Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Петя!
Боцман обнял жену, поцеловал и басом, напирая на «о», спросил:
— Здорова ли ты, послушна ли ты по старому, постоянная моя половинушка Онюта?
Аннушка засмеялась. Она прижалась к мужу, провела ладонью по гладко выбритым щекам, усам, вдохнула запах одеколона. Полмесяца не показывался муженек, думала, придет усталый, разбитый, грязный. А он ишь, какой красавчик, любо-дорого взглянуть на такого, как всегда начищен, наглажен, прямо франт франтом. И заторопила, по-деревенски окая волжским своим говорком:
— Ну проходи скорей, проходи, чего застрял в прихожке? С утра сижу одна, соседей никого нет, уехали в город за продуктами. Хотела с ними тоже, но как чувствовала, что ты приедешь. Вот, дождалась.
Она снова прижалась, поудобнее устроила голову у него на груди, прошептала:
— Пришел.
Петр Иванович легко поднял ее на руки, зарылся носом в мягкие, завитые кудряшки и замер, переполненный внезапно прорезавшейся острой жалостью к жене. Лично он не смог бы долго выдержать без своего корабля и забот по службе. Он представил, как однообразна жизнь ее в закрытом гарнизоне, в этом вечном ожидании. Ни тебе на работу устроиться, ни сходить куда.
Он виновато пробормотал:
— Скучала?
— Ага. Я уж думала, что вы снова ушли в море. Как-то увидела знакомую, спросила, нет, говорит, не ушли, стоят, красятся.
Аннушка крепко обхватила мощную шею мужа и притихла. Потом она засмеялась, откинула голову и таким нестерпимо синим сиянием глаз обдала Петра Ивановича, что в висках у него застучало и в горле пересохло.
Она поцеловала его в щеку, потерлась носом о шелковистые усы, засмеялась от щекотки, хотела что-то сказать, но не успела, закрыли ее рот жадным поцелуем.
Осторожно, как драгоценность понес он тяжко обвисшую Аннушку в комнату. Аннушка пахла родным, знакомым, но чуточку подзабытым и от этого еще более желанным запахом крепкой, здоровой женщины.
Она лежала с закрытыми глазами, высоко подняв в ожидании брови и эту милую ее привычку поворачивать голову чуть-чуть вбок, и тихую неисчезающую улыбку он узнавал заново, и сердце его гнало кровь мощными толчками.
Жалобно заныл пружинами старенький диван. Ничего больше не существовало на свете, кроме любимого человека…
* * *
Виктор Зверев проводил сошедшего с корабля лучезарной улыбкой. Он очень обрадовался. Что и говорить, легче, намного свободней дышится, когда нет начальства. Для срочной службы есть особая, ни с чем не сравнимая прелесть попахивающей анархией вседозволенности, когда матрос предоставлен самому себе. Пусть он, Зверев, как дежурный боцман подчиняется сегодня дежурному по кораблю, а не Петрусенко, все равно приятно морской душеньке.
От полноты счастья матрос сбацал на гулкой палубе «Яблочко». Стук каблуков рассыпался четкой дробью. Белая полоса жизни началась.
Гуляй не хочу, вот как здорово! Можно делать все, что хочешь. Например, пойти и сколько угодно точить лясы с корешами. Или просто лечь и лежать, ни о чем не думая. Вот сидит сейчас Иваныч дома, распивает чаи с пирогами, а он, Витек, волен отдыхать так, как именно ему хочется.
Родилась мысль поделиться радостью с первым встречным. Матрос был уверен, что отсутствие главного боцмана должно вызвать у каждого человека такой же восторг, какой ощущает школьник при отсутствии учителя. Во всяком случае, весть вызовет вздох облегчения у многих, в этом Зверев не сомневался. Это, как говорится, к бабке не ходи. Значит, он просто не имеет права молчать.
На вертолетной палубе никого не было. После ухода Петрусенко куда-то исчезли Гоча и Коняшка, остался лишь командир вахтенного поста у трапа. Виктор подошел:
— Видал, как наш гулять отправился?
Тот завистливо вздохнул:
— Живут же люди!
Конечно, эти слова предназначались лично Петру Ивановичу в последнюю очередь. Он сошел на земную твердь впервые за многие недели. О себе думал находящийся в наряде моряк. Стой тут у трапа понимаешь, как попка, а мог бы и он записаться в увольнение. Мороженое там скушать, на девчат посмотреть, формой морской пощеголять — очень, очень много удовольствий можно получить, когда ты не на корабле.
Виктору ответ все же понравился. Он сбил берет на затылок так, чтобы чубчик из под него торчал и вразвалку зашагал по вертолетной площадке. В небольшой его фигуре пела каждая жилочка. Он был счастлив. Мысль работала в заданном направлении и это радовало.
Душе хотелось простора, и она должна получить его. Сход главного боцмана корабля является событием корабельного масштаба. Это надо отметить самым конкретным образом. Выпить бы, да нечего. За неимением возможности эта соблазнительная для него версия отпала. Травки бы курнуть, ну, может таблетками разжиться. Нет ничего.
Эх, да чем хуже просто залезть в шхеру самого дальнего корабельного помещения, забиться в укромное местечко и посидеть там без всяких забот. Чтобы рядом ни одного. Чтобы отдохнуть от разных Абросимовых, Силагадзе-Гоглидзе, чтобы ни Иванычей, ни Коняшек, никого. Имеет человек на это право?
Стоп! А дежурный по кораблю? Если взбредет ему в голову дать команду спустить катер? Сразу понадобится дежурный боцман. Или вдруг подползет к борту какая-нибудь лохань с топливом. Тоже поднимется вой: дежурному боцману наверх, где он и вообще, кто сегодня несет вахту в боцманской команде? Без этого такие вещи не обходятся. Долго потом придется горбатиться за миг свободы. А если кто-нибудь из офицеров или даже просто дежурный по низам захотят вызвать его?
Зверев поскреб в затылке. Всего несколько минут назад он буквально кипел от радости, ему казалось, что дежурство ни в коей мере не может ее уменьшить, а как вспомнил про дела обыденные, так всего и передернуло, как после стакана дрянного вина.
Вот уж точно, нет совершенства в мире, философски подумал он. Кто из великих родил это выражение, по какому поводу, Виктор не знал, да ему это совсем было ни к чему. Главное, что разнотык получился. Чего бы сегодня не выпал черед нести вахту другому? Иваныч ушел домой, в кои века это бывает, а тут не можешь позволить себе простую человеческую слабость.
Он подошел к леерному ограждению. За бортом плескалась изумрудная волна, она ласково гладила сталь, такая беззаботная и нежная. В глубине мелькнула стайка мелкой корюшки типа малоротки или писуча. Виктор иной раз любил преступить установленную на военных кораблях традицию, ловил рыбку, а потом вялил ее в укромных местах, жирненькую, в меру просоленную и с тоской вспоминал о пивных киосках. Спуститься в кубрик за спрятанным в наматраснике самодуром? Да, ну ее, рыбалку эту.
Черт, как не везет!
Впрочем, боцман расстраивался недолго. В возбужденном состоянии его голова работала на повышенных оборотах и выдавала по нескольку выходов сразу из любого, даже самого затруднительного положения. Знай, выбирай, хозяин, варианты на вкус. Зверев много раз испытывал это удивительное ее свойство и всегда полагался на свой, как он выражался «шарабан» — вывезет!
Дежурный боцман согласно Корабельному уставу отвечает за выполнение правил морской практики и соблюдение мер безопасности при проведении работ на верхней палубе. Это положение матрос Зверев знал назубок и, повторяя его, двинулся в путь, тем более, что выполнить эту букву закона было легко. Сегодня бесцельно шатающихся, да и вообще никого из сотни матросов на верхней палубе не наблюдалось. Кому охота смотреть, как сходят на берег счастливчики-увольняющиеся. Никаких работ по случаю выходного дня на корабле не проводили. Значит, правила морской практики и меры безопасности не нарушались. Оставалось проверить состояние такелажа, это тоже не столь уж обременительно.
Виктор прошелся по шкафуту по направлению к баку. Швартовы не провисали, крепления тоже вели себя надлежащим образом. Он даже немного разочаровался. Несешь, понимаешь, службу самоотверженно, можно сказать горишь на ней, но в такие моменты почему-то ничего не случается.
