Какое надувательство! - Коу Джонатан (мир бесплатных книг txt) 📗

его стражник рвался из штанов

она повлажнела между бедер

у него повлажнело за ушами

она уже готова была кончить

он не понимал, кончает он или начинает

Именно на этой экстатической развилке, когда работе удалось довести меня до состояния какого-то отчаянного возбуждения, зазвонил телефон. Я удивленно поднял голову и воззрился на часы. Половина третьего ночи. Как ни абсурдно, но я ощутил позыв привести в порядок стол и перевернуть все листы, а уже потом идти к телефону. Голос в трубке был незнакомым.

— Мистер Оуэн?

— Он самый.

— Простите, что тревожу вас в такое время. Надеюсь, я вас еще не разбудил. Моя фамилия Ханрахан. Я звоню по просьбе одного из моих клиентов, некоего мистера Финдлея Оникса, утверждающего, что вы — его знакомый.

— Это так.

— Видите ли, я его адвокат. Финдлей просил меня передать вам его извинения за то, что он не может говорить с вами лично. Он задержан и находится в полицейском участке Хорнси. Телефонные звонки ему больше не разрешены. Тем не менее ему крайне хотелось бы встретиться с вами лично при скорейшей возможности. Он просил меня передать, чтобы вы подъехали к участку завтра прямо с утра, если это возможно.

— Ну, это… трудно, — я подумал о Фионе и ее визите к врачу. — Но если это абсолютно необходимо… Иными словами — что происходит? У него неприятности?

— Боюсь, что да. Мне в самом деле кажется, что лучше всего вам постараться и приехать.

Я неуверенно пообещал, что приеду.

— Хорошо. Значит, Финдлей может на вас рассчитывать. — И он повесил трубку.

Разговор завершился так быстро, что я едва ли что-то понял. Для начала, я даже не поинтересовался, за что полиция задержала Финдлея — если, разумеется (и неожиданно это показалось самым очевидным, да и вообще единственным ответом), это не он вломился в дом мистера Макгэнни и украл документы, имеющие отношение к моей книге? Я зашел в спальню, лег на кровать и попробовал оценить вероятность такого поворота событий. Не могли же его поймать так быстро — ограбление случилось прошлой ночью. Хотя почему нет? Он стар и немощен, мог оставить за собой цепочку нежелательных улик. Но если и так, к чему эта срочность? Его наверняка выпустят под залог, и встреча наша могла бы подождать, пока он не вернется к себе домой. Так или иначе, понятнее не становилось, и остаток ночи я мысленно ворочал новость в тяжелом полусне, прерванном через каких-то несколько часов первыми лучами зимнего солнца.

Казалось, до участка я добирался автобусом целое утро. У Фионы, по крайней мере, такой проблемы не будет: перед выходом я заказал ей такси-малолитражку. Помимо прочего, я тем самым словно дал взятку собственной совести: когда я уходил, Фиона показалась мне такой беззащитной — надела лучший костюм, который носила на работу; так люди поступают, когда их охватывает странное ощущение пристойности — если уж идут на верную смерть, то хотя бы выглядеть должны как полагается. (Но, думаю, это им и сил придает.) Если б я поехал с нею, ничего бы не изменилось. Так я успокаивал себя, пока автобус рывками и толчками одышливо продвигался по Лондону, влача меня все ближе к новой фазе тайны, от которой я, сказать по правде, все больше начинал отстраняться. Хорошее такое чувство — это отстранение: после долгих лет недоумения и терзаний мне было легче. Кто бы мог подумать, что все это пройдет, едва успеет закончиться утро.

Дежурный сержант продержал меня лишь несколько минут, затем провел в ярко освещенную, но грязноватую камеру в цокольном этаже участка. Финдлей сидел выпрямившись на скамье: на плечи наброшен плащ, седые волосы в резком свете единственного окошка под потолком нимбом стояли над головой.

— Майкл, — произнес он, пожимая мне руку, — вы оказали мне честь. Мне остается лишь желать, чтобы нашей второй встрече не суждено было состояться среди подобной грязи и убожества. Вина за это, боюсь, целиком лежит на мне.

— Целиком?

— Ну, вероятно, вы способны догадаться, что именно привело меня сюда.

— У меня есть… скажем так, подозрение.

— Разумеется, Майкл. С вашей проницательностью, вашей интуицией. Вы же понимаете, каким недугам подвержены старики, когда решимость ослабевает, а желания — увы — остаются сильны. Так же сильны, как и прежде. — Он вздохнул. — Мне кажется, в нашу последнюю встречу я упоминал… об условном осуждении?

Я неуверенно кивнул. Честно говоря, я потерял ход его мысли.

— Так вот, я его нарушил. Такова прискорбная суть дела, и винить за это я могу только себя.

Стало немного проясняться.

— Вы имеете в виду ваше условное наказание?

— Разумеется. Меня вновь своими требованиями приперло к стене мое безрассудное либидо. Вновь сила плоти возобладала над силой духа…

— Так, значит, не вы вломились в дом мистера Макгэнни пару ночей назад?

Он вскинул голову и зашипел, бросив предостерегающий взгляд на дверь:

— Ради всего святого, Майкл. Вы что — хотите усугубить мое положение? — И продолжил шепотом: — Зачем, по-вашему, я вас сюда вызвал, если не для того, чтобы именно это и обсудить?

Я сел на скамью с ним рядом и стал дожидаться объяснений. Через некоторое время я понял, что он обиженно дуется.

— Простите меня — подтолкнул его я.

— Помимо всего прочего, — сказал Финдлей, — вы подвергаете сомнению мою профессиональную компетентность, если считаете меня неспособным выполнить настолько рядовое маленькое задание и не попасться. Я проскользнул в этот дом, Майкл, и выскользнул из него с грацией дикой кошки. Сам великий Рэффлз [109] снял бы шляпу и ахнул от зависти.

— Так что пошло не так?

— Простая потеря контроля, Майкл. Нехватка силы воли и ничего кроме. Вчера весь день я провел за изучением позаимствованных документов — повторяю, прихваченных взаймы, ибо я свято чту чужую собственность, — и к вечеру был в достаточной мере удовлетворен: бумаги предоставляли мне все необходимое, чтобы выковать недостающие звенья в цепи этого крайне трудного расследования. Вообразите мое возбуждение, Майкл. Вообразите, какой приток адреналина ощутил я в своей кровеносной системе, какой поток гордости и восторга пронесся по моим древним венам. Неожиданно я ощутил себя молодым тридцатилетним человеком.