Виа Долороза - Парфенов Сергей (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Говорил он с окающим говорком, с каким обычно разговаривал на публике, выговаривая букву "г" почти как "х", и почти каждое слово сопровождая жестом ладони, словно это помогало лучше его понять. Продолжая говорить, Михайлов не отводил тревожного, внимательного взгляда от входа в здание – ждал появления Бельцина. Наконец из стеклянных дверей показался хозяин Белого дома, – высокий и подтянутый, после произошедших событий он стал как будто еще выше. Он подошел к Михайлову и с каким-то особым, повышенным чувством собственного достоинства поздоровался. И хотя в его приветственных словах теперь проскальзывали отсутствующие ранее высокомерные нотки, у Михайлова отлегло от сердца. "Все нормально! – подумал он. – Все нормально!"
Покончив с официозом взаимных поздравлений, Бельцин повел Михайлова в зал заседаний Верховного Совета России. Заполненный зал встретил президента Союза весьма сдержанно – совсем не так, как раньше, на Пленумах ЦК, – бурей восторга и шквалом аплодисментов. На сей раз ему достались лишь редкие и жидкие хлопки…
Михайлов подошел к трибуне и привычно стал говорить о победившей демократии, об общих усилиях союзной и Российской власти на непростом, тернистом пути либеральных преобразований.
– Я не побоюсь этих слов, – вещал он с трибуны, – но путч ещё больше сплотил нас, объединил все демократические силы страны, заставил нас многое переосмыслить, и многое переоценить. Скажу больше, – я вернулся в совершенно другую страну и сам я уже не тот, каким уезжал отсюда несколько дней назад…
Но за всей этой словесной трескотней Михайлов даже не обратил он внимание и на то, что Бельцин сидит в президиуме какой-то нахохлившийся и настороженный – он словно ждет чего-то. Неожиданно на сцене из-за кулис появился Харитонов. Осторожно подкравшись к Бельцину, он что-то возбужденно зашептал ему на ухо. Бельцин кивнул, достал из пиджака толстую авторучку и старательно, длинным росчерком подписал перед собой какой-то документ. Затем поднялся, взял со стола подписанный лист и направился к трибуне. На губах у него блуждала иезуитская улыбка. Михайлов, почувствовав неладное, осекся на полуслове и изумленно уставился на приближающегося к нему российского президента. Подойдя к трибуне, Бельцин повернул к себе микрофон и громко произнес:
– Уважаемые депутаты! Только что я подписал Указ о приостановлении деятельности Коммунистической партии Советского Союза на территории России!
Большой зал изумленно охнул, зашевелился тревожно и пошел неровными волнами. Бельцин поднял руку, призывая зал к спокойствию.
– Указ вступает в силу с момента его подписания! В настоящий момент исполнение этого Указа уже началось! Мною дано указание Центральному банку России перевести денежные средства со всех счетов компартии, включая региональные, областные и прочие, на счета федеральных органов власти! Кроме того… Сейчас в Москве уже началась передача под юрисдикцию России зданий и сооружений, принадлежащих КПСС. Поэтому считаю, что с этого момента КПСС свою деятельность в Российской Федерации прекратила!
Это был даже не нокаут, это было хорошо спланированное политическое убийство! Пока у КПСС ещё оставались деньги, здания, помещения ещё оставалась надежда, что все можно отменить, вернуть, подать апелляцию в Верховный суд. Но когда уже нет ни имущества, ни парткомов, ни партийных касс – значит, нет и самой КПСС! А обратно, как известно, покойников не носят… Михайлов, едва придя в себя от пережитого шока, попытался что-то слабо возразить, забыв даже про свое привычное гыкание:
– Владимир Николаевич! Так нельзя… Считаю решение несогласованным! Оно может вызвать волну антикоммунистической истерии… Привести не только к нарушению закона, но и подрыву демократического согласия в обществе.
Но Бельцин лишь снисходительно махнул в его сторону рукой – полно, мол, Алексей Сергеевич, полно… Дело сделано…
О том, что было потом Михайлову не хотелось даже вспоминать…
Зал неистовствовал – депутаты повскакивали со своих мест, президиум на сцене смешался, – кругом ликование, восторг и аплодисменты. В начавшейся суматохе Бельцина окружили и, поздравляя, повели куда-то, а растерянный Михайлов так и остался неприкаянно стоять у трибуны. Перед тем как уехать в Кремль, он все же решил попробовать что-то изменить и самолично направился в кабинет к Бельцину.
– Что вы делаете, Владимир Николаевич? – первое, что он сказал, едва успев открыть дверь кабинета российского президента. Стоявший у президентского стола Чугай взглянул на него и презрительно отвернулся.
– Что я делаю? – свирепо переспросил Бельцин, вырастая из-за президентского стола тяжелой грозной глыбой. – Нет, это что вы делаете?
При этом взгляд его холодных серых глаз был настолько яростен и непримирим, что в голове у президента Союза заметались тревожные и смутные догадки: "Неужели ему что-то стало известно? Не поддаваться! Не поддаваться и все отрицать…" От этих мрачных мыслей белоснежная сорочка у Михайлова мгновенно взмокла и горячим горчичником прилипла к спине. Бельцин между тем с раскаленной желчью в голосе продолжал:
– Сегодня без согласования со мной вы назначили министром обороны ближайшего сподвижника Вязова! (У Михайлова облегченно отлегло от сердца и он обессилено вздохнул.) А председателем КГБ поставили одного из участников путча, человека Крюкова! Нет, так дело не пойдет! У нас с вами уже есть горький опыт… Прошу теперь все кадровые изменения – только по согласованию со мной! А этих надо сменить!
Михайлов неторопливо достал из кармана отутюженный батистовый платок и обстоятельно обтер вспотевшую лысину. Подумал успокоено – "Зря переволновался…", а потом, убрав платок обратно, расплылся в умиротворенной улыбке:
– Хорошо, я обещаю разобраться, Владимир Николаевич…
Но Бельцин обжег его тугим и гневным взглядом и, наморщив тяжелый нос, бросил бесцеремонно:
– Нет! Или вы сейчас звоните начальнику Генштаба и говорите ему, что он уже не министр или я иду в парламент и говорю, что союзное руководство путч ничему не научил!
Михайлов растерянно замер – "Что за тон?!". Он уже раскрыл было рот, чтобы возмутиться, но Бельцин решительно протянул ему трубку:
– Звоните! – и потом уже более настойчиво. – Звоните, Алексей Михайлович! Ни вам, ни мне конфронтация не нужна!
Михайлов оскорблено засопел, взглянул на протягиваемую трубку так, как будто в руке у Бельцина была зажата гадюка, и понял, что проиграл! Его план, который он, казалось, так тщательно спланировал и выпестовал – провалился… И провалился по вине этих безмозглых идиотов, этих кретинов-министров, которые возомнили себя спасителями Отечества! В итоге его же, Михайлова, берут за горло! Чугай, сунув руки в карманы, обернулся и в брезгливой усмешке скривил тонкие губы. Кровь горячей волной прилила Михайлову к лицу и заалела на темени яркой, багровой отметиной. Он упрямо сжал рот, но быстро взял себя в руки – теперь ему уже ничего не оставалось, как звонить в Кремль и отменять свои прежние назначения, – конфронтация ему, действительно, была сейчас ни к чему. Принимая из рук Бельцина трубку, он, успокаивая себя, подумал: "Ничего! Помнится де Голь в свое время сказал: "Мы проиграли сражение, но не проиграли войну!". О почившей коммунистической партии он в тот момент уже не вспоминал…
Новым министром обороны в тот же день был назначен Главком ВВС Василий Шапкин…
С тех драматических летних событий прошло всего несколько дней, а стремительный ветер перемен уже неумолимо стирал атрибуты прежней жизни…
С фасадов домов и с крыш, как-то сами собой незаметно стали исчезать такие привычные глазу лозунги, как "СЛАВА КПСС" и "НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ", а старым городам и улицам, вместо идеологически выдержанных имен начали возвращать их прежние названия. В газетах и журналах все чаще и чаще замелькали такие слова, как "суверенитет" и "частная собственность", а словом "план", похоже, теперь пользовались лишь наркоманы, которых, как ни странно, оказалось не так уж и мало. Впрочем… Это были лишь мелкие и досадные издержки демократии. Большинство советских граждан с искренней и наивной доверчивостью полагали, что страна очистилась от сковывавшей её плесени и вот-вот стремительно рванется вперед. И никогда ещё светлое будущее не казалось им таким близким и столь легко осуществимым…
