Водяра - Таболов Артур (книги регистрация онлайн .txt) 📗
– Григорий Андреевич, сколько ты уже в Туле? – поинтересовался Панкратов, пока Немчинов выгружал из холодильника выпивку и закуску.
– Скоро год.
– А почему не перевозишь семью?
– Нет смысла. Потом снова сниматься с места. Ты же не думаешь, что я буду вечно жить в Туле? Дрянной городишко.
– Чем?
– Всем.
– А тогда зачем тебе такая квартира?
– Положена. Потом продам. Много не получу, не Москва, но все деньги. Устраивайся, Михаил Юрьевич, – гостеприимно предложил Немчинов, показывая на стол, в центре которого стояла бутылка «Русского стандарта» в окружении крупно порезанного сервелата, красной икры и семги из вакуумной упаковки. – Ничего, что по-холостяцки?
– Вообще-то я привык к хрусталю, и чтобы прислуживал дворецкий, – отозвался Панкратов. – Но для разнообразия сойдет.
Немчинов засмеялся и наполнил стограммовые граненые стопари.
– Давай. О делах ни слова, ну их к черту. Со свиданьицем!
Он оказался не только меломаном, но и завзятым театралом. Когда выяснилось, что и Панкратов этому делу не чужд (благодаря настойчивости жены), разговор пошел живой, заинтересованный. Как оказалось, Панкратов видел и те спектакли, которых Немчинов не сумел посмотреть во время наездов в Москву. Он даже зауважал собеседника:
– Ну, Михаил Юрьевич, удивил. Я-то думал, что ты крот бумажный. Давай за искусство, оно украшает жизнь!
За разговором прикончили бутылку, прогулялись за второй. От театра перешли к общим знакомым: кто где. Панкратов вспомнил Сергеева, бывшего генерального директора «Туласпирта», с которым познакомился, когда работал в бригаде Генеральной прокуратуры, расследующей убийство депутата Госдумы Сорокина. Немчинов Сергеева не застал, но много о нем слышал и отзывался не очень доброжелательно: с него у «Туласпирта» начались все проблемы. В подробности вдаваться не стал, а на вопрос, где он сейчас, ответил коротко и словно бы неохотно:
– Умер.
– Вот как? Когда?
– В девяносто девятом году.
– От чего?
Немчинов неопределенно пожал плечами:
– От чего умирают люди? От жизни. Жизнь для здоровья вообще вредная штука. Каждый прожитый день приближает нас к смерти, а не к бессмертию. И с этим ничего не поделаешь: закон природы.
В третьем часу ночи он решительно накрыл ладонью свой стакан.
– Мне хватит. Ты человек свободный, а мне завтра работать. Вернее, уже сегодня.
– Мне тоже хватит, – согласился Панкратов. – Как у вас здесь с такси?
– С такси у нас здесь по-разному. Можно и час прождать. Я же говорю, дрянной город. Так что лучше ночуй у меня, места хватит.
Проснулся Панкратов в десятом часу утра. Немчинова не было. На кухонном столе без следов ночного пиршества стоял полный стопарь, накрытый бутербродом с красной икрой. Рядом записка: «Поправляйся. Если бы ты знал, как я тебе завидую. Когда будешь уходить, просто прихлопни дверь. Увидимся».
Бутерброд Панкратов через силу сжевал, а водку вылил в раковину. Обошел квартиру, проверяя, все ли форточки заперты. И снова поразился бесприютности, временности жилья. Это странное ощущение общей неустроенности, неуверенности в жизни преследовало Панкратова все время его пребывания в Туле.
II
Панкратов был связан с алкогольным рынком много лет, знал все его тонкости, имел заслуженную репутацию эксперта, к мнению которого прислушивались не только Пекарский, но и другие крупные водкозаводчики, но так и не смог взять в толк главного: каким образом производство водки может быть нерентабельным. Это не автомобили, сбыту которых может помешать импорт, не бытовая техника, которая залеживается на складах, потому что конкуренты выпустили новые, более совершенные модели, не одежда или обувь, вышедшие из моды. На водку есть постоянный спрос всегда, даже в самые тяжелые времена. Себестоимость водки составляет не более десяти процентов от ее магазинной цены. Каким же образом даже крупные предприятия с современным оборудованиям, со сложившимися рабочими коллективами, с опытными технологами и с руководителями, далеко не дураками, умудряются оказаться на грани банкротства? А ведь оказываются, сплошь и рядом. Этого Панкратов уразуметь не мог. Не в каждом конкретном случае, а вообще, как некую закономерность. Этого не могло быть. Это противоречило всем законам экономики и здравому смыслу. И все-таки это было. Непостижимо!
Ему понадобилась не слишком много времени, чтобы понять, как в таком катастрофическом финансовом положении оказался «Туласпирт». Расследованию способствовала и атмосфера, царившая в объединении. Внешне все выглядело так же, как при прежнем генеральном директоре Сергееве. Тот же солидный, с ковром и мебелью вишневого дерева кабинет, та же приемная с цветами, та же (или такая же) длинноногая секретарша с внешностью фотомодели. Та же стерильная чистота в цехах, тот же напряженный рабочий ритм.
Все было таким же и не таким – будто бы выцветшим, припыленным. И ковер на полу в кабинете генерального потерт, и гостевые кожаные кресла потеряли лоск. Но главное – люди были другими. Они еще без задержки получали зарплату и премии за выполнение плана, но словно бы чувствовали, что эта стабильность вот-вот закончится. Ощущение смутной тревоги заставляло их быть откровенными с Панкратовым, как будто этот спокойный доброжелательный человек с темными мешками под глазами мог развеять их сомнения, сообщить им уверенность, что все устроится.
Еще во время давней встречи с Сергеевым Панкратов заподозрил, что положение генерального директора, проигравшего губернаторские выборы, не может быть таким уж благополучным. Но тогда он отметил это мимолетно, его интересовало другое. Теперь же он попытался восстановить события тех дней и понял, что Немчинов прав, считая, что с Сергеева пошли все проблемы объединения.
Они начались во время предвыборной кампании. Руководители Пронского спиртового завода, вышедшего к тому времени из состава «Туласпирта», поддержали кандидатуру Стародубцева и внесли немалые деньги в его избирательный фонд. В ответ из предвыборного штаба Сергеева слили в прессу информацию о том, что на Пронском спиртзаводе широко практикуется так называемый лжеэкспорт, когда продукцию отгружают в адрес подставных фирм как бы на экспорт, но продают в России и не платят налогов, так как экспортная продукция акцизом не облагается. Нагрянула налоговая полиция, факты подтвердились. Счета Пронского завода арестовали, а деньги, незаконно перечисленные в избирательный фонд Стародубцева, были обращены в доход государства. Все бы этим и кончилось, но налоговики то ли по собственной инициативе, а вернее – с подачи сторонников Стародубцева, провели тотальную проверку на всех заводах «Туласпирта» и выявили фактов лжеэкспорта на 300 миллионов рублей. Юристы объединения оспорили решение налоговиков в арбитраже, начались затяжные судебные тяжбы.
К этому времени относилось и решение Сергеева отказаться от разлива водок «Столичная» и «Русская». За них нужно было платить роялти внешнеторговому объединению «Союзплодоимпорт», которому эти торговые марки, раскрученные на Западе, принадлежали еще с советских времен. Он переориентировал производство на выпуск собственных водок «Левша», «Россия» и «Лужковская» (нареченную так не в честь московского мэра, а по названию Лужковского спиртзавода). Дорогостоящая рекламная кампания эффекта не дала, новые водки не прижились на перенасыщенном московском рынке, «Туласпирт» понес большие убытки.
После победы Стародубцева на губернаторских выборах стало ясно, что дни Сергеева на посту генерального директора «Туласпирта» сочтены. Заручившись поддержкой Мингосимущества, управлявшего в то время государственными акциями алкогольных предприятий, губернатор назначил на конец 1998 года собрание акционеров объединения, на котором должна была решиться судьба Сергеева. Как она решится, сомнений ни у кого не было. Представитель губернатора получил доверенность на право голосовать контрольным пакетом акций «Туласпирта», это давало ему возможность сменить руководство.