Костры ночных Карпат - Близнюк Семен (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Бесшумной тенью в кабинет проскользнул адъютант, положил на стол чёрную папку — к подписи. Байноци раскрыл её, прочитал: «Приговор…».
— Это интересно, — гость, поднявшись, заглянул через его плечо. — Вот видите, и для них нужны места в лагерях. А ведь там тесно, очень тесно.
Начальник штаба молча написал: «Приговор подлежит исполнению. Байноци, генерал-полковник. Будапешт, 3 марта 1943 года».
Гудели эшелоны, по горам катилось гулкое эхо. Шёл май 1945 года. На небольшой закарпатской станции у перевала из одного такого эшелона, расцвеченного плакатами и зелёными ветвями, сошли двое. И у высокого худого человека и у его товарища — коренастого, приземистого — глубоко запали глаза. Василь Яцко да Иван Канюк возвращались в родные места. Встретились они в дороге случайно, попутным составом добрались на Верховину — в Воловец. Со станции сразу ушли в горы. Дело у них было неотложное…
Микулец и Рущак ещё тогда, после трибунала, говорили своим побратимам: «Кто останется в живых — пусть разыщет этого иуду, этого Ясинку. Чтобы он все получил сполна». И Охотник, и Явор погибли: один — в Дахау, другой — в Даутмергене…
Спешили Яцко с Канюком, очень спешили. По знакомым тропам провёл Яцко товарища в Нижнее Студёное, где был дом Ясинки. Канюк остался на улице, Яцко поднялся на крыльцо. Дверь легко открылась… Через минуту Василь вышел, огорчённо вздохнул:
— Нет этого гада. Нет — и все!
Они зашли в штаб народной дружины. Сказали, кого ищут.
— Опоздали, товарищи, — ответил дежурный. — Пропал бывший нотарь. Уже и сами мы пытались выяснить, где он. Говорят, прикончили его где-то в горах: не вам одним он принёс беду.
…Об этом рассказал Иван Канюк, когда мы отправились по следу военно-разведывательпой группы Микулнца — Рущака. Судьба самого Канюка сложилась интересно.
После суда на другой же день отправили в Ужгород — на «очную ставку» с Дмитром Маснюком, которого тогда заподозрили в участии в диверсионной группе. Тюрьма была уже переполнена, и арестованных держали в еврейской гимназии. Снова допросы, снова пытки. В первый же день, когда в зале-камере Канюка заставили вместе с другими узниками сидеть «по-турецки», он услышал шёпот: кто-то сообщал, что хустского Козичку замучили насмерть. Канюк сообразил, что этим горьким фактором можно поневоле воспользоваться, и на «очной ставка» заявил, что насколько знает, за оружие отвечал Козичка.
— Где же он сейчас? — взял на мушку капитан с закатанными рукавами рубашки.
— Я восемнадцать месяцев в тюрьме — откуда мне знатъ? — выкрутился Канюк.
Это обвинение в конце концов сняли. Но нашли другое: Маснюк над Тисой обучал молодёжь стрельбе, готовил партизан. Канюк и тут придумал выход: подозреваемого удалось оправдать тем, что он не служил в армии, поэтому стрелять не умел.
Прошло, однако, целых 75 дней… да и ночей (одну из них надо было спать на левом боку, другую — на правом, лёжа просто на голом полу), пока Маснюк был освобождён, а Канюк доставлен снова в Будапешт.
Из тюрьмы-крепости Вац отправили в лагерь под Кечкеметом. Оттуда бежал, скрывался у подпольщиков. Когда пришли советские войска, попросился в армию, чтобы воевать — мстить врагам с оружием в руках. Красным воином и встретил день Победы. После войны он долгое время учительствовал. Ныне проживает в братской Чехословакии.
Буштина. Посёлок, где были основные явки разведгруппы. В отделе рабочего снабжения лесокомбината встретили мы Юрия Ивановича Грицюка. Время посеребрило его волосы, на лице — старые шрамы: остались следы пыток.
Долго собирался он с рассказом, вороша нелёгкие воспоминания. Проводил к Теребле — показал площадку, которую подобрала группа, чтобы принять советский самолёт. По дороге рассказал:
— Из тюрьмы в Ваце заключённых переводили в лагеря. Ночью нас загнали в товарный вагон. Набили туда больше сотни человек. Вижу, Рущак и Микулец — тут же. Поддерживают под руки друг друга. Протиснулся к ним, чувствую — задыхаюсь. Те, что послабее, погибали, пока шёл эшелон. Через неделю заключённых начали сортировать. Рущака и Микульца, которые вовсе обессилели, отправили в Дахау, меня вместе с другими, кто ещё мог стоять на ногах, повезли в рабочий лагерь. Оттуда попал я в концлагерь Алтхаузен — это было в Австрии… Чудом остался жить…
Мы слушали молча.
— Вот какое поле здесь теперь, —Грицюк нас вывел на долину, засаженную яблонями. — То самое. Я ведь тогда, когда шёл к границе, о нём и не ведал… На суде Микола все на это напирал: в последний момент думал, как выручить друзей. О себе не заботился…
Здесь же, в Буштине, в доме № 525 на улице Борканюка, живёт жена Петра Микульца — Юлия Юрьевна. Работала она в местном садсовхозе, где многие годы была звеньевой.
— После ареста Петра, — рассказала женщина, — фашисты все забрали из хаты — и вещи, и книги, и даже семейные фотографии. Оставили одни голые стены. Били и меня, пытались что-то выведать. А я о Петровых делах, откровенно говоря, ничего и не знала…
Живут в Буштине братья Миколы Рущака: старший, Юрко, — пенсионер, младший, Иван — медик. Они сохранили единственную фотографию Миколы — прятали её во время оккупации.
А в Хусте, в том же доме на бывшей улице Сечени, ныне улице Ивана Франко, проживает Христипа Ивановна — жена Рущака. Только не во флигеле, а в хозяйской квартире. У неё осталось несколько скупых Миколиных писем, доставленных друзьями из Ваца: каждая строка, написанная Миколой, — свидетельство его твёрдости, его мужества…
Долго пришлось разыскивать Рысь — Михаила Томаша. Всё объяснилось просто: Томаш — была фамилия его матери. Теперь Михаил Михайлович Томаш-Дуйчак па пенсии. Он коммунист, окончил вуз и много лет руководил крупным закарпатским лесокомбинатом…
В последние годы мукачевцы часто видели на улице старого человека с неизменной спутницей — палкой. В любую погоду он приходил в центр, усаживался в сквере на скамейке, вёл неторопливый разговор с одногодками. Улица Мира была любимой улицей Федора Борисовича Ингбера. Встретились мы здесь же, среди цветущих роз. Затем старый коммунист пригласил к себе домой, и мы убедились, как свежа и точна была память профессионального революционера. Дома он показывал различные листовки, вырезки из газет. И рассказывал…
Просидел в сырых застенках Ваца целых 17 месяцев. Затем попал в лагерь близ Секешфехервара. Здесь томились пленные советские солдаты и венгерские коммунисты, партизаны из Сербии и подпольщики из Словакии. Группа освобождения, в которую входил и он, Ингбер, организовала побег, а потом в Будапеште создала подпольный интернациональный отряд. Как и Канюк, Ингбер после освобождения стал советским воином, подбил два гитлеровских танка, был тяжело ранен.
…Кажется, так же молодо бурлит горная Теребля, как и десятки лет назад. Чем выше — тем быстрее, яростнее воды этой речки. Неподалёку от Синевирского озера, где она берет своё начало, — десятки новых троп — не тех, по которым ходили разведчики. Туристские тропинки пролегли от озера в древние леса. Бродят по ним молодые люди из Прибалтики и Сибири, Молдавии и Казахстана… На пути одного из известных туристских маршрутов, в минутах ходьбы от озера, стоит домик Василия Яцко.
Время, испытания, кажется, не коснулись этого человека — живо блестят глаза. Когда говорит, кажется, минуты не усидит на месте. И впрямь — Быстрый…
Василий Яковлевич рассказывает больше о боевых друзьях, о себе — неохотно:
— А что тут такого — по горам ходить! Кто тут вырос, тот знает все тропы. Говорите, рисковал? Ну, а как же воевать без риска. Без риска нельзя… Боялся, конечно. Особенно переживал тогда, в мае сорок первого, когда нёс через границу Гусеву последние сведения. Да…
После войны Василий Яцко работал начальником местного лесопункта. Вырастил трёх сыновей.
— Дедом уже стал, — улыбается человек из легенды, — внуки вот пошли. Жизнь начинается сначала…
ТАЙНА СИНИХ БЕСКИД
Пожалуй, ничем не примечателен тот Бескид — маленькая станция в Карпатах. Разве что своим поэтическим именем, полученным станцией от синеющих горных великанов. Их так и называют синими Бескидами. Поезд здесь обычно замедляет ход — впереди длинные тоннели. Потом легко спускается вниз, к Воловцу — известному в Карпатах туристскому центру.
