Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление (др. перевод) - Рэнд Айн (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
— Неправильно это, — проговорил он, обращаясь ко всему горизонту, хотя слышать его мог только один молодой человек на платформе. — При отце моем такого не было. Я не из больших шишек. Я не хочу ни с кем сражаться. Что произошло с миром?
Ответа не последовало.
— Ну а ты, например… тебя берут в Колорадо?
— Меня? Нет, я здесь не в штате. Так, подрабатываю. Нанялся, чтобы помочь с погрузкой.
— Ну, а что же ты будешь делать после того, как они уедут?
— Не имею ни малейшего представления.
— А что ты будешь делать, если переехать решит кто-то еще?
— Поживем — увидим.
Мистер Моуэн с сомнением посмотрел наверх: трудно было понять, к кому относится этот ответ — к нему, или молодой человек адресовал его самому себе. Однако внимание того было полностью приковано к работе; он не смотрел вниз.
Юноша перебрался к покрытым брезентом силуэтам на следующую платформу, и мистер Моуэн последовал за ним, глядя вверх, споря с кем-то в пространстве:
— У меня же есть права, так ведь? Я родился здесь. И когда рос, не сомневался, что старые компании останутся на своем месте. Я рассчитывал, что буду руководить заводом, как это делал мой отец. Человек является членом общества, и у него есть право рассчитывать на общество, так ведь?.. С этим что-то надо делать.
— С чем?
— О, да знаю я, тебе-то все это кажется великолепным, так ведь?.. И весь этот таггертовский бум и риарден-металл, и золотая лихорадка в Колорадо, и пьяное веселье там, где Уайэтт и его компания расширяют производство, которое и так кипит, как переполненный чайник! Всем кажется, что это чудесно — и ничего другого не услышишь, куда ни пойди — и все кругом счастливы, строят планы, как шестилетние детишки на лето, можно подумать, что вокруг сплошной медовый месяц на всю страну или постоянное Четвертое июля!
Молодой человек молчал.
— Ну, я-то так не думаю, — проговорил мистер Моуэн. И произнес, понизив голос:
— В газетах этого не пишут, учти, в газетах ничего толкового не прочитаешь.
Ответом мистеру Моуэну послужил только звон цепей.
— Ну почему все они бегут именно в Колорадо? — спросил он. — Что там есть такого, чего нет здесь, у нас?
Молодой человек ухмыльнулся:
— Может быть, это как раз у вас здесь есть нечто такое, чего нет там.
— Что же?
Молодой человек не ответил.
— Не понимаю. Это же отсталый, примитивный, непросвещенный край. Там нет даже сколько-нибудь современного правительства. Худшего правительства не найдешь ни в одном штате. И столь же ленивого. Оно ничем не занято — только содержит суды и полицию. Оно ничего не делает для людей. Оно никому не помогает. Не могу понять, почему наши лучшие компании стремятся сбежать туда.
Молодой человек посмотрел на него сверху вниз, но ничего не сказал.
Мистер Моуэн вздохнул.
— Неправильно все это, — проговорил он. — Билль об уравнении возможностей — вещь, безусловно, хорошая. Свой шанс должен получить каждый. И просто стыд и позор, что такие люди, как Квинн, пытаются добиться с его помощью несправедливого преимущества. Почему он не может предоставить кому-нибудь в Колорадо возможность изготавливать такие же подшипники?.. По мне, так лучше бы эти типы из Колорадо оставили нас в покое. И литейная конторка Стоктона не имеет никакого права встревать в сигнально-стрелочное дело. При всех тех годах, которые я потратил на него, у меня есть бесспорное право старейшины; это нечестно, это чистая свара в стае, новичков не следует туда допускать. Куда я буду теперь продавать свои стрелки и семафоры? В Колорадо были две крупные железные дороги. Теперь «Феникс-Дуранго» закрылась, так что осталась только «Таггерт Трансконтинентал». Они поступили подло — заставили Дэна Конвея уйти. Всегда должна оставаться возможность для конкуренции… А я уже шесть месяцев жду заказанную у Оррена Бойля сталь, и теперь он говорит мне, что не может ничего обещать, потому что риарден-металл подорвал ему весь сбыт, за этот металл дерутся, и Бойль вынужден сокращать производство. И это нечестно… почему это Риардену можно подрывать чужие рынки… И мне тоже нужно немного риарден-металла, но попробуй теперь найди его! Очередь к нему уже выстроилась на три штата, и никому — ничего, только его старинным дружкам, таким как Уайэтт и Даннагер. Это нечестно. Это прямая дискриминация. Я ничуть не хуже этих ребят. Мне тоже положена моя доля этого металла.
Молодой человек посмотрел на него.
— На той неделе я был в Пенсильвании, — сказал он. — И видел завод Риардена. Вот где кипит работа! Там строят четыре новых конвертора и собираются сделать еще шесть… Шесть новых печей… — Он посмотрел на юг. — За последние пять лет на Атлантическом побережье никто не построил и одной печи…
Фигура его вырисовывалась на фоне небес над покрытым чехлом двигателем, юноша вглядывался в сумерки с желанием и готовностью: так смотрят на что-то далекое и долгожданное.
— Там работают… — проговорил он.
А потом улыбка внезапно исчезла с его лица; он сильно дернул цепь — первая ошибка в привычной череде уверенных, профессиональных действий: в нем явно проснулся гнев.
Мистер Моуэн поглядел в сторону горизонта, на конвейер, колеса, дым, мирно плывший в вечернем воздухе в сторону прятавшегося позади заката Нью-Йорка, и ощутил некоторое облегчение при мысли об этом городе, замкнутом в кольцо священных огней, дымовых труб, газгольдеров и линий высоковольтных электропередач. Он ощущал энергию, протекавшую через каждое мрачное сооружение столь хорошо знакомой ему улицы; ему нравилась фигура этого молодого человека, так ладно и уверенно работавшего там, наверху, в движениях его было нечто ободряющее, нечто родственное этому горизонту… И все же мистер Моуэн был встревожен тем, что чувствует, как где-то ширится трещина, прорезающая прочные, вечные стены.
— Что-то надо делать, — пробормотал мистер Моуэн. — На прошлой неделе один из моих друзей отошел от дел — он был нефтепромышленником и имел пару скважин в Оклахоме — потому что не смог конкурировать с Эллисом Уайэттом. Это нечестно. Надо, чтобы у маленьких людей оставался свой шанс. Следовало бы ограничить объем добычи Уайэтта. Нельзя позволять заливать рынок нефтью, вытесняя всех остальных… Вчера я застрял в Нью-Йорке, пришлось бросить машину там и приехать на пригородном поезде, потому что мне не удалось найти бензина, говорят, что в городе его не хватает… неправильно это. Надо что-то делать…
Поглядев на линию горизонта, мистер Моуэн попытался понять, что же именно угрожает ей, кто губит ее.
— И что же вы предлагаете делать? — спросил молодой человек.
— Кто… я-то? — отозвался мистер Моуэн. — Не знаю. Я человек маленький. Не мне решать проблемы целой страны. Я просто хочу заработать себе на жизнь. Мне понятно только одно: кто-то должен разобраться в этом деле… Все идет не так… Послушай, а как тебя зовут?
— Оуэн Келлог.
— Слушай, Келлог, и что, по-твоему, происходит в мире?
— Мое мнение не будет вам интересно.
На далекой башне загудел гудок, сзывающий на ночную смену, и мистер Моуэн понял, что уже поздно. Он вздохнул, застегнул пальто и повернулся, чтобы уйти.
— Ну, кое-что все-таки делается, — проговорил он. — Предпринимаются определенные шаги. Конструктивные шаги. Законодатели приняли Билль, предоставляющий более широкие права Бюро экономического планирования и национальных ресурсов. Верховным координатором назначили очень толкового человека. Не могу сказать, чтобы я слышал о нем раньше, но газеты уверяют, что от него можно ждать многого. Его имя — Уэсли Моуч.
Стоя возле окна своей гостиной, Дагни смотрела на город. Было уже поздно, и городские огни напоминали последние искорки, тлеющие среди черных угольев костра. В душе ее царила тишина; ей хотелось удержать разум в покое, чтобы заново пережить все эмоции, еще раз пройти через каждое событие промчавшегося мимо месяца. У нее не оставалось времени радоваться или печалиться возвращению в свой кабинет в здании «Таггерт Трансконтинентал»; дел накопилось столько, что она совершенно забыла о недавней ссылке. Она не помнила, что сказал Джим по поводу ее возвращения, и высказывался ли он вообще. Ее интересовало мнение одного-единственного человека, и она позвонила в отель «Уэйн Фолкленд», однако ей ответили, что сеньор Франсиско д’Анкония вернулся домой в Буэнос-Айрес.
