуловимого аромата цветов.
Я тоже наклонился, мы оба взяли еще по пригоршне, и еще по одной, и еще, пока они не кончились, и стали смотреть, как ветер тянет ленту из крыльев все дальше и дальше в море, пока она не исчезла из виду. Я про себя прочитал молитву, чтобы бабочки летели вечно.
– Осталась еще одна.
На отцовской ладони лежала Трогоноптера раджи Брука, бабочка, за которой он охотился перед тем, как заболела мать. Ее огромные черные крылья были изрезаны осколками битого стекла, но она казалась по-прежнему элегантной и полной сил, готовая снова взмыть в воздух.
Он повернул мою руку и положил бабочку мне на ладонь.
– Делай с ней что хочешь.
Я погладил ее крылья, все еще гладкие и шелковистые. По взгляду отца я понял, что нужно сделать. И я выпустил ее в невидимое воздушное течение, где она потянулась, расправляя залежавшиеся без дела крылья, с почти осязаемым томящимся наслаждением. Когда мы наблюдали за ее воскрешенным полетом, я почувствовал на плече руку отца. Она поднималась выше и выше, пока не затерялась в сиянии нового дня.
Я заранее подкупил начальника крематория, чтобы тетю Мэй кремировали отдельно, а не вместе с телами других заключенных, регулярно убиваемых японцами. Меня приводило в ярость то, что я не мог сделать того же для Изабель; ее тело исчезло.
Войдя в кабинет Эндо-сана, я сказал ему, что обязан сообщить деду о смерти тети Мэй и передать ему ее прах, чтобы над ней выполнили положенные обряды.
– Понимаю. Еще раз скажу, что мне очень жаль, что тебе выпали такие испытания. Эта ноша невыносима.
Из сада в кабинет заглянул утренний свет, осветив висевший позади Эндо-сана флаг его страны. Я вздрогнул, потому что он стоял прямо перед красным кругом в центре флага, и мне показалось, что из него сочится кровь, собираясь в лужицу на белом полотнище.
Он опустил руки по бокам и медленно поклонился. Поколебавшись, я вернул ему поклон. Когда он выпрямился, солнце зацепилось за набежавшие на его глаза слезы, и мы откуда-то знали, что когда встретимся снова, все будет иначе. Былые времена исчезнут навеки.
– Желаю тебе удачи в пути. Закончи то, что решил осуществить.
Самым твердым голосом, на какой я был способен, я сказал:
– Пожалуйста, позаботьтесь о моем отце.
– Позабочусь.
Мы оба на секунду замерли, не в силах пошевелиться. Я знал, чего жду, хотя мне и было стыдно в этом признаться. Если бы в тот миг он попросил меня остаться, я бы повиновался. Он открыл было рот, но решил промолчать и ничего не сказал. Я покачал головой, сокрушаясь собственной слабости, и повернулся к двери.
– Подожди. – Эндо-сан подошел к шкафу с выступавшей полкой. – Чуть не забыл.
Он поднял Кумо, мой меч, в традиционной манере: меч всей длиной парил в воздухе, и только конец острия и рукоять лежали на раскрытых ладонях.
– Я посылал его отполировать и смазать. Вообще-то, эти вещи полагается делать хозяину, то есть тебе, но… считай это моим прощальным подарком.
